Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз

– Хлопцы, а может, вам тут уборочку быстро забабарить? У нас в комнате есть и ведро, и тряпки… – у Цыганок всегда всё было просто, без проблем.

– Не надо, – Гена сел на свою кровать и стал перебирать одежду.

– Почему? Пыли ведь полно.

– Потомуша. Майку свою салатную испачкаешь. И вообще – через месяц придёшь с тряпками, когда вернёмся.

Света осмотрела свою футболку, поправила свитер на плечах и покачала головой:

– Ну, как хотите. Тогда я пошла. Меня Танюха Маршал с Сычёвой у кафедры ждут.

– Давай, – Гена встал и с яростью захлопнул дверь. – Шо приходила? Лучше бы спросила, не нужны ли нам лишние сапоги.

– Нет у неё сапог, – сказал Ячек, рассматривая старые кроссовки; мать сунула их в последний момент, предполагая, что если он их сильно запачкает, то можно будет выбросить прямо в колхозе. – Не пежеривай, Гена, может брязно не гудет.

Волейболист хмуро посмотрел на рыжего парня и скептически поджал губы:

– Ага, как же, не гудет… – он матюгнулся вполголоса и откинул подальше на кровать красивую вязаную жилетку, досадуя, что это не свитер.

В коридоре раздался гомон толпы.

– Пошли, что ли? – Ячек сунул кроссовки поверх сложенной одежды, напялил на голову кепку, на глаза очки.

– Иди, дачник. Я догоню, – и Гена стал спешно запихивать в сумку новую коричневую куртку-аляску на меху. Опыт по сельхозпрактике за два года у него был достаточный, а вот одежды похуже не было вовсе.

4

У кафедры лёгкой атлетики толпилось около сотни студентов с сумками и рюкзаками. Маленькая блондинка Чернухина была знакома первокурсникам по работе в приёмной комиссии. Вытаращив глаза и доведя и без того скрипучий голос до скрежета, Рита предрекала молодёжи изжогу на второй неделе пребывания в колхозе, тошноту и понос не далее как через месяц.

– А под конец у вас от картошки вообще будет несварение кишечника, – Чернухина дождалась кивка от подруги Кати Глушко и убедительно махнула красиво разукрашенными ноготками разных оттенков красного: от бледно-розового до кроваво-бордового. Обратив на них внимание первокурсниц, Рита вытащила из сумки на плече большую косметичку. – Учтите, девочки, женщина начинается с ногтей!

– А я думал, что всё-таки с головы, – бегун на средние дистанции Толик Кирьянов говорил незло и высоким, писклявым голосом. Рита, шутя, показала язык. Толик тут же напомнил про парторга Печёнкина и фразу о скромности, что украшает человека. Крашеных ногтей, ресниц или щёк они не предусматривали, поэтому Рита поскорее убрала своё богатство обратно.

Было видно, как от центрального входа на территорию института вытянулись в глубь в ряд десять ярко-жёлтых ЛиАЗов, как идут к главному зданию неровными рядами студенты других кафедр, взволнованно бегают вокруг них преподаватели, пересчитывая и перепроверяя. Перевезти предполагалось без малого четыреста человек. Ректор по хозчасти Блинов деловито опрашивал водителей автобусов про колёса, бензин и прочие технические детали, способные стать причиной остановки во время трёхчасового переезда.

Со стороны зелёного дома, где жили ректор и ещё несколько преподавателей и который соседствовал с кафедрой по лёгкой атлетике, появились Стальнов, Галицкий, Кранчевский и Добров. Юра кроме чемодана нёс гитару. У Стальнова на плече висела спортивная сумка. Виктор повесил четыре пары резиновых сапог, связанных по две, как коромысло. Стас волок на спине рюкзак, сутулясь под его тяжестью.

Девушки оживились. Старшекурсницы вышли навстречу. Первокурсницы держались кучкой мокрых воробушков и на «здрассьте вам, девушки» ответили, кто робко и тихо, кто погромче и посмелее. Рита проскользнула к Стальнову и трижды расцеловалась с ним. Он ответил сдержанно и осматриваясь. Взгляд его задержался на высокой Лене Николиной и маленькой Лизе Воробьёвой.

Первая ответила ему бегло, вторая искала кого-то и внимания не заметила.

– Может, Шумкин заболел? – тихо спросила Воробьёва.

Николина пожала плечами:

– Лиза, я не знаю. А в списках Миша есть?

– Да, Лена, я его там видела, – списки поступивших Воробьёва проверила вчера дважды.

– Тогда появится, – успокоила Лена, сникнув; с вечера её знобило, утром поднялась температура. Не желая волновать родителей, единственная дочь пообещала по возможности прислать из колхоза телеграмму.

5

Группа преподавателей стояла за спиной ректора института Орлова и изучающе оглядывала многократно превосходящую количеством толпу студентов. Декана Ломова пока не было, Горобова проверяла данные. И если взрослые сдерживали эмоции, то молодёжь, встретившись после каникул, галдела. Осматривая преподавателей, высказывать мнение о любом из них не стеснялись.

– Ой, дорогая редакция, как это Дыдыч на запарится в своей фуфайке? – фраза про редакцию была визиткой хоккеиста. Девушки захихикали. Миша гордо сбросил с плеч лёгкую ветровку и вытер лоб. Время перевалило за девять, утреннее солнце теперь грело сильнее, несмотря на набегающие тучки. Заведующий кафедрой гимнастики Гофман, на которого указал юноша, стоял перед всеми со злым выражением и придерживал руками полы стёганой ватной куртки.

Малкумов покачал головой:

– Так что ты хочешь, Миша? Ему уже сорок лет. А старым жар костей не парит.

– Армен, не не парит, а не ломит, и не жар, а пар, – поправила Кашина, строя глазки, и по-московски протянула: – Желчи в Дыдыче много, а она, как я слышала, жиры расщепляет.

– Кто бы говорил, – тихо усмехнулась гимнастка Лена Зубилина; летом ей не раз приходилось ставить на место заносчивую москвичку. Попинко улыбнулся. Андрей тоже был москвичом, а к ним у гимнастки отношение было особое, поэтому Зубилина отвернулась. Рядом тараторила Цыганок, рассказывая про пляж соседке по комнате Тане Маршал. Та в ответ кивала на сумку, где стояли банки с маминым ассорти из красных перцев и помидоров, не хуже венгерских от «Глобуса».

«Счастливые, – качнул головой Добров, – не знают пока, какой кошмар их ждёт. Нет, братцы, колхоз – это как марафон: всегда больно». Мысленно рассуждая, Стас вдруг заметил стоящую справа от него первокурсницу с русыми волосами, распущенными по плечам. Он медленно оглядел нарядный прикид стройной красавицы и по маленькой дамской сумочке понял, что она не из тех, кто проживает в общежитии.

– Это кто? – тихо толкнул Стас Галицкого. Не глядя в сторону девушек, Юра ответил также тихо:

– Лена. Николина. Высотница.

– Высотница? Прикольно. Высотниц у нас ещё не было… – Доброва как подменили. – Леночка, скажите, пожалуйста, а вы в колхоз для ваших божественных прядей выписали личного парикмахера? – Стас потянулся к волосам Кашиной. Народ захохотал, Галицкий улыбнулся.

– Я не Леночка, а Ирочка. – Девушка фыркнула и увернулась.

Стас выпучил глаза и оглянулся. Юра, всё ещё улыбаясь, сказал, еле шевеля губами и выразительно тараща глаза:

– Дурень, я тебе про соседку.

– Ах, про соседку? – объясняя до этого Кранчевскому, как поливать цветы и на сколько оборотов закрывать на ночь замки, Стальнов обернулся на смех.

– Привет, Лена, – помахал Галицкий, не ответив другу.

Николина вяло улыбнулась.

– У неё температура скачет, – поспешила объяснить Воробьёва. – А ты не знаешь, Юра, где Шумкин? – отсутствие друга занимало Лизу не меньше, чем состояние подруги.

– Знаю. Приедет завтра. – Галицкий отвечал бегунье, но смотрел на высотницу. Впрочем, на Николину теперь смотрели все.

– Какой пылахой тамператур, – покачал головой Шандобаев. – Зашем сыкакат, если в колхоз нада ехат? – Серик говорил с сильным акцентом, путая рода и падежи. После вступительных экзаменов он занимался дома русским языком с милой и старой апой Карлыгаш, прошедшей и массовые переселения русских в Казахстан во время голода тридцатых годов, и эмиграцию во время войны, и покорение Целины. Но сейчас от волнения Серик опять забыл все советы бабушки.

Стальнов, попросив Кранчевского подождать с каким-то очередным вопросом, подошёл к Николиной и смело приложил руку к её лбу.

– Фью-ю… Лен, да у тебя тридцать девять, не меньше, – Володя посмотрел в её мутные глаза. Толпа студентов зашевелилась. Чернухина, тоже потрогав лоб прыгуньи, присвистнула. Толик Кириллов кивнул на показавшегося в дверях кафедры Бережного:

– Ребята, надо Рудику сообщить.

– Сообщим, Толик, погоди, – удержал его на месте Кирьянов и тоже близоруко прищурился на тренера. Похожие во всём, Толик-младший и Толик-старший, оба воспитанники Рудольфа Александровича, стояли в кирзовых сапогах и шерстяных спортивных костюмах, кофтами от которых подпоясались.