Спаси нас, Господи, от всяких перемен!

Катя с лёгкостью согласилась: не хватало еще, чтобы ребёнок страдал из-за проблем взрослых.

Обрадовавшись, Вера пошла собирать вещи. Она очень рассчитывала, что, оставшись одна, Катя передумает разводиться. «Ну что за бред? – рассуждала дочь, ? ведь родичи с подросткового возраста вместе! Зачем всё рушить? Отец, безусловно, балбес ещё тот, но ему можно сделать последнее китайское предупреждение: или ты бросаешь свои забавы, или… В душе он трус, поймёт. Да и маму он любит, что говорить. Вон, когда у неё спина болела, встать не могла, на руках к врачам носил. И обеды готовил, и стирал… Много таких? Ни фига!» ? Вера с грустью сравнивала отца со своими сверстниками и глубоко вздыхала. В двадцать пять лет у неё не было ещё ни одного мало-мальски затяжного романа. Порой девушке казалось, что что-то с ней не так: в кругу девчат не нужно было постоянно сдерживать свои мысли, действия, намерения, а вот ребят её прямота отталкивала. Да и где найти настоящего мужчину? Вера сама умела и колесо поменять, и лампочку вкрутить, и деньги зарабатывать, поэтому знала, что жить с мужчиной из жалости, из-за желания быть зависимой, как Настя, или потому, что «время настало», она не смогла бы. Вот только кто распознал бы в этой сильной и решительной девушке хрупкую и нежную бабочку, которой тоже хотелось погреть крылышки на чьей-то груди? Но… как говаривал её отец: «Всё в жизни не так: то сиськи маленькие, то жопа холодная». И хотя изначальный смысл фразы имел однобокое значение, со временем она стала универсальной.

Накануне отъезда на море Иванов случайно встретился в подворотне дома с Уховым. Сосед был навеселе, но смотрел на друга хмуро:

– Море, блин? А я в этом году его даже не нюхал. Всё какие-то делишки-зае.ишки…

– Так приезжай к нам, – пригласил Егор. Настроение было и у него не очень, но впереди маячила надежда на перемирие с Катей.

– А шо? И приеду. Ты где будешь? ? Услышав название гостиницы, Анатолий взвыл ? ему остановиться в такой давно было не по карману, ? но Егор тут же успокоил:

– Да брось ты! Там в сентябре этих гостиниц – всяких пруд пруди. Приезжай! И Настю захвати, пусть тоже развеется. Вера мне говорила… совсем она… расклеилась? ? Егора подбирал слова.

– Депрессия у неё, – Анатолий качнулся. Из длинных шорт арбузом торчал живот. Егор шаловливо нашёл край ремня и легонько дернул:

– А какое лучшее средство от депрессии?

Анатолию такая встряска не понравилась, и он отступил:

– Какое?

– «Море, Вася»… Так что давай!

Ухов пьяно обвёл взглядом двор. Некогда детский скверик с горкой и песочницей выглядел из подворотни гадюшником, заросшим высокими деревьями.

– Надо бы эти деревья все на хрен спилить… Как думаешь?

– Ладно, мне ещё нужно за водой в дорогу. Завтра выезжаем рано утром.

– За водой – это хорошо. Ты ещё и пивка набери, ? посоветовал Ухов. ? Мои водилы рассказывали, что на побережье всё дорого.

– Так ведь уже не сезон.

– И шо? Лучше набери! И коньячка. Там травануться – как два пальца… Ну, ты меня понял.

Почесав затылок, Егор подумал, что, пожалуй, сосед прав. Он вынул из кармана деньги.

– Добавить? – Анатолий предлагал деньги с легкостью, будто давал не свои.

– А у тебя есть?

– Держи! – Ухов вытащил пятитысячную купюру и вложил в ладонь Егора. – И бери лучше не армянский, а есть вон там такой… А-а, шо я тебе объясняю? Пошли вместе. Делов-то? Дом обогнуть…

С недавнего времени на углу дома между Казачьей и Сергиева открыли продуктовый супермаркет. Раньше там был ресторан, потом помещение стояло пустым. Бывший хозяин собирался обустроить в подвале квартиры и сделал такой подкоп, что стало кособочить не только пятый подъезд, но и асфальт в арке между ним и шестым.

– Гляди, Егор! Армяшек из ресторана погнали, а тут какой-то фраер из соседней республики строит. ? Анатолий ткнул на возрастающий каркас строения на месте бывшей пиццерии. – Видел фундамент? Этажа три будет, не меньше. А может, вообще многоэтажку забабахают. Х…ли им? Полный абзац! Скоро я буду чудакам из этого дома со своего балкона давать прикуривать. Во беспредел! И как это тут строить разрешили?

– Значит, дал немало, – Егор осуждающе покачал головой. Проект здания и вправду, похоже, задумывался большой. Стоял он всего в пятнадцати-двадцати метрах от торца их дома и, если действительно речь шла о многоэтажке, стал бы загораживать свет жителям нижних этажей. – И опять без паркингов строят, ? возмутился Иванов. Проблема парковок не решалась, и машины с улицы оставляли теперь даже в их дворе, куда, вообще-то, въезд перекрывал шлагбаум. ? Что за власти у нас? Продаёшь ты землю – ну, молодец… Берёшь ты взятки – ну так кто их не берёт; уже всю страну коррупцией задушили. Но хотя бы чуть-чуть о людях подумали! Кто так строит? ? ещё раз осудил Егор, уже выйдя из магазина.

– Кто так строит, так жить не будет – вот и вся философия. Ладно, не расстраивайся, ? успокоил Ухов. У подъезда три набитых пакета перекочевали в две руки Егора. Жилы на его шее натянулись, лицо от напряжения покраснело.

– Точно сам донесёшь? – Анатолий даже не допускал мысли, что можно уронить такую ценность.

– Да не боись… Донесу. Ты вот только мне это… достань ключи в кармане и дверь «открывашкой» отопри, ? попросил Иванов. Ухов засунул руку в шорты соседа и, в отместку, шаловливо даванул через ткань на нежное тело. Егор дёрнулся, но вяло: груз мешал. Анатолий хохотнул, вытащил наружу отмычку с электронным чипом, подождал, пока замок сработает, придержал дверь, пропуская Егора в подъезд. Ключи Иванов забрал под мышку во избежание новой шутки соседа.

– Слышь, Егорыч… А если я и Мари возьму – ничё? – спросил Ухов в глубину подъезда. Егор оглянулся от почтовых ящиков, поглядел, щурясь: горела только одна лампочка у лифта, а весь проход до него был тёмным. Жирное тело Анатолия загораживало проём в двери. Егору показалось, что Ухов улыбается – извинительно, как это делают попрошайки. Отчего-то стало жаль друга. Егор, как мог беззаботнее, пожал плечами.

– А чё «чё»? Ничё! Бери и Мари. Крестница как-никак. Девкам веселее будет.

На этом и расстались.

19

С сентября Миша ушёл к родителям. В квартире, где молодые прожили семь лет, необходимо было сделать ремонт, поставить кондиционеры, поменять бытовую технику. Близость курортного побережья поднимала цены в Южном до столичных, и квартиру вполне можно было сдать фирмам за приличные деньги. Настя заставила лоджию в спальне родителей коробками с вещами. Вытянув из них майки, джинсы, шлёпки, ночную рубашку и пижаму, остальное она оставила, не разбирая. Из одежды девушка меняла только нательное бельё. На улицу она почти не выходила. На упрёки матери, что надо следить за собой, не реагировала, постоянно жалуясь на боли в шее. Раиса мыла дочери голову, тёрла её в ванной мягкой варежкой, подстригала ей ногти, выщипывала брови и даже брила подмышки. Самостоятельно Настя ничего делать не хотела. Или не могла? Трудно было выяснить, где реальное сливается с надуманным. Вызванная как-то на дом невропатолог порекомендовала уложить девочку на щадящий курс в психиатрическую лечебницу. Раиса отказалась, изыскивая методы еще более щадящие. Предложение поехать на море оказалось в этой связи как никогда кстати.

– Настенька, ну что ж ты не хочешь?.. Там ведь Вера! – стала мать уговаривать старшую дочь. ? Она такая хорошая девочка, такая смешная. Тебе всегда с ней хорошо. Вы с ней погуляете, воздухом подышите, покупаетесь…

– Холодно.

– Ничего не холодно! – заявил Анатолий, радуясь, что впервые за долгое время угодил супруге. Жуя кругляш полтавской колбасы на пороге женской спальни, он добавил: – Кстати, Иванов заказал себе номер в пятизвёзднике, а там есть бассейн с подогревом. И малую возьмём.

– Меня? У меня же школа… ? девочка выглядела растерянной.

– Ты можешь взять и Мари?

Увидев, как в глазах жены закрутились какие-то шальные мысли, Ухов пьяно качнул головой.

– А шо?

Раиса подлетела к кровати со скоростью мысли, села рядом с Настей и стала ворковать так, что домочадцы замерли.

– Настенька, доченька, я тебя очень прошу: соглашайся! Вы в этом году на море не были. Всем нужен витамин D. Школа у Мари только началась. Программа несложная – догонишь… ? Мать оглянулась на младшую дочь с убеждающей улыбкой. Добившись от неё кивка, Раиса стала гладить Насте ноги, уговаривая: – А на море сейчас бархатный сезон. Эх, меня бы кто пригласил! – женщина мечтательно посмотрела на потолок.

Анатолий стал трезветь:

– А шо тебя приглашать? Собирайся и поедем. Иванов сказал, там всяких отелей полно. – Кудахтанье жены вызвало подозрение. Что это она так всех их спроваживает?

– Да я бы с удовольствием! ? воскликнула женщина. ? Но ты же видел: я начала картину. Сюзик обещает помочь выставиться, ? она сосредоточилась на массаже ног Насти, пряча взгляд, успевший налиться неприязнью: «Не хватало ещё мне отдыхать в каком-то сраном мотеле!».

– Сюзик?

– Ну, то есть, её Кирилл. Он ведь всё может… Поезжайте, прошу тебя. Ты же должен понимать, как для меня важно побыть хотя бы три дня одной.

– А я еду только на два.

– Ну, два… – Раиса нажала так сильно, что Настя вскрикнула. Извинившись, мать поднялась навстречу мужу: – Анатоль, мне даже два вечера хватит, чтобы написать фон. А потом останутся доработки. К декабрю картину нужно завершить. – Она стояла перед мужем стройная, красивая, всё ещё желанная. В глазах Ухова заблестел огонь.

– Тю! К декабрю можно ещё пять таких намалевать. – Через плечо жены он кинул взгляд на картину, мольберт с которой стоял на лоджии, – там пестрили непонятные ему разводы, – и тут же вернулся к тёмно-зелёным, почти чёрным при свете лампы, глазам супруги. Так хотелось, чтобы она согласилась поехать. На мгновение Ухов представил, как это могло бы быть: море, тепло и они в комнате вдвоём… Но Раиса поджала губы: