Такая роковая любовь. Роман. Книга 2

– Ваша Честь! Я протестую! – повысил он голос, – Обвиняющая сторона вновь пытается навязать следствию свою версию.

– Протест принят, – согласился судья, – Господа присяжные заседатели, прошу вас не принимать в счёт только что высказанное обвинителем. Обвинитель, повторно прошу вас воздержаться от предположительных высказываний подобного рода. Иначе, я отстраню вас от процесса. Продолжайте по существу.

– Да, ваша честь, – согласился Соев с замечанием и резко повернулся к обвиняемому, – Скажите, господин Кравцов, пустая пачка от таблеток, найденная в вашей квартире при обыске, часто оставлялась вами дома?

Николай замотал головой:

– Никогда. Снотворное всегда было при мне, где бы я не бывал. Даже дома, выпив лекарство на ночь, я всегда убирал упаковку обратно в свой дипломат.

– Почему такая осторожность?

– Я люблю порядок, – объяснил Николай, – А у Ларисы всё всегда терялось. У ей по дому то тут, то там постоянно валялись всякие лекарства: женские пилюли, от головы, от температуры.

Соев согласно закивал на такое объяснение, но о милости речь не шла, поэтому он продолжил сухим голосом:

– И ваша жена знала о том, где вы прячете снотворное?

– Конечно знала, – для Кравцова было бы странным что-то прятать в доме. Но Соев снёс утверждение не на счёт аккуратности подозреваемого, а скорее на обычное согласие. Голос адвоката был все также бесстрастным, методичным:

– И вы утверждаете, что в тот вечер, приняв снотворное, положили его обратно в ваш дипломат, а дипломат закрыли на ключ?

Кравцов кивнул, не думая:

– Да. Я закрыл дипломат, а ключ положил в карман пиджака.

– А потом, по вашему утверждению, когда вы уже спали, ваша жена, очевидно, взяла ключ из пиджака, открыла им дипломат, достала оттуда лекарство, закрыла дипломат и положила ключ обратно в пиджак? – при каждом предположении адвокат обвинения загибал по пальцу.

– Скорее всего, – Кравцов понимал что тон, каким Соев перечисляет порядок действий Ларисы, ставит под сомнение сказанное, но добавил, – А как могло быть иначе?

– Как могло быть иначе, нам еще предстоит выяснить, – резко обрубил Соев, заставив Кравцова вздрогнуть. Но тут же он продолжил, уже почти мягко, – А вас я хотел бы спросить вот о чём: не кажется ли вам странным, что при экспертизе милиция не обнаружила отпечатков пальцев вашей жены на ключе вашего дипломата?

Задавая вопросы, Соев имел привычку смотреть прямо в глаза опрашиваемого. Он то подходил к нему совсем близко, если вопрос мог помочь адвокату завести жертву в тупик, то отходил подальше, когда значимость ответа была промежуточной и не столь существенной. Сейчас, спрашивая про отпечатки, Соев отошел от стойки с подсудимым почти в другой конец зала суда, к барьеру, за которым находились члены присяжной комиссии, и оттуда вёл опрос, оперевшись одной рукой на барьер. Те, кто был знаком с манерой работы Соева, могли не сомневаться в том, что он предвидит ответ обвиняемого.

Кравцов этой тактики Соева не знал. Тем не менее, он уже слышал от Рябова про наличие отпечатков пальцев Ларисы на его дипломате и их отсутствие на ключе. Поэтому вопрос не поставил его в затруднение.

– Не кажется, – устало выдохнул Кравцов, – Я сразу же объяснил это милиционерам, которые пришли к нам. Когда я увидел около Ларисы пустую пачку от снотворного, я побежал к дипломату. Я хотел проверить осталась ли там моя, другая пачка. Я открыл дипломат ключом. Посмотрел. Пачки там не было. А отпечатки Ларисы я, наверное, замазал своими пальцами. Ключик-то маленький.

– Конечно-конечно, – поспешил согласиться Соев, не желая потерять какую-то пронзившую его мысль, – Вы открыли дипломат, убедились, что лекарства там нет, и побежали звонить в милицию. Разве вы не понимали, что только что стёрли, возможно единственное доказательство собственной невиновности? – теперь Соев подошёл к Кравцову поближе, а в его голосе зазвучала издевка.

Кравцов посмотрел на всех с прежней растерянностью во взгляде:

– В тот момент я не думал ни о каких доказательствах. Я не понимаю, чего вы от меня хотите? – взмолился он, глядя на Соева, – Ведь отпечатки пальцев Ларисы остались на ручке дипломата и на его крышке.

– Да-да, конечно, – Соев вновь оставил без внимания последние слова Кравцова. Он наверняка знал об осведомлённости защиты о результатах следственных экспертиз. В его задачу, как адвоката обвинителя, не входило обнародовать эту осведомлённость, нет, его обвинение базировалось на способности уловить малейшую слабость в речи подозреваемого, позволяющую подмять его под себя. Соеву показалось, что он вдруг нащупал именно такую деталь, и он теперь собирался придать ей более значимый вид:

– Скажите, господин Кравцов, а почему вы только что сказали, что поспешили открыть дипломат для того, чтобы убедиться, что ваша жена использовала именно вашу упаковку? Разве, найденная пустая пачка, была не единственной, имеющейся в квартире на момент несчастного случая?

Предположение Соева было столь неожиданным, что подозреваемый растерялся. Он беспомощно посмотрел на своего адвоката, затем протяжно на бывшую жену, потянулся к стакану, отпил. Потом, отложив в сторону беспощадно истеребленный платок, вытащил из пачки новый, промокнул им лоб, после чего проговорил совершенно сухим голосом:

– Найденная пустая упаковка была в доме единственной. Такие лекарства впрок не выдаются.

Казалось, Кравцов был в замешательстве. Закончив фразу, он тяжело выдохнул, опустил глаза в барьер и замолчал. Это было именно то, что могло стать триумфом его, Соева, успеха, переломным моментом в следствии, идеей, которая раньше не приходила ему в голову в том виде, в каком пришла сейчас. Задохнувшись от внезапности догадки, Соев на мгновение углубился в вихрящиеся мысли, из-за чего именно на это время потерял руль управления допросом. Мига хватило для того, чтобы Рябов, считавшийся также далеко не последним профессионалом, включился в игру.

Спасительный глас адвоката защиты прорвался в зал именно в тот момент, когда в нём повисло всеобщее молчание:

– Господин судья, позвольте дополнить ответ моего подзащитного существенным замечанием. У меня по этому вопросу имеется справка из аптеки, в которой мой клиент покупал лекарство. В ней говориться что, я цитирую: « … порядок отпуска препарата был осуществлен без нарушения норм предписания.» Справка датирована двадцатым января. Эта же дата стоит на очередном, обновлённом предписании психотерапевта. В нём четко указано, что отпуск лекарства должен производиться с периодичностью, не превышающей одной пачки лекарства в неделю. Иными словами, двадцатого января сего года мой подзащитный купил в аптеке только одну, одну единственную пачку «Барбамила».

Рябов поднес к столу судьи имеющееся доказательство.

Столь несвоевременное вступление коллеги явно не входило в планы Соева. Оценив его дедуктивные способности, адвокат потерпевшей стороны ухмыльнулся и внутренне отругал себя за преждевременную успокоенность.

«Похоже, что этот процесс не поднесут мне на серебряном блюде», – подумал Соев и нахмурил лоб. Нет. Ему ещё предстоит борьба. И не исключено, что примет она острый характер. У Соева было интуитивное предчувствие на это. Что, впрочем, только лишь подстегнуло его. Теперь, уже практически зная, что за ответом обвиняемого кроется какая-то тайна, он решил дожать его морально и, подойдя совсем близко к барьеру с Кравцовым, резким голосом задал очередной вопрос:

– Господин Кравцов, скажите в таком случае, когда вами была куплена предыдущая упаковка?

Подозреваемый растерялся:

– Я не совсем уверен, но мне кажется в конце декабря. Да, точно, в конце декабря, – подтвердил он тут же, – В последнее время сон мой наладился, и я не особо нуждался в снотворном, – для убеждения Николай посмотрел на своего защитника. Тот был спокоен. Это передалось Кравцову, – Во всяком случае, если вам так необходимо, вы можете узнать это в моей аптеке, – добавил он уже совершенно безразличным тоном.

Соев почувствовал это, ибо в его следующем заявлении промелькнула тень недовольства ходом допроса. Но в то же время догадка, осенившая его до этого, теперь переросла в уверенность и подсказала Соеву ту основную линию, по которой он должен был продолжать спрашивать. Именно эта линия теперь выстраивалась в его мозгу, требуя времени на формирование. У Соева этого времени было крайне мало. Он мог, конечно, отказаться сейчас от дальнейшего допроса, попросить продолжить его позже. Но это было ему не на руку. Как опытный адвокат, он знал, что всё хорошо в своё время. Позже мысль не сформируется столь удачно и нападение не будет столь неожиданным. Вот почему, на свой страх и риск, поторопился атаковать.

– Я проверил: двадцать шестого декабря, – кивнул Соев на предложение подозреваемого. Достав, в свою очередь, документ, подтверждающий его слова, он тоже передал его судье. Этой лёгкой заминки хватило, чтобы его подозрение к нужной детали превратилось в веское представление картины вины, которую он и принялся вырисовывать сейчас. – В первый раз вы купили лекарство как раз тогда, когда оно было вам предписано. А именно: в начале ноября. Исходя из того, что каждая пачка содержит по шесть таблеток, а также вашего признания в том, что в течение ноября вы нуждались в приеме лекарства ежедневно, врач выписал вам предписание сроком на месяц. За это время вы, действительно, регулярно приобретали «Барбамил» в аптеке каждую неделю. А именно: до двадцать шестого декабря вы купили в аптеке четыре упаковки лекарства, дозированного по ноль одному грамму. Затем, с пятого по двадцать шестое декабря, вы лекарство не принимали. А двадцать шестого декабря снова побывали у врача и попросили предписание на одну пачку. Третьего января вы улетели в Германию и вернулись оттуда десятого января. За эту неделю, как я понимаю, вы лекарство не употребляли тоже. Если верить вашим чистосердечным признаниям, данным только что, то сон ваш улучшился?

Кравцов в ответ кивнул.

Соев улыбнулся:

– Еще бы! Учитывая, что вы провели целую неделю с бывшей женой, да ещё в Германии…

Не обращая внимания на пошлые намёки, Кравцов только сильнее сжал в руке платок, чтобы не сорваться и не нагрубить.

Соев, не спровоцировав реакции, продолжил:

– Итак, с третьего по двадцатое января всё у вас было хорошо. А двадцатого вдруг опять возникла необходимость в снотворном. Странно! За день до прилета в Москву вашей бывшей жены и за два дня до смерти нынешней. Что так? Угрызения совести? Излишняя нервозность?

Кравцов от волнения широко раздул ноздри. Он старался не глядеть на противного адвоката:

– Второе.

– Допустим. Да и не это интересует меня в данном случае.

Соев посмотрел на подозреваемого жестким взглядом. Зал нетерпеливо зашевелился, ожидая пояснения. – Мне кажется подозрительным, что покупка более сильного лекарства пришлась именно на период, во время которого ваша жена Лариса Фёдорова была отравлена? И сейчас мне очень хотелось бы знать: случайность ли это, как сказали вы, или же преднамеренная хитрость будущего убийцы, как думаю я?

Глаза Соева сузились до максимума, оставив на лице лишь две маленьких щелочки. Услышав последний вопрос, Кравцов заморгал глазами. Его адвокат буквально сорвался с места.

Но, едва заметив реакцию коллеги, Соев, не давая ему даже открыть рот, тут же осадил голос и повернулся к судье:

– Ваша честь, я прошу не принимать, сказанное мною, за обвинение, а всего лишь за умозаключение.