Дикими тропами. Дружба

– Да, но не Ваша.

Она вновь посмотрела на Аристарха в бессловесной просьбе продолжать.

– Наш лагерь разбит в трёх часах отсюда.

– В трёх часах? – Бродяжница неверяще уставилась на едва уловимые свидетельства того, что здесь прошли люди, так долго служившие ей ориентирами: здесь – поломанная ветка, там – присыпанные снегом следы в сугробах, где прошагали три дня назад чьи-то сапоги. Она не могла так сильно ошибаться. Аристарх заметил её сомнения:

– А, это… Ухмарь прошёл здесь давно, но мы условились, где он будет поджидать меня. Сейчас немного отдохните, пока я позабочусь об облегчении состояния Вашей подопечной, и мы преодолеем этот маленький переход. В лагере есть всё необходимое… Вы сможете идти?

– Да, да… – пробормотала Бродяжница, с трудом осознавая суть вопроса. Усталость последних дней разом навалилась на неё, и она погрузилась в тяжёлый глубокий сон.

Пробуждение не было удачным – по ощущениям прошло всего несколько минут. Однако Бродяжница с удивлением обнаружила бодро потрескивающий совсем рядом огонь, витающий в воздухе пряный запах неизвестных ей трав, Линёну, не кажущуюся уже такой мертвенно-белой, и даже чистые повязки на собственных руках. Серые глаза Аристарха смотрели виновато:

– Не хотел будить Вас; прежде, чем успею осмотреть. Но, видимо, лучше отложить это, пока не переберёмся в лагерь.

Бродяжница лишь теперь заметила: его рука только что лёгким движением прошлась по месту на её голове, недавно встретившемуся с деревом.

– Конечно. Я в полном порядке, – Бродяжница непроизвольно расправила ворот своего плаща и, не давая Аристарху возможности вставить хоть слово, спросила, – Как Линёна?

Он развёл руками:

– По-видимому, намного лучше. По крайней мере, вид у неё почти здоровый.

Бродяжница поднялась на ноги, опираясь на руку Аристарха и усиленно борясь со слабостью и головокружением. Линёна по-прежнему выглядела очень больной. Тогда Бродяжница заподозрила, что врачеватель шутит. Это помогло ей немного расслабиться. И тут же какое-то странное, совсем не приятное, но знакомое ощущение заставило её судорожно сжать поддерживавшую ладонь:

– Моя рука!

– Что?

Она вернулась на год назад. Все маленькие достижения, постепенное возвращение чувствительности… всё было потеряно. Правая рука безжизненно повисла и совсем не собиралась слушаться.

Аристарх, наконец, догадался, о чём идёт речь, и задумчиво произнёс:

– Готов поклясться, совсем недавно с Вашей рукой всё было в порядке.

Он говорил правду. Бродяжница постаралась припомнить, когда это началось. Необъяснимое ощущение угрозы… Линёна, привалившаяся к дереву… Так и есть! Чтобы заставить девушку сосредоточиться на случившемся, Бродяжница взяла её лицо в свои ладони…

– Я не знаю, как такое вышло, – беспомощно прошептала она.

Аристарх медленно кивнул, находясь в глубокой задумчивости, а чуть погодя сказал:

– У меня есть идея, которую не мешало бы проверить. Давайте как можно скорее переберёмся в лагерь.

Бродяжнице оставалось только согласиться. Она пыталась отстоять право тянуть хотя бы одну из лямок, приделанных к нартам Линёны, но получила вполне недвусмысленный отказ. Правильное волевое решение Аристарха не поддавалось оспорению. Теперь девушка с трудом старалась не отстать от нарочно замедлившего ход врачевателя. Он терпеливо следил за тем, чтобы не разогнаться и не потерять замыкающее звено их странной процессии.

Лагерь предстал пред путниками неожиданно, словно вырос из одного особенно большого сугроба. Здесь стояла сработанная на славу палатка, заметённая снегом и больше смахивающая на берлогу, было огорожено и обложено камнями кострище. В походной бадье блестела талая вода. Хозяин этого великолепия встречал гостей, стоя немного впереди и скрестив руки на груди.

– Ухмарь! – приветствовал друга Аристарх.

Тот пожал протянутую руку и усмехнулся в одному ему свойственной манере:

– Аристарх, дружище! Бродяжница? Не ждал Вас увидеть. Сегодня.

Едкая оговорка в который раз напомнила Бродяжнице о её ошибке. Она постаралась не опалить собеседника гневным взглядом и покладисто склонила голову:

– Ухмарь…

– Ухмарь! Ты долго будешь раскланиваться или всё-таки поможешь? – неожиданно резко сказал Аристарх.

Ухмарь весело тряхнул головой:

– Конечно, друг мой!

Вместе они быстро перенесли Линёну в надёжное укрытие и сами на какое-то время пропали из виду. Бродяжница не знала, куда себя деть. Все остававшиеся у неё силы поглотил конечный предрассветный переход, её била крупная дрожь. Угли едва тлели, костёр не приносил тепла, но она устроилась близ него, оперевшись спиной о старую осину.

Когда из палатки показался Ухмарь, он заговорщицки ей подмигнул, усаживаясь напротив:

– Аристарх знает своё дело, это точно… Выгнал меня. Даже друга не хочет посвящать в секреты…

Бродяжница вполуха слушала пустую болтовню, возможно, слишком пристально рассматривая собеседника. Его контуры расплывались.

С тревожной морщинкой, залёгшей у губ, Ухмарь взял её за руку и почувствовал, какая она холодная.

– Великий! Вы дрожите! – он отстегнул от своего пояса мех с какой-то, судя по запаху, дрянью, и протянул Бродяжнице. – Выпейте. Вкус отвратительный, но согревает отменно.

Положение Бродяжницы не располагало к отказу, и потом – она действительно нуждалась в горячительном. Жидкость обожгла язык и горло, но девушка упорно сделала несколько намеренно больших глотков. На глазах выступили слёзы. Ухмарь восхищённо присвистнул:

– Думаю, мы всё-таки подружимся.

Бродяжница что-то неопределённо хмыкнула, с удовольствием отмечая, как по телу распространяется тепло. Напряжение последних дней постепенно спадало, уступая место лишь гнетущему чувству вины.

Спустя несколько минут Ухмарь стряхнул с себя задумчивость и нарушил тишину:

– Когда Вы в последний раз ели?

Бродяжница подняла на него затуманенный взгляд. Она с трудом могла припомнить, сколько дней длилась эта сумасшедшая погоня, не говоря уже о последнем приёме пищи. Он верно истолковал затянувшееся молчание и ловко начал раздувать угли костра, подкармливая разгорающееся пламя новыми сухими поленьями. Бродяжница отрешённо наблюдала за работой мужчины. Сосущее чувство голода не слишком докучало ей, гораздо острее она ощущала муки совести:

– Вы оказались правы, – тихо сказала она заплетающимся языком, – убогая калека не вправе брать на себя ответственность за чью-то жизнь, если не может даже…

– Довольно, – холодно оборвал её Ухмарь. Деловой тон подействовал не хуже пощёчины. – Что случилось, то случилось. Ваша вина не столь велика, как Вам сейчас представляется.

Жгучий стыд от попранной гордости едва дал Бродяжнице перевести дух, но она с готовностью приняла его в качестве наказания. Ухмарь сунул ей в руки дымящийся бульон, а потом накинул на плечи овечью шкуру.

– Вам лучше?

– Гораздо, – отозвалась Бродяжница прежде, чем успела обдумать вопрос.

Из палатки, где скрывались Аристарх и Линёна, послышался продолжительный слабый стон. Бродяжница сжалась как от телесной боли, бросив в сторону источника шума затравленный взгляд.