Важенка. Портрет самозванки

– Из семи разделов – три мимо. Волны, оптика, теорию относительности вообще не помню, – Важенка вскочила и забегала по их тесной каморке. – По объему это где-то одна треть, даже одна четвертая. В принципе, часов за пять можно было бы. Хотя бы прочитать. Но не лезет больше, понимаешь, не ле-зет.

Она бросилась обратно к столу. Крутанув к Тате список вопросов, водила пальцами, горячась, перелистывала. Большинство номеров были взяты в карандашный кружок – выучено!

– Эх, надо было тебе из всех разделов понемногу учить, больше вероятность, – Тата хлопнула комара у себя на икре. – Слушай, пойдем прогуляемся, нутриям животики почешем. Постираем на колонке, а ночью снова сядешь учить.

Важенка молча застыла перед ней.

– Мне нельзя домой, – вдруг тихо произнесла она.

Понимаю, кивнула Тата. Задумалась ненадолго. Погладила телеграмму от родителей, которая служила закладкой в учебнике. Хорошо сдать экзамены держи хвост трубой целуем.

– Важенка, – вдруг отважилась она, – ну, подумаешь, не сдашь! Вернемся в “Горку”, еще годик, подготовимся как следует…

Важенка в сердцах ударила ладонями по краю стола, чуть отстранилась от него. Опустила голову. Резко и горько выдохнула куда-то вниз:

– Там быдло, Наташа! Как ты не понимаешь! Там дешевое быдло! Мы сами скоро станем такими же, если оттуда не уйдем. Какой на фиг годик! – У Важенки горела сожженная щека и лоб. – Я не могу провалиться. Это невозможно. Надо что-то придумать.

* * *

Из города Тата вернулась восьмичасовой электричкой. В восемь тридцать хлопнула калитка, и она уже топала по дорожке обратно к сарайчику, на ступеньке которого курила Важенка. Подняла голову навстречу – как?

Тата, блеснув глазами, соединила большой и указательный в колечко – все гут! Важенка вскочила, пропуская ее в комнату, охнула за ними облезлая дверь.

– Телеграфистка на Финбане вообще не хотела брать. Такая мне говорит: съездите, тут пять минут на электричке, нельзя телеграммы с таким текстом, нужно, чтобы врач заверил.

Важенка шипела: тише, тише, – и сама себе закрывала рот от волнения и восторга.

– Я ей: у меня ребенок маленький, не могу на электричке, грудной, – шептала Тата, показывая ладонями размер этого ребенка, отрезок его.

Важенка тихо взвизгнула от смеха, сложилась пополам.

– Кстати, ее сейчас принесут. Готовься, тебе придется плакать, – Тата показала глазами на перегородку, за которой подозрительно тихо.

На этот раз затряслись обе. Тата потом сидела с подушкой на коленях, раскачивалась, пряча туда смех, когда Важенка вошла уже с врученной телеграммой. В дверном проеме за ее спиной маячили на дорожке хозяйка и почтальонша со скорбными лицами. Важенка подрожала им плечами напоследок и закрыла за собой дверь.

– Уже рыдай, – тихо приказала Тата и ушла лицом в подушку.

На срочном бланке с синей полоской сообщалось: “Умерла сестра переговоры 1 августа 12 Москвы”. День и час экзамена. По плану Важенка зайдет в аудиторию одна из первых, час на подготовку, и в самый момент ответа экзаменатору принесут телеграмму – за это уже отвечает Тата и ее лучезарность.

– Ты точно ко мне прорвешься? Там в главном корпусе на входе все столами перегорожено и старшекурсники дежурят.

Тата фыркала и заводила к потолку свои желто-зеленые глаза – обижаешь!

Расчет был прост: чтобы побыстрее отпустили, не мучили, ну и пожалели, конечно. Рука не поднимется поставить двойку при такой телеграмме. Теперь предстояло аккуратно переклеить город отправления на Татин “Петропавловск-Камчатский” для пущей правдоподобности. Тата сначала подцепила ногтем свеженаклеенный “Ленинград” и осторожно оторвала только это слово, придвинула к себе недавнюю телеграмму от родителей. Важенка наблюдала, вытянув шею. Но “Петропавловск-Камчатский” так просто не поддался. Бритву гони, выдохнула Тата. Важенка раскрутила станок и протянула ей лезвие. Та виртуозно срезала название родного города.

– А чем клеить-то будем на срочную? – спросила Тата, помахивая полоской в воздухе.

Сбегала к хозяйке, потом к соседям за стенкой – нет клея.

– Соплями, – пожала плечами Важенка и потянулась за платком. – Гони спички.

Соплями и приклеила, пока Тата, уже обессилевшая от смеха, беззвучно каталась с подушкой по кровати.

* * *

Второй вопрос она не знала. Сразу засуетилась, стала что-то глупо уточнять, таким тоненьким голоском. Сев за парту, долго не могла взять себя в руки – сквозь серую машинопись формулировки никак не проступал смысл. Сглатывала от волнения. Начала строчить на листочке первый вопрос подробнейшим образом – как раз вызубрила накануне. Успокоилась сразу. Но второй, как быть со вторым? Из глупой, наилегчайшей, неохваченной оптики – ну, ни ухом ни рылом же. Третий вопрос – задача, пробежала глазами, не поняла пока, как решать.

Дверь в аудиторию открылась, и дежурный с красной повязкой на руке преувеличенно осторожно, на цыпочках, прошел к комиссии. Важенка взглянула в приоткрытую дверь и ахнула про себя, увидев в коридоре Тату, затянутую во все черное. В руке она взволнованно комкала белоснежный платок. Важенка криво улыбнулась.

Ужас заключался в том, что в руках дежурного ничего не было. Он наклонился к преподавателям и назвал ее фамилию, попросил вызвать побыстрее, так как в приемной комиссии ее ждет срочная телеграмма – дома нехорошо. Она почти не дышала, чтобы все расслышать. Слишком рано, слишком вскользь о беде.

– Я только билет взяла, еще двадцать минут не сижу, – возмущалась Важенка, когда через минуту ее пригласили отвечать.

– Ничего, ничего, мы тут сейчас с вами вместе все придумаем. – У экзаменатора была совершенно фантастическая внешность: длинный лысый череп, на кончиках острых ушей шевелился седой пух, за толстыми линзами глаза навыкате, совсем рачьи, и что-то такое с челюстью, что сразу наводило на мысли об компрачикосах.

Этот похожий на инопланетянина человечек только что отправил с неудом хорошенькую девицу, которая до последнего что-то втирала ему о запутанных личных обстоятельствах, канючила: еще что-нибудь спросите, – заплакала в конце. Но тролль был непреклонен, смеялся, обнажая траченные от курения зубы, бедная девушка.

– Начнем с задачи, – сказал он, не обращая внимания на протесты. – Не знаете, как решать? Времени не было? Ну, мы сейчас вместе, вместе. А давайте-ка вы мне про эту шайбу все, что можете из физики, по любым разделам. Вот все, что в голову придет. Итак, она у нас скользит с начальной скоростью до удара о борт площадки…

Весело и сухо потер ладони, а Важенка вдруг поняла, что следующая вещь после физики, которую ценит этот странный человечек, – чувство юмора, и пульс ее выровнялся. Она понесла околесицу вокруг чертовой шайбы, заходя с разных сторон, из разных разделов, и он снова прокуренно смеялся, помогал наводящими вопросами, пока Важенка не набрела на решение.

– Удар был абсолютно упругим, и потерь скорости у шайбы не было, а значит, и не было потерь кинетической энергии? – негромко допытывалась она.

– О! – он удивился и впервые взглянул на нее с интересом. – Молодец!

Его улыбка уехала левым углом наверх, и Важенка быстро, прямо на милых рачьих глазах, вычислила путь шайбы после удара. Дальше она хотела подробно и звонко начать рассказывать первый вопрос, но диво-экзаменатор покачал головой. Так вот тут на листочке у вас все изумительно изложено. Смысл? Давайте-ка ко второму.

Она помолчала.

– Я его не знаю, – сказала трагично и твердо, прикидывая, что два уже не поставит точно и она нравится ему, нравится.

Тролль взял лист бумаги и принялся энергично писать дополнительные вопросы, с которыми повезло несказанно. Спасибо, спасибо, она поднимала глаза к потолку всякий раз, когда после ее ответа он показывал ей большой палец, желтый от табака. А вот пятый, последний, был из теории относительности.

– Самолет летит из Москвы в… Из какого вы города?

Важенка ответила.

– Из Москвы в Ангарск. На борту у него яблоки, вот столько, – он ткнул авторучкой в листок. – Изменится ли масса яблок…

И вот тогда, тогда, даже не дослушав условий вопроса, на который все равно бы не ответила, Важенка перебила его ясным ликующим голосом:

– Да, треть сгниет. А потом, в Ангарске нет аэропорта.

Он долго не мог успокоиться, хохотал через кашель, задыхался. Вытирал слезы грязноватым огромным платком, потом очки, лысину, наконец взял ее зачетку.

– Там какая-то телеграмма для вас, в приемной комиссии. Из дома, кажется.

Увидев, что он выводит “хорошо” неожиданно каллиграфическим почерком, Важенка рассеянно переспросила: из дома? – медленно подняла на него глаза и заплакала.