– Да уж куда интереснее-то? Я потому тебе и позвонил, что ты такие вот задачки любишь. Мне-то копаться в этом не с руки, в область добрые подчинённые и так уже настучали, что бардак в отделе…
– А гипноз-то массовый тут каким боком? – усмехнулась Галина, отметив, что Тараскина больше интересует не сама проблема, а нежелательное внимание к ней вышестоящего руководства из областного управления.
– Да это Амелин ляпнул про гипноз, вот я и подумал…
– А кто у нас Амелин?
– Выскочка без тормозов, – недовольно поморщился Тараскин. – Молодой, наглый… Галь, я тебе по гроб жизни буду благодарен, если ты в этом разберёшься. Ну не могло у нескольких десятков человек вот так избирательно память отбить, понимаешь? Нечисто что-то с этой Дианой Сивковой и её семейкой. У меня два трупа, как-то между собой связанных, но оба не криминальные, а я нутром чую, что неспроста это всё. Займёшься, а?
– Глеб, у меня завтра рабочий день вообще-то, – напомнила Галина бывшему коллеге. – А вечером лекция. Чего ты на меня так уставился?
– Не знал, что ты ещё и преподаёшь, – признался Тараскин.
– Ну кто-то же должен этим заниматься. В общем так… Если тебе нужно услышать моё мнение, то я считаю, что ты просто параноик и лентяй, которому проще свалить всё с больной головы на здоровую, чтобы прикрыть свой зад от неприятностей. Ты допустил хаос в работе, где контролируется и документируется каждый пук, а теперь ищешь крайнего, который наведёт за тебя порядок. Извини, дорогой, но я этим заниматься не буду, у меня своих дел хватает. Кстати, судя по тому, как ты излагаешь факты, лично твой мозг не напрягся ни на минуту, чтобы хоть как-то систематизировать имеющуюся в наличии информацию. Если ты наивно полагал, что я буду думать за тебя, то ошибся.
Лицо полковника Тараскина, буквально минуту назад вернувшееся к своему нормальному цвету, снова пошло пунцовыми пятнами. Он-то уж было решил, что Задорожная заинтересовалась предложенным ребусом, а она… К такой отповеди Глеб Петрович точно был не готов.
– Только не думай, пожалуйста, что я отказываюсь из-за личной к тебе неприязни, – уловила смену его настроения Галина. – В твоих умозаключениях просто нет никакой логики, понимаешь? Девочка не пропала, вызов в школу был ложным, поэтому и документов никаких нет. И дела никакого не было, и файлов в компьютере. Гридин ночью приехал в отдел по какой-то другой надобности, а потом за рулём ему стало плохо, поэтому он остановил машину и постучался в первую попавшуюся дверь, чтобы водички попросить. Время его смерти установлено ошибочно. Всё остальное – совпадения, Глебушка. Их много, да, и выглядят они странно, но такое случается. А из областного управления тебя клюют, потому что ты всех достал. Кто-то из твоих подчинённых тебя подставил, слив начальству ничем не подтверждённую информацию о пропаже ребёнка и твоём бездействии. Вот и всё, дорогой. Никакого гипноза, никакой мистики. Удивляюсь, как ты вообще столько лет продержался на этой должности да ещё и звание полковника получил.
– А почему тогда никто ничего не помнит, если всё так просто? – скрипнул зубами Тараскин.
– Да потому, что помнить нечего, – усмехнулась Галина. – Как можно помнить то, чего не было? Если у тебя всё, то я поеду. Мне ещё к матери нужно успеть заехать, а по вашим дорогам тащиться – хуже не бывает. Заплатишь за мой кофе?
– Да, конечно, – недовольно скривился Тараскин, провожая взглядом стройную фигурку бывшей коллеги, даже не соизволившей попрощаться.
Не на такой результат он рассчитывал. Думал, что Галина с её цепким умом хотя бы подскажет, с какой стороны к этой каше из разрозненных фактов подступиться, а теперь получалось, что придётся самому всё расхлёбывать. Он просидел в кафе ещё минут десять, после чего пришёл к выводу, что аппетит пропал окончательно. Расплатился за недоеденный обед и Галин кофе, поймал на улице такси и поехал обратно на работу, потому что обеденный перерыв не резиновый.
* * *
– Всё сделал, как я сказал?
– Да, но мне весь этот цирк не нравится, – Артём Алёшин уселся в мягкое кресло возле журнального столика в офисе отца и закинул ногу на ногу. – Если не объяснишь, зачем нужен этот дебильный дилетантский спектакль, я больше участвовать в нём не буду.
Кирилл Андреевич отложил в сторону документы, которые изучал до прихода сына, сцепил руки на столе в замок и одарил Артёма недобрым взглядом.
– Хорошо, не участвуй. Мне прямо сейчас сообщить в военкомат, что в тебе проснулось непреодолимое желание послужить Отечеству?
– А я не просил меня от армии отмазывать, – криво ухмыльнулся Артём. – Это ты решил, что мне там делать нечего. А теперь ты возомнил себя Богом и решаешь, кто и как должен уме…
– Заткнись, – предупреждающе свёл брови Алёшин, не дав сыну закончить фразу, и посмотрел на часы. – У меня встреча через десять минут, вечером дома поговорим.
– Хорошо, поговорим дома, – вздохнул Артём и сунул в рот сигарету. – Только в этот раз откровенно поговорим, бать. И армией меня больше не пугай, ладно? Мне пофигу, я и Отечеству послужить могу. Что там тупое подчинение чужим приказам, что здесь – разницы никакой. Денег дай на такси.
Кирилл Андреевич молча вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник, отсчитал несколько купюр и бросил их на противоположный край стола.
– Спасибо, мой господин, – Артём отвесил насмешливый поклон и ушёл, оставив отца в глубокой задумчивости.
Алёшину поведение сына не нравилось категорически. С каждым днём мальчишка всё больше выходил из-под контроля, хотя пока не пытался проявлять открытое неповиновение. Родительский авторитет и деньги – слабый козырь, когда пытаешься управлять человеком с неординарными способностями, а возможности Артёма и вовсе выходили за грань реальности, и парень это прекрасно понимал.
Бросив ещё один короткий взгляд на часы, Алёшин недовольно поморщился – деньги сами себя не заработают, поэтому нужно всё-таки встретиться с клиентом. Будь до назначенной встречи хотя бы полчаса, он без раздумий перенёс бы её на другое время, чтобы съездить к Александре за советом, но, увы… Судя по доносящимуся из коридора звуку шагов, клиент уже пришёл, поэтому известному своим профессионализмом адвокату пришлось работать, а не решать личные проблемы.
* * *
«Похороны завтра в 12:00». Надя удалила сообщение, чтобы его ненароком не увидела Дианка, и с грустью подумала о том, что из пяти детей Былиных за несколько дней осталось всего трое. Тоню похоронили в субботу, а Васю хоронят в четверг – даже недели не прошло. Впереди два девятых дня подряд, а потом два сороковых. Тяжело. Пусть она и не питала к брату родственных чувств, но всё равно его жалко. Сколько ему было? Тридцать пять? А Тоне вообще тридцать. Так не должно быть. Плохие или хорошие, чужие или родные – люди не должны умирать такими молодыми.
Уроки у первых классов закончились полчаса назад, но Дианка и ещё несколько учеников задержались клеить какие-то открытки, и Надя терпеливо ждала племянницу у окна в коридоре. Она так погрузилась в свои невесёлые мысли, что не заметила подошедшую учительницу, и вздрогнула, когда та легко коснулась её руки.
– Здравствуйте. Вы тётя Дианы Сивковой?
– Да, – нахмурилась Надя. – А что?
– Ничего, просто хотела выразить вам свои соболезнования, – сочувственно улыбнулась женщина. – Вы зайдите к директору, пожалуйста. Мы там немного денег собрали…
– Зачем? Мы не нищие, в благотворительности не нуждаемся.
– Ну всё-таки двое похорон подряд, а это всё сейчас стоит недёшево…
Надя нахмурилась ещё сильнее. Она никому не говорила о смерти брата, и Дианка рассказать в школе не могла, потому что об этом ничего не знала.
– Откуда вы знаете про вторые похороны?
– Так медсестра наша, Настя Седых, с вашей сестрой дружила. Она и на похоронах Антонины Дмитриевны была. Вы разве не знали? – удивилась учительница.
Надя не знала. После смерти родителей её забрали в реабилитационный центр, а Тоня долго лежала в больнице, приходя в себя после папочкиных побоев. А потом Тоня замкнулась в себе, и следующие два года в детском доме сёстры практически не общались. По достижении совершеннолетия Тоня вернулась в родительский дом, где долго воевала с озлобившейся Тасей за квадратные метры, а к младшей сестрёнке интерес у неё так и не проснулся. Позже Надя по собственной инициативе несколько раз приезжала к Тоне в гости, хотя та особой радости от этих встреч не испытывала. Ничего о себе не рассказывала и вообще больше слушала, чем говорила.
– Я гостей на похоронах особо не разглядывала, мне не до этого было, – сухо сообщила Надя педагогу, не желая признаваться, насколько плохо она знала свою старшую сестру.
– Понимаю, – кивнула учительница. – Настя просто живёт в том же районе, где ваш покойный брат жил, Царствие ему небесное. Город-то у нас небольшой, все про всех всё знают…