Три женщины

Легли спать одетыми, прислушиваясь к каждому шороху.

Утром Егор посадил перепуганную семью в поезд.

– Спасибо тебе, Егор, – на перроне Роня обняла и расцеловала парня. – Надеюсь, что не причинили тебе вреда. Но если бы не ты, сама бы не смогла собраться с мыслями. Ничего бы не смогла.

– Берегите себя, Роня. Детей берегите. Я не говорю, что все будет хорошо. Будет уже по-другому. Но у вас дети. Нужно жить. Хотя бы ради них.

– Женщина, заходите в вагон, отправляемся! – проводница начала поторапливать Роню.

Роня еще долго махала идущему по перрону вслед за поездом Егору. Потом дошла до своего купе, села на нижнюю полку, и опять слезы потекли у нее по лицу. С двух сторон к ней прижимались ее ребятишки. Прав Егор, нужно жить дальше. И не просто жить, а теперь вечно оглядываясь и в постоянном страхе и напряжении. Но хотя бы дети рядом с ней. И она никому не даст отнять их у себя. Она будет делать все, что нужно. Работать день и ночь, прятаться, выкручиваться. Но с детьми ее никто не разлучит, и на хлеб им она заработает. Она вытерла слезы и еще крепче прижала к себе детей.

– Запомните. С папой мы развелись, где он, вы не знаете. Не помните. Это все. И говорите как можно меньше. Это единственное, что нас может спасти. Вы уже большие, сами все понимаете. Мы едем к дедушке и бабушке. Это родные нам люди, они помогут.

– А если тоже не пустят, как тетя Лида? – не мигая, спросила Тамара.

– Пустят, – не очень твердо ответила Роня. – А если нет, я напишу своей сестре Фриде, она приедет за нами. Она очень хорошая. Но вы не волнуйтесь. Я что-нибудь придумаю в любом случае.

Ехали тяжело. В вагоне душно, воды не было. Измучились и Роня, и дети.

Стоянка поезда в Бражном была всего две минуты. Выгружаться помогала проводница.

– Быстрее, быстрее, тюков понабрали. С ума сошли. А это что за камни?

– Да машинка швейная.

– Ты б еще пулемет с собой потащила! Грыжу с вами наживешь! Выкидывайте вещи, выкидывайте. Мамаш, детей не забудь!

И поезд тронулся.

– Фу, слава богу, успели. Бориска, Томуня, ничего не забыли? Тюки пересчитали?

– Да, мамочка, все в порядке.

Роня наконец оглянулась. Навстречу ей по перрону бежали два человека. Она их узнала сразу. Коренастый старик – Павел, отец Алексея, и старший брат мужа Иван.

Павел подошел первым, внимательно взглянул на невестку. Роня не знала, что говорить. Просто смотрела полными боли и горя глазами, надеясь на этого старика как на единственное возможное сейчас чудо.

Старик обо всем догадался сам. Время было непростое, а сын занимал такую должность.

– Здравствуй, Роня, с приездом. Молодец, что про нас вспомнила. Мы и тебя не обидим, и ребятишек твоих.

Роня шла по перрону, глотая слезы. Оплакивала ли она свою прошлую счастливую жизнь или то были слезы радости? Кто знает. Только прав был Егор, прошлая жизнь закончилась. И надо как-то жить дальше.

Впереди твердым шагом шел дед Павел с ее швейной машинкой наперевес. Иван уже расспрашивал Бориса о школьных успехах. Томочка изо всех сил сжимала Ронину руку, пытаясь успокоить маму. А слезы все текли по Рониному лицу, и та ничего не могла с собой поделать.

Глава 3

Тася

= 1 =

Поезд случился и в жизни Таисии. В 1936 году, в июле, ее семья погрузилась с небольшими пожитками в вагон и отправилась начинать новую жизнь. Тасе, в отличие от Рони и Тамары, не было страшно. Она ехала не одна. Муж с ней, Колька с ней. Адрес, куда едут, спрятан у нее надежно. Даже если никто на вокзале не встретит, они знают, куда идти. И потом – муж, он опора. Доказал уже не раз. С ним хоть на край света.

Основные вещи нес муж Сергей, тюки с перинами – сама Таисия, а пятилетний Колька тащил маленькую котомку со своими чулками и майками.

Ехали к старшей сестре Фекле. Та уже устроилась в небольшом сибирском городке Алымске и вызвала сестру. Письмо Таисия читала вслух. Медленно и с выражением.

«Дорогая моя сестра Тайка! Во первы?х словах моего письма большой привет тебе от моего единственного мужа Андрея и детей моих Аркадия, Катерины, Лидии, Клавдии, Арнольда и Надежды. Передаю также наш низкий поклон мужу твоему Сергею и сыну Кольке. Если встретишь сестер наших Серафиму, Устинью, Аксинью, не забудь поклониться и им. А родителям нашим особая от нас благодарность.

Устроились мы хорошо. Домик небольшенький, но с огородиком. Корова купленная, конечно, не наша Машка. Но такая кормилица, она одна была и будет. А эта Верка – совсем непутящая. И молока дает по четверть ведра. И что за корова? Но другой нету. Потому, наверное, и продали дешево. Город, Тайка, большой. По улицам ездят грузовики и ходят люди в ботинках. Не как у нас, только в сапогах. Я целый день – по дому, ребятишки в школе. Все с книжками бегают. Вырастут, все докторами будут. Андрей – на стройке. Избенка хоть и неприметная, а три спальных места для вас найдем, пока не устроитесь. Приезжай, Тайка. Пора тянуться к культуре. А то еще год, и разговаривать мне с тобой будет не о чем. Совсем отстанешь. Торопись, пока совсем не опоздала. Кланяюсь низко вам всем. Вам и всей семье.

    Ваша Фекла».

– Чего это она, Сергей? Тоже, культурная нашлась. У меня, поди, два класса церковно-приходской школы. А у ей чего? Только детей всю жизнь ро?дила и ро?дила. Знаешь, сколько у ей детей народилось? Сергунь, ты, поди, и не знаешь! 19 штук! Это выжили шестеро. И всех, главное, в поле родила. Ужасть, не сказать словами. Работает, работает в поле. Сама видела, девчонкой была. Вдруг как закричит, бабы ее под руки – и за стог. Все шумят, охают. Меня посмотреть не пускали. А потом – раз, и ребеночек. Кто-нибудь из баб юбку свою нижнюю сымет быстро, разорвет, ребенка завернут. Померло детей-то только много. По каждому Фекла убивалась, спасу нет. Хотя убивается, убивается, а потом раз, и опять ее Андрей за Степку лупит. И когда успевала – и детей рожать, и от мужа к Степке бегать.

Сергей усмехнулся бабьим-Таисиным рассказам.

– Да ладно, Тайка, ей же надо перед кем-то бахвалиться? Вот тебя и выбрала. Но ведь зовет! Любит она тебя пуще других сестер.

– Это точно. Вреднючая только.

– А что, Тайка, поехали. Выучусь на водителя, чай, из трактористов – дело нехитрое! Глядишь, получится! И Кольке – лучше, все-таки город. Мальчонка у нас боевой, пытливый, вопросами тебя умучил. Отведешь его в библиотеку. Пущай лучше книжки читает, пока дом не спалил да себя не сжег.

Таисия невольно перекрестилась. Что да, то да. Колька шебутной, спасу нет. Все с ним что-то случается. То топор на морозе лизнет, идет к матери, рот раскрыт, а на языке топор висит, то рубашка на нем огнем вспыхнет. А уж последний случай с родительской кобылой и вообще вспоминать неохота. Таисия вздохнула.

– Боязно. С насиженного места. Хоть и голодно последнее время, и недоедаем, а все-таки и домишко какой-никакой свой. И телка у нас. А там чего? Фекле на шею садиться?

– Ладно, жена, думать давай. Только коли Фекла зовет, она тебе добра всю жизнь желает. И домишко у нас, сама знаешь, одно название. А там поживем у сестры, глядишь, и построимся.

= 2 =

Сергей прав, Фекла желает Таисии добра. Так всегда было и будет.

Тайка в семье младшая. Как говорят, последыш, и старшая сестра к ней относилась как к своей дочери. Или как к кукле последней. Шутка ли, разница в возрасте 14 лет. Фекла носилась с Тайкой и радовалась ее успехам, пожалуй, больше, чем родная мать. И советчицей ей была. И когда та совсем маленькой вокруг крутилась, и когда к Таисии первая любовь пришла. И одна знала, что бежать она с Сергеем собралась. Не отговаривала.

– Раз люб, беги. Батя никогда тебя за Ковалевых не отдаст. У нас, смотри, и домина какой, и хозяйство. Две коровы, лошадь, козы. А Ковалевы – кто? Голь перекатная.

Тайка обижалась, но сестра говорила чистую правду.

Ей повезло, родилась она в 1912 году в деревне Березовка, что недалеко от Красноярска, в зажиточной семье крестьянина Мелехова пятой дочерью. Нрав у отца был крутой, дочерей воспитывал в строгости и женихов выбирал всегда сам. Неволить, правда, не неволил. Не люб, не нравится – не иди. Но сажал дочь перед собой и убеждал:

– Как жить собираешься? Чем детей кормить? Пойдешь за того, кого тебе желаю, нужду испытывать не станешь. Я все продумал, и избу жениха посмотрел, и как лошадей подковывают. Знаю, чем дед у них болеет. Да и сам приданым не обижу. А норов свой мне показывать не надо. Не пойму. И не прощу.

И старшие сестры отца послушались, вышли замуж с полного благословения отца и ни о чем не жалели.

Тайку отец баловал, самая младшая. То отрез красивый ей привезет, то платок расшитый.

Все пятеро сестер удивительно походили друг на друга, несмотря на большую разницу в возрасте. Высокие, статные, с русыми косами, голубыми глазами и ярким румянцем на лице. Всех отец воспитал к труду приученными. И в поле не ленились, и за скотом ходили.