Я тебя ненавижу

Но думала ли я о том, что он не сдержит слово, что будет удовлетворять свои потребности с другой? Как ни странно – нет. Находясь рядом с ним, я чувствовала ту искренность, с которой он ко мне относится, и абсолютно доверяла ему, и может, это было следствием наивности, неопытности или глупости, но по-другому я не знала, как быть с ним и не верить ему.

– Клим, ты же понимаешь, что я не могу тебе дать пока большего?

– Не в сексе дело, помню наш уговор. Знаешь ли, у меня весь ноут завален твоими фото и видео в этих купальниках с выступлений, пока меня это спасает, – порой он говорил с совершенно серьёзным выражением лица абсолютно не серьёзные вещи.

– Дурак, – я ударила его по руке, не в силах удержать краску, затопившую лицо от фантазии, что нарисовало тут же моё воображение.

Он остановился у какого-то придорожного кафе, отсоединил мой ремень безопасности и сгрёб себе на колени, обнимая.

– Я безумно скучаю по тебе, от того, что мы не можем видеться каждый день, мне хочется лезть на стенку, – он отстранился, заглядывая мне в глаза, – и всё бы ничего, но порой мне кажется, что эти эмоции испытываю я один, понимаешь?

Удивлённо хлопаю ресницами, не веря собственным ушам. Неужели сам Клим Самгин только что почти признался в своих чувствах и одновременно, что не видит взаимности? От его слов, казалось, в моей груди разливался тёплый, разогретый солнцем тягучий свежий мёд. Я обхватила своими шершавыми ладонями его щёки, содрогаясь от смеха.

– Ты смеёшься, – глухо произнёс он мне в губы.

– Потому что ничего глупее я в жизни не слышала, – поцеловала уголок рта и отстранилась, чтобы встретиться с хмурым взглядом.

– Хочу это услышать, – безапелляционно произнёс он.

– Это? – шёпотом спросила, оттягивая момент, так как не была уверена, что могу сказать вслух заветные слова.

Он недовольно убрал мои руки, уже понимая, что не получит желаемого, и усадил обратно на моё место. Оставшись без его тепла, я почувствовала какое-то дикое одиночество, но вместе с тем будто лишилась голоса и забыла, как произнести простые три слова.

Но почему он так хочет услышать моё признание, когда сам молчит?

***

Моё волнение нарастало по мере приближения к Москве, несмотря на всю браваду, чем ближе, тем мрачнее рождались мысли в голове. Я пыталась предположить, как буду жить, если результат будет не в мою пользу, но моя фантазия так хорошо не работала. Клим чувствовал охватившую меня тревогу и, пока мы шли по коридорам больницы, преодолевая кабинеты МРТ, рентгена, сосудистого хирурга, держал за руку.

В дорогой клинике не было очередей, но время, к которому нам назначено, ещё не подошло, и мы ожидали под дверью. Я измеряла шагами коридор из угла в угол, не в силах усидеть на месте, в то время как Клим следил за моими передвижениями, устроившись в удобном кресле. Когда я нервничала, моё сознание от одолевавших мыслей буквально закипало, и, чтобы усмирить его, мне нужны были физические нагрузки. Движение всегда успокаивало мой ум.

Наконец услужливый администратор в белом халате, из тех, что больше похожи на топ-модель, нежели на сотрудницу клиники, проводила к хирургу. За спортивную карьеру мне довелось видеть немало травматологических кабинетов, но этот разительно отличался от всех остальных, здесь всё будто дышало деньгами, каждая вещица говорила об эксклюзивности, и врач мой был не обычный, а лучший из лучших, но только для избранных. Я к ним не относилась и понимала, что здесь лишь случайный гость.

Мой высокий доктор оторвал взгляд от экрана монитора, на котором, не сомневалась, мои результаты МРТ, и улыбнулся, кивая головой в сторону соседнего кресла, обтянутого белой кожей, гармонично сочетающейся с остальным интерьером этой кипенно-белой комнаты.

От заключения этого человека зависело моё будущее, и я смотрела на него как на Бога, способного либо убить меня, либо спасти.

– Здравствуй, Алёна, – поздоровался Царёв.

– Здравствуйте, Алексей Владимирович, что вы можете сказать по результатам исследований? – с места в карьер интересуюсь я, не в силах оттягивать вердикт.

– Ох уж эти нетерпеливые спортсмены, – покачал головой хирург, – сначала мне нужно провести осмотр, ложись на кушетку.

Вдох-выдох. Неуклюже сняла с себя колготки, разместив на специальной вешалке, и легла, сцепив руки на животе, рассматривая название светодиодной лампы на потолке. Врач холодными пальцами в перчатках производил осмотр, его лицо ничего кроме медицинского интереса не выражало, пока он вертел мой травмированный голеностоп в разные стороны.

– Боли в щиколотке случаются?

Хотелось соврать, но врала я плохо.

– Бывают.

– Прописанное обезболивающее помогает?

– Да.

– Хорошо, одевайся.

Хирург, сняв перчатки и вымыв руки, вновь занял место за столом, а я, торопливо одевшись, вернулась на кресло.

– Исходя из результатов обследования, кости и связки зажили полностью, с венозным оттоком тоже проблем нет, в связи с чем могу разрешить тебе постепенно возвращаться к привычным спортивным нагрузкам. – Слова врача гулом прошлись где-то внутри черепной коробки и развеяли все страхи минувших месяцев, я наконец смогла выдохнуть сгусток напряжения, росший во мне с момента аварии. – Но тебе, учитывая колоссальные спортивные нагрузки, к ноге следует относиться бережно, сразу большие нагрузки давать нельзя, как бы тебе этого ни хотелось. Если боли усилятся, не откладывай визит ко мне. У тебя очень подвижные суставы, эластичные мышцы, но то, как нога после травмы поведёт себя, покажут только тренировки.

Я не относилась к девушкам, которые могут от счастья завизжать и броситься на шею, скорее к тем, кто, неловко переминаясь, обнимет человека, вернувшего надежду, что я и сделала, стараясь не расплакаться от охвативших меня чувств. Врач сказал, что всё зависит теперь только от меня, а я больше не видела перед собой преград.

Мы вышли из кабинета вдвоём. Должно быть, на сегодня я была его последним пациентом. Царёв пожал Климу руку и велел беречь меня. Всё-таки персонал тогда не ошибся.

Самгин вцепился в меня обеспокоенным взглядом, ожидая результата приёма. А я смотрела на парня, под колёса которого попала шесть месяцев назад, и не верила, что жизнь может перевернуть всё с ног на голову. Кто бы мог подумать, что моя чёрная ненависть к нему бесследно растает? Я боялась признаться себе в чувствах к нему, не понимала, к чему могут привести наши отношения, осознавая ту глубокую социальную пропасть, что разделяла очень богатого мальчика и влюблённую в спорт девочку из неблагополучной семьи.

– Всё хорошо.

Стоило произнести эти слова, как он сорвался с места и заключил в объятия. Только сейчас я в полной мере ощутила, насколько он переживал всё это время, что я не смогу вернуться к тренировкам, и, должно быть, осознавал – будь заключение врача иным, я не смогла бы на него смотреть, не думая о том, из-за кого я лишилась мечты. Скажи врач, что кости или связки плохо срослись, а путь в большой спорт для меня закрыт навсегда, я бы просто не смогла быть рядом с ним, не смогла смотреть на него и корила бы, даже понимая, что наша с ним вина обоюдна.

– Может, отпразднуем, посидим где-нибудь? – спросил он, улыбнувшись, продолжая меня обнимать.

Мне не хотелось его расстраивать, но единственный способ, которым я готова была отпраздновать разрешение врача, – это возможность опробовать все элементы спортивной гимнастики, которыми я владела раньше, понять, насколько я потеряла силу, гибкость, выносливость за минувшие шесть месяцев, рассчитать время на восстановление и возвращение к былой форме и добиваться её улучшения настолько, насколько это будет необходимо для олимпийского золота.

– Понятно, – прочитал он ответ в моих глазах, – только гимнастика, только хардкор. Ладно, поехали.

Клим ещё даже не знал, что ждёт меня впереди, что скоро у меня не будет времени ни на что, я трусливо не заводила с ним разговор на эту тему, да и до Царёва смысла в нём не было, – не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Успела ухватить его за руку, переплетая пальцы, остановив от горячего желания направиться к выходу без меня.

Сейчас мне не хотелось говорить о будущем, я не знала, каким оно будет, что нас ждёт, но мы были вместе, и я хотела продлить эти мгновения.

– Давай отпразднуем, – согласилась, целуя его в подбородок. Каблуки хорошая вещь, без них я бы не дотянулась.

Клим привёз меня в пафосное место, где, должно быть, собирались сливки местного общества. Я сразу ощутила себя не в своей тарелке среди этих лощёных лиц, дам в блестящих нарядах, медленно цедивших апельсиновый сок из трубочки, с глазами-сканерами тугих кошельков, мужчин с выпяченными животами, обнимавших длинноногих дев, годящихся им в дочери.

– Не обращай внимания, здесь просто хорошая кухня. Попрошу, чтобы нас посадили подальше, – шепнул он мне на ухо, почувствовав моё волнение, теснее прижимая к собственному боку.

Пока мы шли вслед за хостес, мой затылок готов был воспламениться от прожигающих взглядов, меня рассмотрели со всех сторон, взвесили, оценили и вынесли вердикт – она его недостойна, я лучше, краше, но почему она с ним?

Я слишком выбивалась из общей массы местных глянцевых див своей простотой: моя одежда – ноунейм, на моем лице нет косметики, мои волосы не уложены в локоны, и мой взгляд не ищущий, а испуганный и напряжённый.

Нас проводили к столику у окна, открывающего вид на мегаполис, с огнями города, на который спустился зимний вечер. Я постаралась случайно не ослепнуть от красоты очередной девушки, бросавшей голодные взгляды на Самгина, и наблюдала за кипением жизни в Москве, пока Самгин выбирал что-то из меню.

– Какие люди, – раздался незнакомый голос, заставляя поднять глаза.

Клим не выглядел радостным, увидев молодого человека, обнимавшего модельной внешности девушку. Обменялся с ним формальным рукопожатием с таким видом, будто его пальцы могут быть посыпаны ядом. Не похоже было, чтобы они дружили.

– Всё бегаешь по поручениям нашего папаши, братец?