Я без тебя не могу

Достав канцелярский нож, я извлек из конверта его содержимое, получая новый удар под дых. Договор займа десятилетней давности, подписанный между моим отцом и Аленой Александровной Комар на огромную для нее сумму. Причем договор был составлен так, что он был рабочим до сих пор.

Слышу, как в висках пульсирует кровь.

– И зачем мне это? – Кидаю договор на стол, словно это падаль.

– Анатолий Борисович предлагает выкупить права требования по этому договору.

Сука!

– Любопытно. И за какую сумму?

– По нашим данным, вы владеете правами на нефтеперерабатывающий завод, который когда–то принадлежал вашему отцу, в связи с чем с его стороны имеется к вам предложение передать Анатолию Борисовичу эти права в обмен на цессию по договору с Комар.

Наверное, только годы в бизнес–кругах, привившие мне выдержку и способность сохранять невозмутимый вид, сейчас удерживают меня от того, чтобы не вылить свой гнев прямо на физиономию адвоката отца, раз не могу добраться до него самого. Обмен даже близко не был равнозначным с разницей в суммах длиной в несколько нулей.

Написал на листке бумаге сумму, которую готов отдать за цессию, понимая, что отцу нужны деньги, и с Алены, учитывая, что у нее нет за душой ни гроша, он их точно не получит. Не думаю, что кому–то еще, кроме меня, настолько интересна эта девочка, чтобы выкупить её долг даже за тысячу рублей.

– Это то, что я готов предложить, – сообщил возможную стоимость выкупа, которая в два раза превышала долг Алены согласно текущему курсу доллара.

Адвокат, между тем, выглядел удовлетворенным. Должно быть, он и вовсе не рассчитывал, что их с отцом авантюра окончится успехом. Однако отец отлично знал о моем криптоните в виде одной бывшей гимнастки, которая мне жить не дает.

Через несколько дней вновь явился адвокат по доверенности от отца, и мы подписали договор об уступке мне прав требований суммы займа к Алене. У меня в голове еще не складывалась картинка. Выходит, Алена продалась за деньги моему отцу. Только когда у них все закрутилось с Максом? Впрочем, меня часто не было рядом, должно быть, находили время друг на друга. От этих мыслей я с силой сжал пальцы, испытывая болезненную потребность снять возникший зуд с кулаков, пройдясь ими по чьей–нибудь роже.

К моему большому неудовольствию, Диана прилетела из Англии, не предупредив меня. Эта женщина всегда обладала поразительной интуицией. При всей её внешней рафинированности и кукольности, она была крайне ревнива, но пыталась маскировать это чувство, правда, не всегда удачно. Да, я изменял ей, она это знала, но раз приняла мое предложение, значит, её все устраивало. А меня устраивало, что свою ревность она могла держать при себе. Хотя имеются подозрения, что после брака это может измениться.

– Нас пригласили на вечеринку к Артамоновым, мы ведь пойдем? – Ди подошла, когда я завязывал себе галстук, стоя у зеркала.

Ненавижу галстуки: будто удавку на собственной шее затягиваешь! И сейчас, смотря на невесту, испытывал ровно такое же чувство. Дышать становилось трудно, грудную клетку сковывает тисками, и легкие никак не расправить. Выбросил галстук в мусорное ведро.

– Сходим, – раздраженно соглашаюсь я, догадываясь, что Диана планирует представить меня своему окружению в качестве жениха. Я слишком мало делал для нее, и хотя не скупился на подарки, которые не забывал заказывать мой помощник, но порыва совершать для невесты какие–то поступки от души, по велению сердца, я в себе не обнаруживал.

Мне было приятно смотреть на её красоту, точно на картину, выкупленную на аукционе «Содбис» по баснословной стоимости, рассматривать, самодовольно осознавая, что именно ты смог её приобрести. Её красота была яркой, бесспорной, классической, но свет её меня не грел.

Я ощутил присутствие Алены совершенно по–звериному, как животное, почуявшее свою пару, и все мои радары тут же настроились на неё. Вижу эту рыжую макушку, мелькающую среди безликой толпы, и сразу понимаю, что узнал, кто передо мной, еще тогда, в клубе Ильдуса. Мог бы и дальше себе врать, в угоду гордости, но слишком очевидно для меня было то, что я чувствую её на расстоянии.

Сам обнимаю за талию Диану, а глаза неотрывно следят за Птичкой. С того момента, как видел её в последний раз, прошло уже несколько недель, и я знал, что она сейчас без работы. Все ждал, когда же сама придет просить вернуть её в журнал, простить её, в конце концов. Ждал, но не особо на это рассчитывал, зная её характер, который, похоже, ни на гран не изменился за эти годы, хотя это все шло вразрез с договором, заключенным с моим отцом. Если ей так нужны были деньги, почему она не попросила тогда у меня?

Она бесстрастно наблюдает за приглашенными на вечеринку и направляет объектив фотокамеры, когда ей хочется запечатлеть какой–то момент. Щелкает людей и, наконец, наводит камеру на меня и замирает. Чувствую, как пульс подскочил до ста шестидесяти ударов в минуту, как бьется в артериях кровь. Алена медленно убирает фотоаппарат и переводит взгляд с меня на мою спутницу.

Внутри будто дамбу прорвало с замурованной радостью, потому что я, наконец, замечаю, что небезразличен ей. Вижу это в мгновенно загоревшемся яростью взгляде, который опустился на мою руку, покоящуюся на бедре невесты. Она направляет в нашу сторону объектив, и это замечает Диана, начиная ей позировать. Но Алена просто рассматривает нас через объектив камеры, не нажимая на кнопку, и, в конце концов, опускает аппарат. Смотрю ей в глаза, читая в них боль и испытывая от этого непередаваемый восторг, удовольствие – такое сладкое, насыщенное и живое, словно в вену впрыснули наркотик, который тут же дошел до головного мозга, возбуждая нужные нейроны.

Мои чувства к ней противоречат здравому смыслу, собственным клятвам и обещаниям, гордости, в конце концов. Десять лет прошло, должен был давно её позабыть, вытравить из себя все эмоции еще в тот день, когда стал свидетелем предательства, растоптать, посыпать землей и вколоть крест на этом месте. Но нет же, смотрю на нее, понимая, что ничего не похоронено, все здесь – на поверхности.

7. Алена

Клим сделал все, чтобы воплотить в жизнь сказанное. Несмотря на то, что я выросла с бабушкой и мы были довольно стеснены в средствах, привычка откладывать деньги на «черный день» у меня так и не появилась. Да и бабушка, учитывая нестабильную экономику нашей страны, не любила хранить накопления под матрасом, потому что завтра могло так случиться, что на эти деньги можно будет купить только туалетную бумагу. А можно не покупать и использовать их вместо нее.

Кузнецова сказала, что будет подкидывать мне работу, но рекомендовала пока не высовываться, обосновывая это тем, что мой стиль изложения можно легко вычислить. Я так не считала, не сомневаясь, что смогу мимикрировать под манеру письма других журналистов и менять свой стиль, что делала неоднократно, подрабатывая на фрилансе.