Мой Темный повелитель

– Вот увидишь. Давай до дна, дорогая, – и пока я не успела воспротивиться, он поит меня из этой фляги. Отплевываюсь, чувствуя, как горчит во рту, но спустя пару ударов сердца приходит эйфория.

Сначала всё для меня становится необычайно ярким, даже взмахи крыльев во тьме я вижу очень четко. Словно слепой прозревает.

– Невероятный эффект! – осматриваюсь вокруг и вижу, как пульсирует кровь в жилах Орлова, выталкиваемая его сердцем к голове, я будто обретаю рентгеновское зрение. И тут вздрагиваю, когда в моей голове раздается голос любимого.

– Давай, милая! – это голос Дарка, но измененный и словно бы искусственный. – Покажи им, на что ты способна!

– О да, – улыбаюсь, как сумасшедшая, и поднимаюсь на ноги, а после взбираюсь на небольшой холм.

– Не-е-ет! – это уже другой голос, и я вскрикиваю, заметив, как темное облако надвигается на нас и поглощает одного из солдат Алексея. – Ты не мог так быстро воскреснуть!

– Я и не умирал, ты, ничтожество! – улыбаюсь, безумно счастливая видеть живого Александра. – А вот ты умрешь! Как и все рутеанцы! Я хотел защитить свою страну от других воинственно настроенных народов, но вы все время желаете войны. Теперь станет некому воевать!

Широко открытыми глазами я наблюдаю, как он напрягает руки и плечи так, что оживает тьма, как она сперва словно вздрагивает, а после сдвигается в сторону, словно бы разрастаясь. И начинает поглощать маленький город внизу в долине.

“Но жители ни в чем не виноваты!”

– Нет! Остановись! – мне кажется, что я кричу, но на меня никто не обращает внимания. – Остановись, Дарк!

Отчаяние захлестывает меня с головой, от невозможности спасти невиновных, от желания прекратить, наконец, это безумие. И в этот момент происходит всплеск такой силы, что, кажется, я превращаюсь в живой факел. Огонь, свет и ветер смешиваются в одно, устремляясь навстречу тьме, разрывая её пополам, а после ещё раз и ещё, разделяя и уничтожая этот барьер. Я слышу крики тварей, которые пытаются скрыться от света, но у них ничего не выходит.

– Лена! Нет! Остановись сейчас же! – этот крик рвет мне душу, но если я не смогу уничтожить эту проклятую Стену, люди будут гибнуть и дальше. Сосредотачиваюсь – и ещё больше магии вырывается из меня, подпитываемые темной силой моего ребенка.

С торжеством успеваю заметить, как рушится, словно карточный домик, вся стена тьмы, а после падаю на землю, лишенная сил, и лишь успеваю заметить, как надо мной мелькает любимое лицо.

– Что ты наделала, Лена?! – такая боль сквозит в его вопросе, что мне хочется обнять и прижать к себе, но я не могу пошевелить даже рукой.

– Я спасла всех, – силюсь улыбнуться, но выходит откровенно плохо. А после перевожу взгляд в небо, чувствуя, как холод постепенно охватывает моё тело. – О, любимый, смотри, сегодня затмение, – замечаю, как в небе солнце закрывает луна и на землю опускаются сумерки, но под конец фразы срываюсь на кашель, чувствуя во рту металлический привкус крови. – Так же, как и тогда, когда мы с тобой в первый раз встре… – больше я не успеваю сказать ничего в этой жизни, как и услышать слова, которые ждала так долго и опоздала.

Глава 25

Яркий ослепляющий свет делает больно глазам. Я не могу дышать, не могу понять, если я умерла, то что же в загробном мире так неприятно.

“А может, это Ад?”

Ещё и этот мерзкий пикающий звук, который любого нормального человека доведет до сумасшествия, а уж такую чокнутую, как я, и вовсе выбешивает, особенно когда с каждой секундой становится всё громче. Пытаюсь открыть глаза, но тут же зажмуриваюсь, потому как кажется, что солнце падает прямо мне на голову.

Я точно умерла и теперь буду гореть в Аду за убийства и другие грехи.

– Доченька? – голос мамы заставляет меня напрячься.

“Нет, не может быть! Она не может быть в моём Аду!”

– Подожди, Нина, – ещё и отец здесь. – Дай ей хотя бы прийти в себя.

– Но ты же видел, Федя, что она впервые пошевелилась.

Открываю глаза и снова зажмуриваюсь. Но упрямо повторяю попытку, чтобы тут же застонать. Только сейчас чувствуя, какая у меня тяжелая голова. Говорить не могу, трубки в горле и в носу, руки опутаны капельницами, что замечаю, когда пытаюсь прикрыть глаза рукой.

– Ярко, доченька? – издаю мычащий звук, и тут же щелкает выключатель и я, наконец, могу приоткрыть веки. – Лучше?

Хлопаю глазами в знак согласия, а после снова прикрываю.

– Сейчас доктора позову и медсестру, – хлопочет мама, укрывая меня одеялом, хотя какой толк от него, не понимаю. – Они помогут тебе избавиться от ненужных теперь трубок.

– Мать, да дай же ты ей прийти в себя. Раскудахталась, как наседка!

– Так доченька в сознание пришла. Столько недель, пока она в коме была, переживаний и неизвестности, а теперь, наконец, очнулась.

Сказать, что я ничего не понимаю, – это ничего не сказать. Очнулась? Кома?

– Ладно, побежала я позову доктора и медсестру, – и мама скрывается за дверью, оставляя меня с отцом.

– Потерпи, милая, я знаю, что она бывает надоедливой, но мы правда очень волновались за тебя.

На его слова я лишь приподнимаю брови. Однако отец не успевает что-либо ещё добавить, как двери снова открываются и в палату возвращается мама, а следом за ней входят медсестра и врач. И я даже с трубками не могу сделать вдох. Темно-рыжие волосы не скрывает даже шапочка, а эти голубые глаза я считала и продолжаю считать самыми красивыми в мире. Доктор же, наоборот, с такими светло-карими глазами, что они кажутся золотистым, и такими же золотистыми волосами. Во все глаза смотрю как они подходят, как медсестра наклоняется и отсоединяет ИВЛ, а после вовсе выключает, и, наконец, наступает тишина. Именно этот проклятый аппарат и пищал.

– Как вы себя чувствуете? – черт, даже голос тот же, словно колокольчик звенит. – Горло не саднит? Сейчас неплохо бы выпить теплой воды, чтобы ушло это неприятное ощущение.

– Женя… – хриплю я, и она отзывается.

– Да? Ещё что-то мешает? К сожалению, капельницу я убрать не могу пока, но уже скоро вам станет лучше.

– Женя… – чувствую, как глаза у меня наполняются слезами.

– У вас, наверное, голова болит, сейчас я сделаю вам укол, и вы сможете ещё поспать.

– Евгения Сергеевна, думаю, двух кубиков ей будет достаточно.

Перевожу взгляд на мужчину с золотистыми волосами. И понимаю, что даже очки в тонкой оправе на носу не скрывают его привлекательности.

– Хорошо, Михаил Алексеевич, – ну, хоть тут не сто процентов попадание.

Доктор ещё раз бросает на меня внимательный взгляд, а после, что-то записав в карте, выходит из палаты. Медсестричка же, сделав мне укол, тоже выходит, наказав маме принести мне теплой воды.

– Ой, доченька, у тебя такой доктор замечательный, – вполуха слушаю мамины причитания, чувствуя, как укол начинает действовать и погружает меня в дрему. – Все его так хвалят, и я рада, что ты попала именно в Мариинскую больницу.

– Угу, – я уже почти сплю, но ещё стараюсь держать глаза открытыми.

– Утром придет на обход, а ты уже пришла в себя.

– Утром? А разве не этот…

– Нет, этот тоже хороший, но лечит тебя другой. Эх, такой красивый мужчина, презентабельный. И неженатый.

– Угу, – я снова позволяю своим мыслям поплыть куда-то в небеса.

– Ой, а Кирилл-то тоже не отходит от тебя. Каждый день здесь, каждый день…