Украду твою жизнь

Некоторые шкафы оказались заперты. Да и вряд ли он оставил меня тут со средством связи. Лишь запароленный ноутбук валялся на тумбочке.

Дёргаю ручку двери. Не заперто. Только вот как я выйду из дома в таком наряде? Даже в зеркало смотреть на себя стыдно, не то что появиться перед очами Хаят.

Конечно, это некрасиво – брать чужие вещи, но и моего разрешения на похищение никто не спрашивал. Открыла гардероб Якуба, пытаясь понять, что из его одежды может прикрыть мою полуобнажённую плоть, и взяла первый попавшийся пиджак. Утопаю в нём, зато он полностью скрывает мой наряд и меня почти до самых колен.

Принюхиваюсь, обнаруживая себя в облаке запаха хозяина пиджака. На секунду опускаю веки, втягивая его глубже. Лёгкое возбуждение накрывает вновь, потому что в голове взрывается флэшбек наших объятий и моего неприличного поведения. Хлопаю себя по щекам, пока разум не возвращается.

Насколько я успела изучить дом, выходов из него всего два. Один тот, через который Якуб привёл меня, – чёрный ход. И второй – центральный.

Решаюсь разведать обстановку. Если что, вернусь обратно.

Крадучись выхожу из спальни, стараясь не шуметь. Но, как назло, где-то в коридоре слышу, как отворяется дверь. Сглатываю слюну, ощущая неконтролируемый страх. Кто знает, чьи призраки живут в этом доме. Впрочем, имена двух из них я могу назвать. Убитые брат и сестра Якуба.

И действительно, из комнаты появляется тёмный силуэт. В полумраке коридора не сразу соображаю, что это бабушка Якуба. Делает шаг в мою сторону. Рассматривает своими чёрными, полными ненависти глазами.

Мне почему-то кажется, что она способна наброситься на меня прямо здесь и выклевать глаза, как ворона. Но нет. Она заходит обратно к себе в спальню, хлопая дверью. Подозреваю, женщина видела или слышала, как внук поднимается с кем-то в свою комнату. А теперь убедилась в том, что угадала, кто составлял ему компанию.

Поняв, что угрозы больше нет, торопливо, босыми ступнями перебираю лестницу и выбегаю через главный ход. Почти никто из гостей ещё не разъехался. Автомобили так и стоят на придомовой территории. А небо уже потихоньку из кромешно-чёрного принимает оттенок синевы. Прямо как глаза Якуба.

Я добежала до дома Хаят, но входная дверь оказалась запертой. Как же так? И где мне спать? Стучу, но никто не отворяет. Бежать обратно в большой дом совсем не хочется. Обойдя жилище, понимаю, что окно в комнату, где я спала, закрыто. Не залезть. Бросаю камушек в надежде, что дочь Хаят услышит. Но, похоже, они обе спят как убитые.

Устало прислоняюсь к стене. Ночь выдалась долгой. Глаза слипаются, и кажется, если прикрою их, так и усну стоя.

На улице тепло. И пришедшая в голову идея переночевать в конюшне вызывает куда меньше отторжения, чем возвращение к синеглазому жеребцу.

По крайней мере, конюшню содержали в чистоте, видно, кое-кто любит лошадок.

К тому же до рассвета осталось всего ничего. А там и Хаят проснётся. Только сперва решаю проведать собаку, жаль, еды с собой нет.

Пёс будто не спал, ждал кого-то. Следил за моим приближением грустными глазами, в которых я видела море тоски. От предательства бывших хозяев, тех, кому больше всех доверял.

Присаживаюсь на корточки рядом и осторожно поглаживаю его между ушами.

– Я понимаю тебя, поверь, – обращаюсь к нему, – меня тоже выбросили самые близкие люди.

Нижняя губа то ли от жалости к себе, то ли к собаке начинает подрагивать. Из-за усталости эмоции так и лезут наружу. Беру себя в руки из последних сил. Не время плакать.

– Буду звать тебя Мухтаром, – решаю, вставая на ноги. – Мне пора.

Но пёс вдруг поднимается на лапы. Большой и мощный, вселяющий страх. И я бы испугалась, не заметь его виляющий хвост.

– Ты хочешь со мной? Тебе нельзя в конюшню. Давай ты побудешь здесь, а я завтра приду? – пытаюсь вразумить его, но стоит мне отойти, как он на трёх лапах преодолевает разделявшее нас расстояние. Одна лапа приподнята.

Тычется мне мокрым носом в ладонь. Чтобы погладила.

Погружаю пальцы в густую шерсть на холке.

– Дружочек, если напугаешь или покусаешь лошадей, то меня пустят на колбасу, понимаешь?

Стоит на месте, будто сообразил, о чём речь. Я ушла от него, оборачиваясь, а он так и стоял. Смотрел, как я ухожу. Ощутила муки совести. Вдруг он думает, что я больше не приду?

Устроилась в углу конюшни. Как в прошлый раз. Села спиной к стене и вытянула ноги. Глаза закрывались сами собой, и мне уже стало всё равно, где спать. Медленно сползла на землю и уткнулась во что-то пушистое, мягкое и тёплое. Даже не заметила, как собака сюда пробралась. Гнать не хотелось. Да и не справилась я бы с ним. Упрямый.

– Любишь ты ложиться под кавказцев, Пирожок, – вытаскивает меня из сна знакомый голос.

Глава 19

Солнце, пробираясь в конюшню, жалит глаза, и я с трудом могу рассмотреть мужчину.

Неуклюже приподнялась. Щурюсь. За ночь в одной позе тело закостенело, и теперь его ломило. С ужасом подумала о том, что скоро нужно будет возвращаться к тяжёлой работе, а я едва способна повернуть голову. Рядом валялся парик, который, должно быть, стянула во сне вместе с шапочкой. Волосы распустились по спине и падали на лицо.

Силуэт Якуба, стоявшего в паре шагов от меня, освещался лучами солнца. Ангел возмездия, не иначе. Замечаю, что на нём та же одежда, что была вечером. Значит, он только вернулся и обнаружил моё отсутствие. Лишь в это мгновение поняла, что могло прийти в голову Якубу, когда он не нашёл меня в доме Хаят.

Пёс за ночь будто и не пошевелился. Но сейчас, когда я проснулась, зарычал на незваного гостя. Почти неосознанно погладила пса, и он успокоился. Однако скалиться не перестал.

– Ты исключение, – дерзко отвечаю Ямадаеву, совершенно забывая о самосохранении. О том, что стоит быть хитрее и изворотливее.

Но он пробуждает во мне всё самое плохое, поднимая из глубин моей сущности всё, что я пыталась в себе подавить. То, что всегда напоминало отцу о моей матери.

Добрая, милая и отзывчивая девочка в его присутствии пропадает. Я не планировала скрывать отталкивающую грань своего характера от того, кто похитил и держит силой. И намеренно выводит из себя своими оскорблениями, которые даже близко не связаны с реальностью.

Представляю, как отвратительно выгляжу после ночи сна на собаке, в конюшне, с боевым макияжем на лице.

– Полагаю, единственное, – отвечает холодно. И смотрит на меня могильным взглядом.

До меня доходит очень медленно. Слишком медленно. Как он меня назвал? Я же не ослышалась? Пирожок? Вот чёрт!

Страх холодным осадком падает на дно желудка. Мало того, что моё сообщение не попало к адресату, теперь и похититель знает, что его жертва пыталась кинуть весточку «мужу».

А ведь Якуб и без того, скорее всего, накажет меня. Как и обещал перед уходом. И в его глазах я нахожу ответ. Обязательно накажет.

– Поднимайся, – приказывает, рассматривая свой пиджак, будто не сразу сообразив, что я стащила его одежду. Хмурится. Конечно, за ночь в конюшне он вряд ли сохранил благоухание дорогого парфюма Якуба.

Пёс наблюдает за нами. Никогда не натравливала животных на людей, но сейчас резко захотелось. И Якуб словно понимает моё желание.

– Пристрелю, – сообщает коротко и ясно. Не сказал кого, но полагаю, нас с Мухтаром по очереди. И не сомневаюсь, что он вполне на это способен.

Пульс стучит в ушах. Боюсь своего похитителя. И остаться без защиты пса – тоже.

Но всё же понимаю, что если Якуб ко мне подойдёт, а он явно настроен, то собака бросится на него. Ведь не по головке он будет меня поглаживать. Прибегут люди Ямадаева, и если с их хозяином что-то случится, меня сожгут на костре.

Смотрю в его глаза, словно в дуло пистолета. Будто, если сделаю лишнее движение, он меня точно пристрелит. Хотя пока оружия в его руках не наблюдаю. Взглядом убьёт на месте.

– Обещай, что не обидишь собаку, – выставляю требование, как террорист на переговорах. Не отпущу Мухтара, если пойму, что ему грозит опасность.

Якуб смотрит на меня несколько долгих секунд. И едва заметно кивает. Выдыхаю.

Опускаюсь на корточки между Якубом и собакой. Поглаживаю пса по густой шерсти. Настоящий исполин. Статный, мощный. Даже хромой и слабый, он внушает страх.