Золотая крыса

– Взаимно. – Он вынул из стаканчика салфетку с резными краями и вытер лоб. – Мы оба охотились на безрыбье…

– Так зачем ты меня позвал, Илюшенька? А то время идет, а мы все еще церемонию обнюхивания не завершили. Чего хотел-то? Денег занять? Так я бы рада, да тумбочка с твоим уходом опустела. Кстати, у Сонечки принтер сломался, а Анечка хочет пойти на курсы дизайнеров. Если захочешь помочь… изыщешь возможность, будем благодарны.

– Про занять я понял: это ты – чтобы укусить в очередной раз? Знаешь ведь, что у женщин я не занимаю.

– Мужской шовинизм в сахарной пудре джентльменства? За это я тебя, Кац, и бросила. Шовинизм – это не когда не занимают, а когда возводят это в принцип да еще и помахивают перед носом у униженного. Каким ты был, таким остался… Ладно, мне некогда. Выкладывай, чего хотел.

– Мы тут, группа сотрудников, едем в отпуск на пару недель. Все детей берут, вот и я решил… Может, отпустишь девочек со мной?

– Да я не против, но они, боюсь, не согласятся. У них купальники уже старенькие, и джинсы потерлись или малы. Я не успею их одеть, даже если б могла.

– Это не твоя забота. Раз я их везу… – Илья расплатился с официантом, встал и махнул ей рукой. – Счастливо!

– Мне еще чашечку кофе с ликером, – попросила она официанта и закинула ногу на ногу. А если бы пошла следом за ним, то увидела бы, что, прежде чем покинуть кафе, он вошел в туалет и никогда уже тот Кац – неприбранный, неухоженный, помятый – оттуда не вышел. Зато вышел красивый подтянутый джентльмен в белой шляпе, светлом летнем костюме с иголочки, в новеньких туфлях в тон костюма. Если бы вошла в мужской туалет, то обнаружила бы в мусорной корзине мешок со знакомой клетчатой рубашкой, мешковатыми брюками и старыми нечищеными ботинками. А если бы мушкой укрылась в его усах, то увидела бы, что, быстро надев на безымянный палец обручальное кольцо, он подошел к стоящей за углом серебристой Ауди, в которой сидели три красотки: две совсем юные, как две капли похожие друг на друга и на него, и одна лет тридцати, – поцеловал всех по очереди и сел за руль под их одновременное «ура!», «салют, Ла-Вегас» и «дожить бы до полуночи!», заглушаемое радостными аплодисментами. А еще она увидела бы, что он достал из кармана разрешение на выезд в Штаты на ПМЖ – на всех четверых, и паспорта с готовыми визами.

– Ну как все прошло? Долго уламывал? – глядя в зеркальце и подправляя помаду после поцелуя, спросила старшая.

– О чем ты? Рада, по-моему. Ей себя бы прокормить… Прав я был, что оделся попроще: не хотел причинять ей лишней боли.

А если бы ему вдруг понадобилось вернуться, например, за оставленной в кармане старой рубашки кредитной карточкой, он увидел бы, что из женского туалета вышла модная красотка средних лет, стильно одетая, на каблучках, с аккуратным макияжем на лице и с колечком на безымянном пальце. Эта красотка изящной походкой прошла к стоящему справа от входа в кафе черному лимузину, оттуда выскочил идеальный мужчина, седоватый, в очках, прекрасно одетый, открыл перед ней дверь, усадил и сел на водительское место. Плавно нажав на газ, он поцеловал ее и спросил: «Я вижу, все отлично? Теперь куда?» – и как она ответила: «Ты же знаешь мое сегодняшнее расписание, милый: квартира, транспорт, телефон, долги. Но, прежде всего, конечно, квартира. Все-таки покупаем обе, ты не против? На Тверской и на Юго-Западе. И, конечно, офис на Новом Арбате. Потом едем выбирать тебе выходной автомобиль. У меня красная Феррари, давай тебе купим желтую? Не хочешь? Тогда еще один джип, только посветлее, к твоему бледно-зеленому костюму. Затем – в старый офис: мне прислали на выбор пять «Айфонов». Мой нынешний устарел: я его прошлым летом купила. Твоему чуть меньше, но тоже старичишка.

А напоследок займемся долгами. Шесть миллионов с процентами мне должны Стоцкие, два с половиной – Ирка Бубнова и по мелочи, миллионов на шестнадцать, еще несколько человек. Сегодня первое, срок отдачи!

Вместо ответа он снова поцеловал ее.

– Мне его так жалко, по-моему, этот дурачок все еще сохнет по мне! Он такой несчастный, никому не нужный, неухоженный. Правильно я сделала, что не выпендрилась. Где только Ирка откопала это старье… Но не добивать же человека? У него и так жизнь по швам трещит.

И в третий раз ответом был поцелуй.

– Так, главное дело сделано: девчонки пристроены. Я сама хотела его просить побыть с ними, а тут… Итак, делаем дела и – в аэропорт. Рейс в полночь, верно? В прошлый раз в Лас-Вегасе мне не повезло, но сегодня… Ведь деньги к деньгам!

Клятвопреступники

Их было пятеро. Вернее, нас было шестеро. Тех, кто год назад на этой самой кухне, клялся и божился в первый день нового года вступить в новую жизнь. Если уж евреи смогли избавиться от многолетнего египетского рабства, неужели мы – еще не старики, но ведь уже не дети – не сможем избавиться от собственных дурных привычек?

…Случай свел их у моего домофона в одну и ту же минуту, хотя Ольга шла к подъезду со стороны улицы Роз, Наталья – со стороны Солнечного бульвара, Виктор приехал на лизинговой Мазде известного цвета, Валентина перебежала из дома напротив, Игорь курил на лавочке у соседнего подъезда, тщетно пытаясь вспомнить сначала – номер моей квартиры, потом – номер моего телефона. Его счастье, что хотя бы номер дома не перепутал, иначе так и прокукарекал бы до утра…

Ну а я… я сидела у окна и с тревогой вслушивалась в пение домофонного сигнала, словно по его мажорным или минорным звукам могла опеределить, с чем идут ко мне гости. Я-то втайне надеялась, что их внесут, говоря аллегорически, на боевых щитах, в то время как мечи останутся у входа в подъезд… рядом с моим. За ненадобностью. Так оно и вышло.

По их виновато-смущенным улыбочкам я с облегчением поняла: моего полку прибыло. Виктор так и не избавился от своего животика, тогда как Ольга, наоборот, так им и не обзавелась! Наталья усиленно прятала обгрызенные ногти и чудовищные признаки самострига на голове. Валентина смущалась и норовила сесть в самый темный угол, чтобы мы не заметили свежего кровоподтека на ее скуле и синяков на руках. Игорь тоже не выглядел победителем, хотя на его лице не было синяков, аккуратно подстриженные ногти сверкали чистотой, на идеальной фигуре идеально сидел идеально подобранный костюм, из кармашка пиджака торчал кипенно белый платочек, а в руках он держал три розы: белую, алую и чайную. Мне досталась чайная…

– Ну-с, начнем заседание! – сурово изрекла я на правах хозяйки, только что сытно и вкусно накормившей гостей. – Если я правильно понимаю, хвастаться вам нечем! То есть… нам. – Я недаром спохватилась: ведь тоже не исполнила данного год назад обета.

– С тебя и начнем! – с полуоборота завелась Ольга. Вот и корми их после этого ресторанными деликатесами. Надо было сухарей насушить и чтобы водой послащенной их запивали!

– Я скажу, – выручил меня Виктор. – Честно признаюсь: сбросил килограмм, и то потому, что не завтракал сегодня: боялся, что на весы меня взгромоздите!

– То-то ты сейчас три порции блинчиков умял! И еще у меня полпорции выцыганил, – толкнула его кулачком в плечо Наталья.

– А потому что нет у меня в жизни других радостей. Тебя от телевизора не оторвать, Леля по заграницам разъезжает, Игорек с бутылочкой не расстается, Валентина то поссорится с милым, то помирится, что после хорошей ссоры, говорят, особенно сладко! Есть тут у нас еще компьютерные наркоманы, – он кивнул в мою сторону, – а мне что остается? Зрение у меня – сами знаете: с собственной физиономией в зеркале порой здороваюсь. Значит телевизор, компьютер, книги, газеты-журналы из моей жизни исключены. Жены у меня нет, детей тоже. Пить мне врачи запрещают, да и какой из меня питух? Не люблю я это дело. Остается самый верный и преданный друг – еда! В ней столько еще неизведанного…

– …неизъеденного, скажи! А жизнь тем временем мимо проносится! – В голосе Натальи прозвучали прокурорские нотки, но она взяла себя в руки и спрятала за спину сурово поднятый указательный палец с обгрызенным ногтем и юркнула за спину Игоря.

– А ну-ка покажи нам свои ногти! Давай-давай, не прячь! А ведь божилась! Какой мужчина остановит на тебе свой выбор, когда вокруг столько дам с красивой прической и ухоженными ноготочками? И под юбкой, сознайся, зеленые панталоны с начесом, а не кружевное белье, к которому хочется прикоснуться мужской ладони?

Наталья машинально прижала юбку к коленям, словно боялась, что мы силой задерем ей подол и явим миру ее позор цвета апрельской травки или поросячьего пятачка.

– Начинать новую жизнь нужно, когда у тебя есть на примете интересная особь мужского пола. Ну что толку, что пару месяцев я носила обувь от Стюарта Вейцмана и белье нежнее лебяжьего пуха? Ни одна собака, я имею в виду кобелей, не взглянула. И ногти у меня были длинными и красивыми, и прическу я сделала в дорогом салоне. А дальше-то что? Да и накладно это. Нужно, чтобы кто-то женщину обеспечивал, тогда у нее белье будет от лучших кутюрье!

– Все наоборот! Почувствуй себя женщиной, сама наслаждайся тем, во что одето твое тело, люби себя, лелей, тогда у тебя рядом непременно появится рыцарь!

– Вы послушайте, кто эту тираду произнес! Наша Валентина, у которой такой рыцарь уже появился и именно на ее физиономии отрабатывает удары для будущих турниров в честь прекрасной дамы… с фингалом! – Ольга не удержалась и захохотала!

– Зато у меня дети есть, которые и утешат, и порадуют, и душу согреют. А кто-то обещал нам родить ребеночка к концу года. И где он? Рассосался? – Валентина тряхнула головой, призывая остальных присоединиться к ее праведному гневу, сверкнув желтеющим синяком справа и плохо припудренным кровоподтеком слева.

– А что я могу поделать, если мне некогда стать мамой? Ну, некогда, вы верите? В жизни столько наслаждений, столько приятностей и соблазнов, что я не могу отыскать окошко длиной в девять месяцев и шириной в здорового младенца. Хоть режьте меня! Обещала, божилась, каюсь!

– Наслаждения ей мешают, вы слышали? Сначала мешала учеба, потом – работа, теперь, когда она стала домохозяйкой, – соблазны китайской стеной выстроились.

А ведь ты не шлендра какая, а замужняя дама. И возраст у тебя для рождения ребенка критический! Еще пара-тройка лет – и младенца электродрелью из тебя не выкорчевать. И пилой не выкесарить! – не унималась Валентина.

– Да вы сами посмотрите: в марте мы ездили в Турцию, в июле Париж светил, после Парижа только настроилась – муж в Таиланд путевку заказал. А в январе, возможно, в Лас-Вегас поедем. – Ольга улыбнулась какой-то… не очень виноватой улыбкой.

– То есть ты в этом году от новой жизни отказываешься? Ты ребенка готова на казино променять? Это просто неслыханно!

– А я из-за тебя не хочу детей! – парировала Ольга. – Ты меня отвратила от самой идеи! Твоя затурканность, твои жалобы на их бесконечные болезни, шалости, дурные наклонности, ссоры и драки. Я покой люблю. Покой и комфорт. А в промежутках – бурные развлечения в ресторанах, на круизных лайнерах, в казино! Ты и понятия не имеешь, что это такое. Ты сама выбрала свои синяки и шишки, а я – тоже сама – рулетку и фишки! И не мучайте меня! За себя краснейте. Сами-то… Хотя бы на этого франта посмотрите, в смокинге и при бабочке, – она кивнула в сторону Игоря. – Первого января закодировался, а двадцать четвертого, на дне рождения у одной нашей общей знакомой – не будем называть имен – так накукарекался, что облевал ей дорогущее платье и разбил очки мужу. Я не вру, сэр?

– Вам, женщинам, да и мужчинам непьющим, никогда не понять таких как я. Стоит мне два дня подряд не приложиться, я становлюсь желчным, злобным, жадным, ревнивым, мстительным, подозрительным животным, которое мечется в поисках причины и повода. И находит. Я не знаю, как некоторым удается бросить пить, курить, похудеть, стать новым, чистеньким и сверкающим, как январский снег. Легко дать клятву, особенно на сытый и пьяный желудок. Но как трудно ее выполнять… Ведь и ты не зря примолкла, хозяюшка наша! Рыльце в пушку?

– В таком пушку, что косы из него плести уже можно… Пыталась поменять жизнь – и сдалась. И вообще: почему я должна быть лучше вас всех? Я старалась, запрещала себе открывать компьютерные игрушки, но в какой-то момент забывалась – и все… Не нарушать обета значительно проще, чем, нечаянно нарушив, вернуться в праведную жизнь.