Развороты на 180 градусов. Современная женская проза

– Так нам что на кладбище? – знакомые с детства названия не давали приезжей никаких ориентиров, только путали и пугали. В Краснодаре Козырева не была вот уже семь лет. Таксист заржал широко открытым ртом, упёрся в руль пузом и перешёл на «ты» без церемоний:

– А ты шо торопишься? Ты, красавица не боись, все там будем. Токо не чичас. Хде кладбище, не доехав надо пересечь трамвайные пути, потом опять налево и ехать вдоль путей, чётко прижимаясь к ним. Потому как дорога там – дерьмо: одни ямы и ямищи, – машина ловко лавировала по улицам, переполненным легковушками и ГАЗелями, и перепоясанным троллейбусами. – Я там намедни чуть ось не оставил.

– И что ямы? Прямо ямы? А объехать – никак?

– Объехать? Наверное, можно. Но токо зачем объехать: за третьей ямищей как раз и будет твоя баня. Ха-ха. Нетипичное заведеньице. Кубанцы туда мало ходят.

– Дорого?

– Строго. Там немец хозяин. Сама увидишь: ни одной бл. ди на входе нет.

«Да уж, показатель респектабельности заведения!» – подумала Света.

От мата она скорчилась:

– А без ругани никак нельзя?

– Какой ругани? – таксист попытался нахмурить лоб. Вырвавшееся слово было для его лексикона настолько повседневным, что притёрлось, как литературное.

– Матом зачем? Что в России только матом можно продажную женщину обозвать? – Светлана пыталась натолкнуть таксиста на мысль, но вместо подсказки заставила задуматься ещё глубже, отчего их машина чуть не столкнулась с маршруткой.

– Бля! – снова шарахнул шофёр, затем внезапно догадался и опять заржал, – Ну ты, красавица дала! А как же их ещё иначе назвать: они – они и есть они…

– Ну, есть ещё такое слово как «проститутки» или «девочки лёгкого поведения».

Зайдясь хохотом, таксист забыл вдохнуть и побагровел:

– Проститутки – это у Интуриста. А девочки лёгкого поведения – в начальной школе. Нет уж, бля… – окончание вышло оторванным и приглушённым, – дь – она и есть, кто она есть. И по-другому никак не скажешь. Как говорится, из песни слов не перепутаешь.

Светлана затихла, втянув голову в плечи и сделавшись маленькой. Таксист, догадавшись, что она в плохом настроении, замолчал. Но через время снова нашёл её в зеркале:

– За услугу диспетчера придётся, дамочка, накинуть, – глаза его не улыбались.

– Довезите сначала, там разберёмся, – Светлана не умела торговаться, даже будучи русской барышней, а уж тем более разучилась делать это, став французской мадам. Деньги в кошельке нервировали: женщина давно уже привыкла платить банковской картой, на худой конец чеком, и платить строго по тарифу. Ломая голову сколько нужно дать таксисту чаевых, чтобы не обидеть и не переплатить, Светлана набрала парижский номер подруги. Та недавно была в России. В намерениях звонившей было только справиться о сумме подачки, не прибегая к использованию русского языка, в результате же роуминг унёс за разговор в два раза дороже советуемых чаевых.

Таксист, услышав иностранную речь, сразу заговорил о Таиланде, не допуская, видимо, что гостья может прибыть с другой стороны глобуса. А может просто потому, что только там и мечтал побывать. А может потому, что только про эту страну с ним и разговаривали пассажиры. Потом стал активно показывать однотипные достопримечательности улицы Красных партизан, делая акцент на доступности цен на все виды услуг. В городе, вне центра, за пятнадцать лет Светланиного пребывания за рубежом так много всего понастроили – не уследишь. В итоге он так надоел своими рассказами. что пассажирка пожаловалась на головную боль. Вконец оскорблённый, таксист замолчал, буркнув напоследок, что париться с больной головой – выкинутые деньги. И уже совсем подъезжая и обдав пешеходов грязной водой из той самой третьей ямищи, заелозил в зеркале улыбкой служащего перед зарплатой:

– А в Таиланде бани есть?

– Понятия не имею, – машина остановилась, – сколько?

– Скоко у вас?

Светлана протянула две бумажки по пятьсот рублей.

– Хватит! – весело цапнул мужичок обе, щедро оценив платёжные способности «иностранки».

…Рита неслась к остановке маршрутки, как лошадь на родео, которой удалось сбросить ковбоя – активно размахивая руками и скоро перебирая ногами. Дома предупредила Вику и Машу о том, что восемнадцать и семнадцать – это опасный возраст, чтобы сидеть на сайтах до полуночи. Раньше Рита не вернётся. Дочки – привычные. В этом возрасте материнская любовь издалека – самый оптимальный вариант. Рита перевесила ношу с одного плеча на другое. В баню собиралась, как при срочной эвакуации: впихнула в спортивную сумищу первое, что попалось в шкафу. «Надеюсь, сменное бельё не забыла?» Можно, конечно, было обойтись и без него: к вечеру стало не жарко, под свитер даже поддувало. Но с бельём всё же приятнее. Да и Карина ворчать про эстетику не будет. Для Карины бельё – культ. Меняет его после первой стирки. А может, даже и не стирая. Вот кому никогда не понять, что стиральная машинка разорвала лифчик в мочало.

Рита окинула взглядом загруженную Октябрьскую. «Где эта долбанная маршрутка?» Ехать можно было и на троллейбусе. Но это мука и долго. А Ремизова уже успевала впритык. На маршрутке – тоже долго, но мучаешься сидя. И сложные для усталого уха речи служащих, радующихся вечерней пятнице, услышишь там реже. Машину Рита не водила: мать, работа и рынок лежали в шаговой доступности от квартиры. С детьми вопрос тоже решён: младшей до школы быстрым шагом – не устать. Старшая моталась в Университет с двумя пересадками и уже сейчас училась вождению.

Такси подрулило. Женщина и сумка бухнулись на единственное свободное место. Усевшись рядом с потной толстухой, Рита уставилась в окно. Октябрьская изобиловала салонами свадебного платья. Ремизова представила старшую дочь в одном из них. Получилось красиво. Вспомнив о Вике, она вздохнула. Грустные глаза восемнадцатилетней дочери перед уходом в баню теперь корили на расстоянии: Вика не знала, как реанимировать её увядшую любовь. Дочь было жаль. Но что она могла сделать? Молодые сегодня никого не слушают. «Вот поступила бы не в Академию административного управления, а на медицинский, как я советовала, так знала бы, как вести себя. Порция адреналина с кем-то из врачей, и сердце снова бьётся учащённо». Рита прислушалась к своему сердцу. Оно стучало ровно, несмотря на воспоминания о знакомом терапевте, к которому ходила когда-то, в том числе и проверять давление. Её стало укачивать. Вдруг машина резко затормозила. Женский голос на улице истошно вопил: «Убили! Убили! На помощь! Врача!»

Рита испуганно огляделась; маршрутка остановилась на подъезде к Сенному рынку. С двух сторон, и на много метров вперёд, весь транспорт стоял. Женский голос продолжал взывать. «Сиди и не рыпайся!» – приказала себе Рита, мгновенно вспомнив, что совсем недавно пересдала диплом об оказании первой помощи, – Оно тебе надо? Пол улицы могут искусственное дыхание сделать, а у тебя совесть не на месте.»

– О! Скорую сюда только на вертолёте дождёшься, – прокомментировал ситуацию водитель.

– Откройте дверь, я – первая помощь! – приказала Рита. Выволакивая сумку, она задела ею толстую соседку.

– Иди-иди, дорохая. Хгляди – поможешь, – напутствовала казачка. Тронь её в какой другой раз она бы непременно глаза выцарапала, а тут… Рита прошла не более ста метров и увидела сгужбившуюся массу. Разбивая толпу теми же заветными словами, Рита оказалась в её эпицентре довольно легко. То, что она увидела, заставило выронить сумку. На асфальте, прямо поперёк проезжей части, к ней были протянуты знакомые золотые кроссовки «Адидас». Ещё не видя лица лежащего, Рита похолодела:

– Малик-заде.

– Вы его знаете? – на Риту посмотрел мужчина, стоящий у изголовья потерпевшего на корточках: стройный, красивый. Явно не пассажир, водитель, врач, а похожий на спасателя американских пляжей. Пусть не в шортах и с голым торсом, а в тенниске и джинсах, но с бицепсами, вырывающимися из-под манжеты. Рита ответила почти гордо:

– Я – первая помощь.

Ответ был невпопад.

– Какая, к е… матери, помощь? Помогать некому. Парень – труп.

Мужчина в выражениях не маялся. До заокеанского боя он теперь не дотягивал. Молнией подумав про то, что всё-таки неплохо, что мат застрял у него на зубах, Рита зашла со стороны головы лежащего и глянула в лужу. Оттуда уловимо пахнуло приторной тёплой сладостью. Земля поплыла у женщины под ногами. Благо, вокруг стояли люди.

– Как это «труп»? – вместо бани Рите захотелось под ледяную воду.

– Сведение счётов. Мафия. Один выстрел в голову. Никаких шансов.

Выражение лица мужчины было явно не трагичным. Рита поняла почему: её жакет расстегнулся на одну пуговичку ниже положенной.

– Он же – борец, – она всё ещё цеплялась за возможную ошибку. Локоть правой руки ассоциативно обожгло теплом ладоней азербайджанца, побывавших там так недавно.

– В смысле?

– В спортивном. Должен был ехать на чемпионат Мира…

– Да? Вот вам и борец. Не за то боролся. Женщина, что с вами? Эй, народ, воды кто-нибудь дайте. Ну вот, помощь нашлась! Саму теперь тащить, как котёнка на спине. Женщина, вы меня слышите? – Рита почувствовала на своих щеках лёгкие похлопывания.

«А Всё-таки он – ничего, – подумала она, уловив приятный парфюм, смешанный с хорошим табаком, – а курить можно и бросить.»…

… – Марк, что стоишь без толку: помоги мне застегнуть цепочку, – Карина посмотрела на мужа в отражение зеркала, приподняла копну волос и склонила шею набок.

Мужчина ткнулся голым пузом в поясницу жены и сладко зажмурился:

– Надо говорить цепочку. Может не пойдёшь?

– Ещё как пойду, – Карина подставляла тело под поцелуи и думала о том, что хороший вечер с мужем будет, даст бог, ещё не один раз, а вот хороший вечер с подругами – кто знает: Светки не было шесть лет, – так говорила моя мама.

– И что? Моя тоже говорила «поклади» и «позвонят». От некоторых генных зависимостей неплохо бы избавляться. – Муж упорно добивался цели.