Конспекты на дорогах к пьедесталу. Книга 2. Колхоз

Бережной что-то усердно объяснял коллегам. Тофик Мамедович Джанкоев, потея в костюме лыжника, слушал его, расстраиваясь от того, что колхоза не избежали даже пожилые преподаватели. Рядом с ними шумно дышали коллега по биомеханике Панас Михайлович Бражник и его кокер Золотой. Впрочем, дышали они не только шумно, но и одесской колбасой с чесноком.

– Ребята, а как вы думаете, Рудольф Александрович тоже с нами едет? – спросила Сычёва. На этот раз на девушке были не кеды, в войлочные короткие сапоги на толстой непромокаемой подошве с молнией по всему подъёму. А в руках не целлофановый пакет, с каким она не расставалась во время вступительных экзаменов и по какому многие её запомнили, а саквояж. Подобные берут, скорее, в поездку по Европе, никак не в колхоз. Вопрос Сычёвой, снарядившейся, как на Крайний Север – шароварах на завязках, как у гуцула, и длинном, ручной вязки, тяжёлом свитере, вернул всех к Бережному. Из экипировки, пригодной для колхоза, у Рудольфа Александровича был только толстый спортивный пуловер, завязанный на шее.

– Непохоже, чтобы наш Рудик в сандалиях и шортах в колхоз намылился, – Юлик Штейнберг поправил на Ире Станевич шерстяной жакет на пуговицах и воткнул в его петлицу цветок клевера. Студентам единички показалось, что Он из Харькова и Она из Омска так и простояли на этом месте и в этой позе с первого дня их знакомства во время вступительных экзаменов. Ира, застенчиво улыбнувшись, поправила воротник куртки Юлика, что-то отвечая ему на ухо. Улыбка на лице Штейнберга была шире Босфорского пролива. Ребята стали добродушно закидывать их шутками и намёками. Но тут в микрофоне зашипело.

– Доброе утро, дорогие мои! – улыбкой ректор Орлов вселял доверие. – Рад видеть вас здесь отдохнувшими за лето и ещё больше помолодевшими, – Иван Иванович обернулся на преподавателей и наткнулся взглядом на Блинова. В ботинках крошечного для мужчины тридцать восьмого размера и с пузом, выпирающим из коротких штанов ректор по хозчасти походил на Карлсона, которому с праздничного пирога достались только свечки. Дождавшись от подчинённого кислой улыбки, ректор продолжил:

– Сегодня мы все отправляемся не в колхоз, как вы думали, – Орлов сделал театральную паузу. Дождавшись, пока недоумение одних сменялось удивлением других и радостным ожиданием третьих, ректор вытащил из внутреннего кармана пиджака какой-то листок и прочёл с него: – Так вот, едем мы совсем не в колхоз, а в совхоз, – он поднял указательный палец. – Совхоз Астапово в посёлке с таким же названием, который находится в нашей же Московской области, но только в районе города Глуховицы.

– Луховицы, – поспешила поправить Горобова, до этого согласно кивавшая. И хотя декан говорила тихо, микрофон сработал без помех. Смех зазвучал теперь и за спиной говорящего.

– Да? А я думал Глуховицы, от слова глухо. Ну, тем лучше, – Орлов смеялся, отчего никто так и не понял, то ли он ошибся, то ли заготовил шутку заранее. Поговорив о возложенной на всех ответственности за сбор хорошего урожая и про то, что он надеется на благополучный исход мероприятия, что вызвало смех менее оптимистичный, Орлов передал слово Наталье Сергеевне. Она стояла в большом берете и с шарфом на шее, повязанным поверх лёгкого джемпера, как будто уже сейчас была готова собирать картошку. Не хватало только ведра в руках.

Голос декана зазвучал строго, особенно на фоне добродушного тона предыдущего оратора.

– Так. Программа дня для студентов обоих факультетов следующая: сейчас проверим списки, затем – посадка. Заполнение автобусов произвольное. Салоны не забивайте, транспорта достаточно. А то привезём давленные помидоры вместо бойких работников, – Горобова подождала, пока стихнут смешки, проверяя что-то в записях, и продолжила: – Ехать долго. Поэтому попрошу обойтись без шума, нытья и похабных песенок. С теми, кто меня не понял, я разберусь персонально. Далее. Владимир Ильич Печёнкин, кто не знает – наш парторг, – Горобова в полуобороте протянула руку назад и сделала многозначительную паузу, – а также ректор по хозяйственной части Сергей Сергеевич Блинов и комсорг института Валентин Костин сядут в разные автобусы. Учтите и это.

Старшекурсники недовольно зашумели. Названные вышли вперёд. Парторг, стоящий в очереди к микрофону, кивнул. Валентин тихо взвыл, а собака Бражника отозвалась. Обильно потеющий Блинов выругался одними губами, утёр лицо большим носовым платком и выдохнул через сжатые зубы. Пока кто-то смеялся, а кто-то, наоборот, взгрустнул, Печёнкин сосредоточенно готовился выступить. Рассказать ему хотелось о недавней смене правительства Войцеха Ярузельского, доведшего страну до продуктовых карточек. Поляки откровенно голодали вот уже несколько последних лет, и советский коммунист Печёнкин никак не мог об этом молчать. Особенно в связи с предстоящей сельскохозяйственной практикой.

Сообщив перед линейкой Орлову и Горобовой о том, что в пути хочет прочесть лекцию, парторг получил откровенное одобрение ректора – Иван Иванович не переживал, о чём будет идти речь в салоне автобуса, так как оставался в Малаховке А вот Наталья Сергеевна, наоборот, с трудом могла представить, что все три часа пути придётся слушать ржавый голос парторга, да ещё, не дай бог, отвечать на его заковыристые вопросы о внешней политике. Декан спортивного факультета была сильным человеком, но не настолько, чтобы подвергать испытанию свою психику в ближайшие полдня, поэтому то, что ей необходимо сесть в другой автобус, она придумала экспромтом. Комсорг Костин и завхоз Блинов оказались заложниками решения декана. Сожалея о нём, завхоз мысленно прикидывал, успеет ли он до отправки сбегать в магазин напротив института за пивом, оставленным ему золотозубой продавщицей Марковной в загашнике, а комсорг посмотрел на солнце так, словно прощался с ним навсегда. Не к месту чихнув, Валентин извинился и вернулся в строй к преподавателям.

Горобова оглянулась на комсомольского лидера и его огромный рюкзак, из которого торчали резиновые сапоги:

– Всем всё ясно?

Из толпы студентов в воздух поползло несколько рук.

– Как фамилия? – ткнула Наталья Сергеевна в сторону одной из них.

– Кашина, – польщённая вниманием, Ира говорила, усиленно растягивая гласные и «съедая» части слов на московский лад. – Скажите, а если у меня есть освобождение от колхоза, я могу не ехать?

– А совхоз – это не колхоз, – засмеялся Добров. Он совсем не хотел, чтобы Ира не ехала на практику.

– Кем подписано освобождение? – не удержался чтобы не вмешаться Владимир Ильич. Светло-серые брюки-дудочки и коричневая кофта на молнии сморщились, как лицо самого парторга, наклонившегося вперёд.

– Председателем нашего спортивного общества «Трудовые резервы», – голос Иры звучал гордо. На парторга она смотрела с подобострастием.

– У-у, мать, так тебе самый резон трудиться, раз ты в таком обществе состоишь, – снова засмеялся Стас; теперь ему категорически не хотелось, чтобы девушку освободили. Кашина метнула на бегуна взгляд, полный ненависти, но, увидев его широкую улыбку, фыркнула и отвернулась.

В микрофоне послышался свист; вряд ли это был технический шум. Горобова оглянулась на Печёнкина, поправила берет и произнесла строго:

– От колхоза… как и от совхоза, – Наталья Сергеевна, запнувшись, усмехнулась, – из студентов освобождаются только, – декан выставила руку и стала загибать пальцы, – аспиранты – раз, члены сборной – два. Ты, Кашина, член?

Ира, удивлённая тем, что декан так быстро запомнила её фамилию, растерянно помотала головой:

– Кандидат. Пока. В мастера спорта.

Горобова выдохнула, улыбнулась, разогнула зажатые пальцы и развела руками:

– Вот когда станешь членом сборной и мастером спорта, тогда и поговорим. Ещё вопросы?

Руку из толпы протянул Виктор Малыгин. Он только что подошёл к толпе сзади, потому студенты его не заметили. С конца августа мастер спорта по прыжкам в высоту находился в Москве на Всесоюзном сборе и отпросился сегодня у тренера на первый день.

– Что тебе, Витя? – этого абитуриента Горобова запомнила на всю свою жизнь, был для того повод. Студенты оглянулись разом, загудели, приветствуя парня. Но тут в микрофоне раздалось покашливание. Виктор вздрогнул и по-военному вытянулся:

– Наталья Сергеевна, а почему сборникам нельзя ехать в колхоз? Тем более что это совхоз? Обидно.

– Во-от! – Горобова гордо обвела толпу рукой. – Вот, друзья, поведение, достойное лидера. Сборник Малыгин, хотя и освобождён от колхоза… то есть от сельхозработ, не согласен с тем, что не может выполнить свой гражданский долг. – Поучитесь, товарищи!

Сослуживцы декана поджали губы. Печёнкин снова прошмыгнул к микрофону:

– Наталья Сергеевна, ну, если товарищ спортсмен так хочет, может, удовлетворим его просьбу в виде исключения? —выражение глаз серо-буро-никакого мужчины напоминало взгляд питона, медленно обвивающего шею. Малыгину даже показалось, что ему не хватает воздуха. Но Горобова, отодвинув парторга от микрофона, произнесла, глядя на ряды с высоты крыльца:

– Нет уж, никаких исключений, Владимир Ильич. Виктору Малыгину в январе предстоит защищать честь страны на чемпионате Европы по лёгкой атлетике. Так что…

Многоточие словно повисло в воздухе, сопровождаемое завистливым вздохом многих и облегчённым выдохом единиц.

6

Обычные городские автобусы для междугородних перевозок доукомплектовали сиденьями на задних площадках. Студенты подходили к задней двери, где водитель загружал багаж. Кашина, протягивая свою небольшую сумку, предупредила:

– Ставьте прямо, иначе, если разольются мои духи, я на вас в суд подам.

– Иди, балаболка! В суд она подаст… – Шофёра такими угрозами было не пронять, но сумку капризной девицы мужчина всё-таки поставил подальше и поровнее.

– Эх, жаль, что не Икарусы, – покрутила головой другая Ира Станевич, и дав отмашку Юлику, красиво пошла внутрь автобуса.

– Ишь чего захотела! Здесь тебе не Венгрия, а у нас, – обиделся шофёр. – Туда, куда я вас везу, и таких автобусов не хватает – одни лошади да телеги. А она – Икарусы, – мужчина скопировал недовольное лицо Станевич. Поняв по сощуренным глазам Юлика, что сказал лишнее, он по-доброму кивнул в сторону отошедшей спортсменки: – Яркая девушка. Одна фигура чего стоит. Ух!

– Фигуристка, – Юлик тут же простил мужичка и закрутил головой. – Слышь, дядя, а мы через сколько поедем? Покурить бы успеть, – Юлик нащупал в кармане куртки пачку «Столичных».

– Так кури тут, племянничек. Кто не даёт? – закидывая сумки, шофёр отвечал громко и затих только тогда, когда Штейнберг зашипел:

– Ты что, дядя? Без ножа режешь! Мы же спортсмены, а не какие-то там автодорожники или «стали и сплавов», – из крупных вузов он знал только МАДИ и МИСиС и, судя по названию, был уверен, что там студенты только и делают, что курят. Коренастый юноша потёр большой нос и огляделся. – У нас – спортивный режим. – Юлик подмигнул старшей поварихе институтской столовой тёте Кате; она развозила на тележке сухой паёк и небольшие пластиковые канистры. Юлик выудил взглядом Соснихина и с намёком кивнул за автобус. Миша ответил, скосив глаза на деревья на заднем плане. Именно туда ребята и улизнули. Шофёр, усмехнувшись словам конькобежца, размышлял про себя: хороший парень спортсмен, раз курит, или нет. Поговаривали, что в сборной страны по хоккею курят вообще все, кроме Владислава Третьяка. А они – олимпийские чемпионы. «Что уж тогда с этих физкультурников требовать?» – подумал он, решив, что особо хороших спортсменов в колхоз не посылают. Но все же сомнение точило, и мужчина решил спросить при случае про курение и спорт хотя бы вон у того пузатого мужичка, которого все звали Коржиком. Шофёр посмотрел на суетливого Блинова.

Студенты тем временем уже почти расселись. Кое-кто ещё бегал от одного автобуса к другому, высматривая, нет ли там парторга. Даже с грозной Горобовой ехать было веселее, чем с нудным Владимиром Ильичом. Когда первый в колонне ЛиАЗ запыхтел, Кранчевский в очередной раз пожал руку Стальнова:

– Всё, Стан, я понял, если дочка хозяина дачи придёт, всё передам. Не волнуйся.

Модная короткая стрижка необыкновенно шла Володе. Чёлка, чётко уложенная на бок, придавала ему примерный вид. Уже сев в автобус, он бодро крикнул Виктору через открытое окно:

– Мишке Шумкину скажешь, что сапоги Юрок ему припас, – он скинул ношу с плеч прямо в руки друга. Галицкий, забивший место, утвердительно выставил в окно большой палец.

– Везёт же вашему Мушкину, – Кашина кокетливо посмотрела на Володю. Он молча усмехнулся. Юра, поднявшийся с места, передал сапоги Доброву.

– Повезёт и тебе, – Стас указал высотнице на свободное место рядом с собой. Он сел сразу за Юрой и Володей. Ира фыркнула. Тогда Добров предложил девушке резиновые сапоги, причём не одни, а всю связку сразу. Кашина хмыкнула и отвернулась.

– Вот посмотришь, Катя, эту Вовка точно прибомбит, – тихо прокомментировала Рита Чернухина перегляды между Стальновым и Кашиной.