А по вечерам сядут в ряд на лавку, возьмут вышивание и песни поют. Да как поют! На три голоса, да с заходами, да с причитаниями. Вся деревня сбегалась послушать.
Сергей присмотрел Таисию на деревенских танцах. Гармонист Фимка приходил к ним в Березовку примерно раз в месяц, если не было какого события и не договаривались с ним заранее. К танцам готовились всей деревней, девки доставали нарядные платья, парни начищали сапоги. Фимка играл душевно, и много сердец разбивалось под ухарскую игру. Вот и Таисия заметила цепкий взгляд Сергея Ковалева.
Небольшого роста, с кудрявым чубом, Серега не так чтобы очень отличался от деревенских парней. Опять же, знала Тайка, что воспитывала его одна мать. Нагуляла его от солдата-инвалида, который лечился во Введенском монастыре. Солдат быстро умер, а Евдокия одна, как могла, из последних сил воспитывала мальчонку. Работала у чужих людей прачкой. Сергей рос практически на улице, питался кто чем подаст. Деревенские жалели маленького Сережу, подкармливали его. Старый монах, живший при монастыре, выучил мальчонку грамоте.
Сережа вырос хорошим и покладистым мальчиком. Смышленый и рукастый, он быстро освоил столярное дело. И если где нужно было забить гвоздь, завернуть гайку, подумать головой – тут Сереже не было равных.
Мечта стать водителем зрела у мальчика с детства. Появление в деревне первых тракторов привело пацана в полный восторг. Он тут же пришел в механическую мастерскую проситься на любую работу.
– Мал еще, подрасти немного.
Но паренек не уходил. Постепенно к нему в мастерской привыкли.
– Молоток поднеси, зубило давай!
Сережа носился по просьбам вихрем, всегда был под рукой. Сначала к Сергею присматривались, потом поняли: парня нужно посылать на курсы, из мальчишки выйдет толк.
А тут уже подоспели указы партии и о поддержке бедняков, и о создании первых МТС и колхозных движений.
Как говорится, Сергей оказался в нужное время в нужном месте. Биография самая что ни на есть подходящая. Мать батрачка, никакого своего хозяйства не имеют. Значит, будем помогать, тянуть. А тут и парень разумный оказался. Все схватывал на лету.
После трехмесячных курсов вернулся он в родную Березовку настоящим трактористом. Евдокия не могла налюбоваться на сына. Больная и слабая, битая жизненными невзгодами, она наконец-то вздохнула спокойно, жить стало не в пример легче, чем раньше.
А у Мелеховых, наоборот, все пошло в это время вкось да вкривь. Кулаков начали сначала прижимать потихоньку, просто приходили активисты из города, разговоры разговаривали, предлагали что-то отдать по-хорошему. Объясняли, что выгодно, что невыгодно. Яков Мелехов мужик разумный. Понял сразу, разговоры – только начало, поэтому новым правилам не противился, сам сдал в открывающиеся товарищества телку и коня. Уж как плакала жена, как убивалась.
– Молчи, дур-р-ра, если не хочешь, чтобы отобрали все и по миру нас пустили. Хотя все равно отымут. Но хоть не так быстро, сумеем оглядеться да приспособиться.
Мать шмыгала носом, но понимала: мужу не перечь. Умный мужик, а иначе бы столько добра не скопили.
А Яков оказался прав. Каждые полгода издавались новые указы. То партийный пленум собирался, то Сталин распоряжение издавал. Запутались сами, запутали страну, озлобили зажиточных крестьян, ожесточили бедняков.
И пошел гулять по стране красный петух. То поджоги, то акты террористические. А кругом голод да мор.
Начальники спохватились, пытались ослабить узду. Да развалить успели все так, что и не собрать.
Яков кое-что сохранить все же смог. Хотя с тем, что было, не сравнить. Но делать нечего. Сам работал как проклятый, дочерей гонял. Одним словом, не голодали.
И грамоте Яков обучен был, поэтому и указы эти правительственные внимательно читал. Понимал, правда, через раз.
– Нет, мать, ты только послушай, че пишут: «Деревня не выдает план!» А с кем план-то выдавать, когда они такие цены нам выставили! Да еще налоги. Дурни. Сами себя разорить хотят.
Настена только головой качала:
– Свят, свят. По миру-то не пойдем? А, Яш?
– Дура, когда это я тебя без хлеба оставлял?! – кипятился муж.
– А и то правда, никогда. Уж не серчай на меня!
Закончилось тем, что большевистский голова сам к Якову Мелехову в дом пришел.
– Научи, Яков, уму-разуму. Расскажи, как выжить. И самим не сдохнуть, и городу план сдать.
Яков зла не держал, понимал: время такое.
Что мог, рассказал, подсобил новой власти. И за это его особо не тронули.
= 3 =
Сергей приходил на танцы только ради Тайки. Чем зацепила его эта бойкая краснощекая девчонка, сам не понимал. Были и покрасивее, и пофигуристей. Тайка уж больно худая была. Можно сказать, даже – тощая. И не подумаешь, что отец у нее кулак. У кулаков дочери должны были быть, по разумению Сергея, толстые да белые. Да еще – ленивые. А эта шустрая, да смеялась веселее всех. И улыбка хорошая, добрая, озорная. Вот тянуло Сергея к ней. Вскоре и Тая заметила: Сергей приглашает только ее, и никого больше. Если не успел, она с другим пошла, – просто в сторонке стоит, следующего танца поджидает. И провожать всегда следом идет. Они с девчонками подхватятся под руки человек пять, чтобы линия ровная получилась, и идут, перегораживая собой целую улицу. А сзади поодаль парни. Таисия скосится, Сергей всегда вслед идет. Но не подходит и не окликает.
– Почто молчишь-то всегда. Может, нравлюсь, или че? – Тайка девушка не робкого десятка, решила сама выяснить ситуацию.
– А лучше тебя во всей Березовке нету. Может, даже и до самой переправы Енисейской.
– А может, фамилия тебе моя люба больше, чем я сама?
– Ты, девка, со мной так не шуткуй. Я свою жену и сам вскормить смогу, и детей тоже. А если на свое кулацкое происхождение намекаешь, так смогу тебя оттуда выдернуть и позор смыть!
– Это какой такой позор? – Тайка опешила. – Это батя мой позор?
– А ты как думала – эксплуататор!
– И ты готов меня от него защитить или че?
– Правильно понимаете, Таисия Яковлевна.
Девушка залилась краской.
– Это ты, че ли, в замуж меня зовешь?
– И опять угадали, Таисия Яковлевна.
– Так не отпустит батя меня за тебя, голоштанного.
– Так мы убегем, если люб я тебе.
– Так ить так сразу-то и не скажешь. Танцевать-то с тобой споро. А вот жить-то так?
– А и жить так же станем. Ты девка боевая, да и я горячий. Еще как заживем, всем на зависть.
– А куда ж меня кличешь-то? Или избушка у тебя есть?
– Избушки нет, – Сергей вздохнул обреченно. Но тут же заговорил опять, да еще убедительнее прежнего: – А я тут на окраине деревни баньку присмотрел. Брошенная стоит, вот там и обоснуемся. Она крепкая, я проверил. Не ваши хоромы, это точно, так нас и не так много. Ты огородишко распашешь, а мне, как механизатору, довольствие положено.
– Ох, гладко рассказываешь, парень. Небось и целуешься так же.
– А это я тебе сейчас покажу.