Страны моей жемчужины

Аккуратно сложив купленный пояс, я положила его в сумочку. День клонился к вечеру, жара спала, и вечерняя Бухара стала еще прекрасней. Миссия выполнена, можно было возвращаться домой. Меня охватило чувство гордости: я стояла у минарета, о котором народ сложил легенду.

Не могу назвать себя иностранкой, скорее, иновремянкой. Мы не можем вмешиваться в историю древних веков, а лишь наблюдаем и слегка корректируем некоторые события.

Когда бедную шахиню ждала неминуемая кара за преступление, которого она не совершала, пришлось пойти на крайнюю меру – использовать для ее спасения антигравитационный прибор в виде пояса. Но если бы она осталась жива по непонятной людям причине, то те, кто так радовался ее спасению, вне сомнения, признали бы ее ведьмой и закидали камнями. Такие уж средневековые нравы. Вот и пришлось придумать многочисленные платья, как бы послужившие парашютом.

Теперь мне предстояло срочно покинуть это время, но я не могла уйти, не решив одного вопроса. Я «уговорила» главного евнуха Хасана-агу пойти к шаху и рассказать, что злополучное письмо было от брата госпожи. Большой мешок с золотыми монетами послужил неопровержимым доказательством. Люди во все времена жаждали золота и готовы были ради него потерять честь, совесть и достоинство, не понимая, что это просто жалкая горка металла. Не смог преодолеть свою алчность и евнух…

После моих «уговоров», ворча и стеная, он все же отправился к повелителю, солгав однако господину, что якобы коварная Айгуль украла у него письмо. Шах, по обыкновению, разгневался и прогнал жадного евнуха из дворца. Впрочем, тот был уже так богат, что не слишком этому огорчился. Кстати, Айгуль шах тоже выгнал, но ее судьба мне неинтересна.

Я думаю, Агаханум скучала без меня. Впоследствии она написала от руки рассказы, назвав их «Сказания пери Гузель». Они не понравились современникам, которые усомнились в нравственном здоровье шахини и посчитали, что к подобным выдумкам ее привел шок, полученный бедной женщиной после прыжка с Башни Смерти. Хорошо, что она догадалась не упомянуть пояс в своих рукописях…

То, что должно было случиться, случилось. Все пошло своим чередом, как и написано в истории. У Агаханум родилась девочка, которая впоследствии вышла замуж за важного представителя знати того времени. У них родилась дочь, известная в истории как Гаухаршад-бегим и вышедшая замуж за младшего сына Темура – Шахруха. Ее гениальные сыновья – Великий Улугбек и Байсонкур, основатель академии художеств в Герате, стали гордостью человечества. Наблюдательный Совет Времени не мог допустить, чтобы прервалась эта ниточка. Как бы я ни любила эту добрую женщину, но права вмешиваться в историю ее жизни не имела. Считаю, что Агаханум являлась достойной прабабушкой Великого Улугбека. Однако я допустила одно важное упущение – не успела вовремя забрать пояс. Теперь этот промах исправлен. Человечество нескоро, но все же изобретет этот замечательный прибор. А сейчас еще рано. Всему свое время.

Татьяна БАЕВА

Комета Дракона

Выехав из Идирне в канун праздника Рамадан 80 дней назад ко двору правителя Мавераннахара Мухаммеда Тарагая ибн Шахруха ибн Тимура Мирзо Улугбека, посольство султана Мурада второго достигло наубехарских ворот.

Раскаленное солнце стояло уже в зените, когда отряд вошел в Самарканд и мучимый ужасающей жарой юноша в тысячный раз проклинал визиря Дамада Али-пашу за это изматывающее путешествие.

Вопреки всем ожиданиям визирь не поехал ко дворцу Кук-Сарой, а направился к мавзолею Гур-Эмир, где совершил длинный молебен у последнего пристанища «страшного хромого», как султана Мурада называл его дед, помнящий поход Тамерлана и поражение османов в Ангорской битве. И только когда солнце стало клониться к закату, отряд двинулся в сторону Чупанатинских гор. Город с его базарами, караван-сараями, лазоревыми куполами и саманными крышами, с выжженными площадями и прохладными садами остался позади. Но визирь, казалось, нисколько не утомленный духотой, снова и снова повторял своему юному спутнику, что сейчас они увидят истинное чудо, созданное непревзойденным гением.

От подножия холма Кухак к входу странного строения вела не мощеная дорога, а обычная тропа, проложенная скотом и людьми меж камней и кустарников. Обойдя строение кругом, паша положил руку на плечо юноши и сказал:

– Смотри! Смотри во все глаза! Это истинное чудо!

Юноша был в искреннем недоумении: трехэтажное цилиндрическое строение не произвело на него ни малейшего впечатления. Он уже видел роскошные дворцы Ниаваран и Саадабад, видел величественные минареты Кутлуг Темур и Калян и не понимал, чем восхищается Дамад Али. Может, это мавзолей какого-то святого? Но тогда паша опять устроил бы молебен с жертвоприношениями – визирь любил пускать кровь. А сейчас он благоговел, как мальчишка, не стыдясь своего детского восторга.

Крики янычар прервали раздумья юноши. К ним приближался отряд из пары десятков солдат – сарбазов, сопровождающих человека на белом коне. Паша выбежал вперед, щуря близорукие глаза и силясь рассмотреть всадников, а разглядев знамена, которые означали, что к ним приближается царский угрук, взметнув руки к небу, рухнул на колени лицом вниз, да так и лежал, пока отряд не подъехал и не спешился. Юноша, которого янычары тоже поставили на колени, головы не опустил и хорошо видел, как подошел к визирю худощавый человек невысокого роста в запыленных одеждах. Только его руки, унизанные перстнями, свидетельствовали о высоком сане. Приблизившись, человек поднял за печи Дамада Али-пашу и прижал к своей груди.

– Друг мой! Ты приехал. Как я счастлив видеть тебя! Не сомневался, что ты не успокоишься, пока не увидишь мое детище, о котором я столько писал тебе. Но опасался, доживу ли я до радостной встречи?

– О мой господин! Да ниспошлет вам Всевышний долгих лет жизни, полных процветания и радости. После каждого вашего письма душа моя летела к вашей обители.

– Твой султан долго не отпускал тебя. Я бы тоже не отпустил такого собеседника.

– О мой господин, поверьте, моя служба султану совсем не предполагает тех бесед, которыми вы осчастливили меня в посланиях. И теперь нет предела моему счастью видеть вас воочию.

Визирь склонил голову, поцеловав руку султана. Тот же, убрав руку и накрыв ею плечо Али-паши, как птица, взявшая под крыло птенца, повлек его к входу в здание. Паша обернулся и кивком приказал юноше следовать за ним.

Тусклый свет масляных фонарей, коих здесь было множество, рассеивал мрак внутри огромного помещения, давая возможность осмотреться. Все стены, как огромный улей, были испещрены нишами, в которых лежало несчетное количество свитков, книг, стопок бумаги и пергамента. Поблескивая бронзовыми кольцами, на мраморном постаменте стояла армиллярная сфера. А весь центр здания – от плоской крыши до пола – занимал исполинский секстант[1 - Секстант – навигационный астрономический инструмент.].

Обойдя его, они приблизились к чернеющему провалу, и Улугбек потребовал у охраны факелы. Открывшаяся перед ними бездна гулким эхом повторяла благоговейный шепот паши.

– О Всевышний! Это поистине грандиозно. Я сотни раз представлял себе это, перечитывая ваши письма, мой повелитель. Но действительность превзошла картины, порожденные моим скудным разумом.

– Не принижай своей светлой головы мой друг, – ласково сказал Улугбек. – Вопросы, которыми ты задаешься, восхищают меня. Твой ум пытлив, а взор пытается пронзить невидимое. Ты должен остаться здесь, со мной, и небо откроет нам свои тайны.

– Вы слишком добры ко мне, мой господин. Имей я хоть крупицу тех талантов, коими одарены ваши сподвижники Казы-заде-Руми или звездный сокольничий Али Кушчи, клянусь, я оставил бы дворец султана и поселился в землянке у подножия обсерватории.

– Ты еще и удивительно скромен, – шутливо сказал Улугбек. – Надеюсь твоя землянка не разрушит то, что выкопал я. Взгляни.

Освещая путь факелами, они уже спустились на несколько ступеней, когда визирь обернулся и увидел застывшего в оцепенении юношу.

– Чего ты страшишься? – крикнул он. – Это не врата в преисподнюю.

Очнувшись от окрика, тот гордо вскинул голову и ответил:

– Я ничего не боюсь. Я дракон – сын дракона, и сам ад нам не страшен.

Визирь устало покачал головой:

– Простите меня, мой господин. Я плохой учитель и наставник. Этот дикий звереныш кусает руку, которая его кормит.

– И кто же это?

Несмотря на слова паши, эмир смотрел на юношу с любопытством и без злобы.

– Юный Басараб из Валахии. Он и его брат – залог их отца перед султаном Муратом. Не знаю, за какие грехи поручили моим заботам этого неверного. По-хорошему он не понимает, а проявлять жестокость мне не дозволено. Один Аллах ведает, чего стоит мое терпение.

– Всевышний воздаст тебе за это, – успокоил паша визиря и обратился к юноше: – А что страшит тебя?

– Меня страшит смерть, – и, опережая ухмылку, Дамад Али, поспешил добавить: – Смерть раньше отмщения. Я не должен умереть раньше, чем воздам всем, кого не отпускает мое сердце.

– Твоя дерзость не даст тебе дожить до седин, – покачал головой паша.

– Тогда мой гнев не даст мне успокоиться, и я дождусь их всех за небесными вратами.

Улугбек поднял факел выше и осветил лицо юноши.

– Страх и гнев. Гнев, порожденный страхом, и страх, выливающийся в гнев. А что еще теплится в твоей душе? Есть ли в твоем сердце любовь?

Любовь… любовь… слово, смутно проступающее сквозь тьму и ранящее сильнее, чем страх и гнев, вместе взятые. Он любил свой дом, мать, отца… отца больше всех. Он хотел стоять с ним плечом к плечу, как старший брат Мирчи. Но отец сам отвез его к султану вместе с маленьким Раду. Как ему тогда было страшно! И только гнев помогал выжить.

А Раду? Как он боялся за него, как опекал! Но мальчишку, похоже, нисколько не тяготил «плен». Легко выучив язык, переняв обычаи двора султана, он наспех простился с братом в день его отъезда и, схватив лук и колчан, уехал с шахзаде Мехмедом на охоту. Все, кого он любил… всё, что любил… осталось так далеко… Осталась ли любовь в его сердце? И появится ли вновь когда-нибудь?

Когда-нибудь… но не сейчас!

– Не сейчас, – озвучил он свои мысли. – Сейчас не время.

– Все мы полагаем, что у нас есть время на отложенные дела. – Сказал Улугбек, горько усмехнувшись. – А когда высчитаем срок, в который закатится твоя звезда, отказываемся верить и опять откладываем все на потом.

Паша встревоженно посмотрел на эмира и спросил:

– Ваши звезды по-прежнему предзнаменуют вам страшное?

– Моя звезда Муштари[2 - Муштари – Юпитер.] пребывала в пятом доме, когда родился сын – кровь от моей крови. Что само по себе уже не предвещает ничего хорошего. А противостояние огненных Утаред[3 - Утаред – Меркурий.] и Меррих[4 - Меррих – Марс.] и вовсе не оставляют мне шансов. Вот теперь и ты знаешь.