Ангел, который НИЧЕГО не ждет

Ангел, который НИЧЕГО не ждет
Елена Пильгун

Пепел мечты. Обоняние Влада отчаянно сбоило, пытаясь разбить разреженный воздух чужой души на ноты. Кардамоновое начало из несбывшихся надежд делало вдох надрывным и тягучим, полынь, пыль и ладан били навылет по страшным предположениям сухого остатка из оперы «а что, если бы я не сделал этого», а ветивер явственно отдавал все еще горячей землей, едва живой от бушующего пламени. Здесь все отгорело по-настоящему.

Ангел, который НИЧЕГО не ждет

Елена Пильгун

© Елена Пильгун, 2019

ISBN 978-5-4485-0303-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– Дождь всегда приходит с той стороны улицы, – встреченный мной старик не глядя махнул рукой в сторону пригорка, по которому карабкалась желтая лента дороги. Домов, этих маленьких деревянных избушек с абсолютным отрицанием привычной геометрии параллельности стен и прямых углов на их стыке, на пригорке уже не было, а кривая линия последней изгороди заканчивалась за моей спиной.

Я, конечно, спорить с ним не стал. Дожди приносятся ветром откуда угодно, но в этой глуши люди верили в приметы. И если красное солнце на ветер или ясное небо к холоду я еще смог бы понять, то дождь с определенной стороны света был выше моего разумения. Пахло здесь фатализмом каким-то.

Однако старик на смирившегося и уверовавшего в Судьбу был похож мало. В блеклой синей радужке под седыми бровями горел маленький злой огонек, превращавший это переодевание в безнадежно залатанную мешковину и грубый лен в маскарад. Нет, я определенно не ошибся. Чутье не подвело. Ему больше подошли бы меч и труба архангела.

– А что находится там, за пригорком? – спросил я лениво, мысленно пытаясь протянуть золотую ниточку сканирования к новому знакомому. Ха, ауры, биополя… Чего люди только не придумают, чтобы объяснить необъяснимое. Всех этих слов у них нахватался, привык, а все равно нам как-то проще без слов. Просто видишь тусклое свечение вокруг человека и пытаешься крыло протянуть… В фигуральном смысле, конечно. Крылья нам доставать запрещено, пока на задании.

– Что за тем пригорком? – переспросил старик. Его жесткий колючий взгляд мазанул меня по щеке, а я вдруг понял, что дотянуться до его биополя у меня категорически не получается. Как об стенку лбом бьешься, а толку ноль. – Так я ж тебе сказал, светлый, что там дождь начинается. А еще иногда там находят ангелов упавших.

Я тихо поперхнулся на вдохе и сделал шаг назад.

– Упавших?

Я отчаянно тянул время. Нет, мне уже третья сотня лет пошла, я вам не херувим голозадый, я знаю разницу между «посланным в командировку/на разведку/для усиления личного состава» (нужное подчеркнуть) и теми, кто Изгнан. Эти… Нет, не подумать без дрожи. Эти превращаются в кучку обгоревших перьев. И никогда и никто не находит их тел. Никогда.

– Точно так, – старик, похоже, уже откровенно издевался. Мягкие золотые щупальца его сканирования замаячили за моей спиной. – А потом они приходят в деревню, а тут бабье уже на ушах стоит, полынь звезда прилетела пятый раз за месяц… Дурехи. Да ты не боись, никого там нет сейчас. Хочешь – пошли, посмотрим.

И мы «пошли». Я вслед за стариком карабкался на пригорок, по щиколотку увязая в желтом горячем песке, и молчал. Надо было бы еще, конечно, и не думать, но это оказалось выше моих сил. Внутренняя ехидна, которой не лишены и ангелы, ржала во весь голос над учебниками и мамиными пугающими наставлениями из оперы «не делай глупости, а не то до земли не долетишь». Ха. Врали, выходит, Наставники, что Изгнанные как космический мусор сгорают еще на подходе к грешному миру. Вот он, сгоревший такой, впереди топает. И руку на отсечение даю, что горбинка эта его с креном влево – из-за крыла. Хорошо, допустим, что я прав. Тогда… Связаться с начальством? Нет, это означает сразу лишиться своей мирной задачи соцопроса о пользе Рая, вляпаться в секретность, а там и до разведки недалеко. А в разведке, простите, платят мало, а нектар только по большим праздникам. Пробить по скану ауры через базу? Интересно же, сколько надо согрешить, чтобы так…

– Только попробуй, – произнес старик, даже не повернув головы. – Я тебе мигом помогу здесь навсегда остаться. Сам помогу, даже главную деревенскую шлюху звать не буду. Мне, как ты уже догадался, терять нечего.

На пригорке стало как-то очень тихо. Ветер, кидавший в лицо скрипучий песок, превратился здесь в робкую поземку, ворошившую… Перья. Много белых рваных перьев. Я нагнулся, поймав одно из них в ладонь. Легкая пушинка с характерным металлическим отливом цвета латуни – цвета второго круга. С губ сорвалось почти непроизвольно:

– Это все… что осталось?

Вопрос повис в воздухе. Я чувствовал себя идиотом, но никак этот пустырь с сосновым лесом по краям и деревушкой где-то внизу и за спиной не вязался с историями Наставников. И уж тем более сюда не вписывалась фраза «приходят ангелы в деревню, а бабы про полынь-звезду кричат».

– И чему же нынче учат? – хмыкнул старик, явно подслушав мои мысли. – Что мы превращаемся в комету и сгораем как Тунгусский метеорит?

Я кивнул. Старик пожал плечами и выудил из кармана пачку сигарет.

– А если я скажу, что упавший ангел теряет только одно крыло, ты мне поверишь? – спросил он после первой затяжки, выдохнув вместе с дымом полынную горечь прожитых дней.

– Нет.

– И правильно сделаешь. Это ложь, – старик спокойно обвел меня оценивающим взглядом, и я сразу вспомнил первое причастие, так же жестко взвешивал все за и против Наставник. – А истина, светлый, в том, что это крыло у нас отнимает Он еще там, наверху, у ворот Рая. Он не оставляет нам шанса. Вот только представь… – Старик закашлялся и едва слышно засипел, торопливо хватая ртом воздух, – на тебе цепи, крылья железками перетянуты, а из ничего возникает искра… И не сбежать. Должен вытерпеть, пока одно крыло не сгорит дотла, а потом сигануть на землю.

Мое сердце пропустило удар. Не может этого быть. «Он милосерден, доброта Его неупиваемая чаша и нет того в Нем, что называется неправильным или ошибочным», – напевный голос школьного наставника в клочья рвал историю старика.

Смех. Шафранный смех прошедшего тысячу километров земного ада.

– Ошибаются все, даже Он, иногда даже из пушки по воробьям стреляет и промазывает отчаянно, – старик снова улыбнулся и шевельнул носком сапога ворох обманчиво металлических перьев. – А это уже со здоровых крыльев, знаешь ли. Сами рвем. От бессилия и страха. Но это проходит.

Волна воспоминаний захлестнула Влада с головой, заставив снова почувствовать тугое объятие шейных кандалов. Но нет, сознание решило поддержать свое андеграундное отражение и швырнуло Влада в пронизывающий холод мартовского Выборга.

Открыть глаза. Обнаружить себя в прямоугольнике разрушенных стен с арочными проемами выбитых с мясом и рамами окон, и почти интуитивно понять извращенное чувство юмора Господа Бога: падшему ангелу – храма руины, большего не достоин. А потом, через секунду перевести взгляд на косую, нарушающую все законы геометрии, башню с тусклой позолотой замерших часов и в сером снежном небе не увидеть ничего. Это там, наверху, в Раю, даже с каменным куполом Третьего круга смириться проще, чем с этой пустотой над головой.

Ни намека на Бога.

Ни намека на свет. Ни намека на…

Именно в эту пятую секунду осознания своего падения срывает любого. Здесь ластик боли с состраданием прошелся по рисунку памяти, смазав кадры цветного фильма до простого «он заранее отнял душу и оставил жить»[1 - Би-2 «Все как он сказал»]. Наверно, как и все, он метался по этому замкнутому объему мертвого храма, выдирал перья из уцелевшего крыла в тщетной попытке изменить свою природу.

– А я говорю – это звезда с неба упала! – детский вопль скрипичной нотой разрезал эту волну помешательства на «до» и «после».

Влад отчетливо помнил, как в последний раз оглянулся на громаду башни с часами. Ее верхушка тонула в темном небе, почти неотличимо сливаясь с мартовской хмарью. Звезда с неба. Или с башни. До сих пор кажется, что разницы никакой.

А вдруг все это просто приснилось? Только вот крыло…

Он едва успел перебраться через поваленные колонны и спрятаться в тени свода правого нефа, как пространство вдруг заполнилось ватагой ребятишек мал мала меньше, галдевшей словно юный сонм в правом крыле на заседании старейшин Круга.

– Ну и где твоя звезда?

– Сашка, гляди сколько перьев! Интересно, чьи они…

– Чьи-чьи, птеродиктеля конечно.

– Врееешь…

– Нет такой птицы!

– Есть, я в книжках видел! Коричневая такая и с клыками!

Влад пятился к арке, из которой появились дети, на подгибающихся ногах. Слабость и шум в ушах с трудом гасили приступы адской боли в обожженном бескрылом плече.

Еще один пустырь. Перелезть через разрушенную стену, до крови ободрать колени и локти. И, наконец, стать «местным»: окунуться в холод земной, остро почувствовать свою почти-наготу в изодранной тунике, сдаться и лечь на сырую землю.

Вот тогда они его достали. Там, у стены с другим городом, нарисованным наивными оптимистами, а может, загнанными в угол пессимистами, которым некуда бежать, у рисунка почти пражских крыш с доминантами башен, его накрыли Они.

Первым появился агент Дьявола. Он подошел вразвалочку, одетый с иголочки и с черной громадой автомобиля за спиной на мокрой блестящей брусчатке. Вот тебе… Как тебя там? Да, в сущности, не важно, вот тебе костюм как раз впору, белая рубашка и зелень денег. Автомобиль в прокат пока, не обессудь, но я уверен, что с твоими данными это совсем ненадолго. А шевелюру мы тебе в черный закрасим, седые, знаешь ли, не котируются. Командировки по стране и за границу, карьерный рост, дружный коллектив. Сопротивление, мой друг, бесполезно. Кто предложит лучше? Тебе в Питере квартиру или в Москве? Есть общага наша на Лубянке. Выборг этот, знаешь ли, не комильфо совсем.

Второй появился, словно из-под земли. В хламиде не первой свежести, с тусклым нимбом над лысеющим затылком. И весь он был такой обрюзгший и погрязший, что твой китайский божок. Немногословно, но выразительно воротя нос от агента Дьявола, объяснил, что Божий суд конечно никто не оспаривает, но все можно замолить. Мгновенных результатов не обещаем, на небо тоже не вернем, но священнослужители, которые познали мир высший изнутри, нынче на вес золота.. Не захочешь карьеру – приход дадим, матушку, детишек вволю, полная чаша вообще. Приход хороший, все приносят, машины крестить в очередь. А сейчас вот пока хлеба кусок и кагору стакан, так сказать причаститься к святому таинст…

Третьего Влада заметил от невозможности отвязаться от назойливого внимания первых двух. Он уже сделал два шага назад, уперся крылом в сырой шершавый бетон стены, и впору было кричать и бить наступающих на него посланцев. А он не хотел, не хотел ничего из того, что они предлагали! Он хотел, чтобы его оставили в покое. Он отказывался от Выбора и это тоже был Выбор.