Парень для «Sекса»

– Пур бэби… Тогда стэй здесь.

Я как-то не поняла, с чего я вдруг, такая бедная крошка, и вопросительно посмотрела на Кана.

– Я сказал, что группа ученых обнаружила в твоем черепе клетку мозга и пытается ее клонировать, – спокойно объяснил Дима, и я не поняла, шутит он, или на самом деле такое ляпнул. – Поэтому тебе нельзя уезжать из Хабаровска.

Женя что-то еще сказал.

– Он говорит, что удивлен тем, что у тебя вообще была целая одна клетка, – увлекся Дима.

Женя так горячо кивнул, словно на самом деле именно так и сказал. Добавил сокрушенно:

– Красивая герл всегда ебанютяя!

Я хмыкнула… Ему до сих пор, как видно, не объяснили, что это грубое слово. Женя пользовался им легко и непринужденно, как словом «глупышка». В отличие от мистера Кана, который тем же словом пользовался по делу, он явно не хотел меня обижать.

– Согласен! – душевно ответил Кан.

– Что он тебе сказал?!

– Напомнил, как ты «работала».

– Американ бой помню? – спросил вдруг Женя и Дима снова умолк и заледенел. – Сёуле, ты и бой качи? Итэвон?.. Бой тюрьма сидети!

Боль хлынула, я отшатнулась, прижав ладони ко рту. Кан опустил глаза и так крепко сжал зубы, словно крепился, чтобы не ляпнуть очередную остроту.

– Бой – негр убить, – Женя провел большим пальцем по горлу. – Полиция его арестовывать.

– Ончже? – спросила я одними губами, хотя в глубине души все время знала когда.

Вот, почему он не позвонил.

– Мула… Не знаю. Полиция приходить мотель. Помнишь, я тебя ждать?..

Улыбка дрожала, распятая на губах. Я плакала и смеялась. Женя беспомощно топтался рядом со мной, явно сожалея о том, что все мне сказал. Я внутренне умирала и ликовала одновременно: Скотт не бросил меня!.. Скотт был в тюрьме…

Сдохни, Димочка!

Кан вдруг меня обнял и, усадив на пол, дал свой носовой платок.

– Все, все. Не смейся так… – что-то в сторону по-корейски.

Я подчинилась, вытерла слезы, прижав колени к груди. Это было самое печальное и в то же время, прекрасное из всего, что Женя когда-либо говорил мне. Скотт не бросил меня. Не бросил! Самое трудное было не запрыгать сейчас, показывая Кану «факи» и вереща: выкуси-выкуси! Потом до меня дошло.

– Ты знал! – прошептала я. – Ты знал это! Вот о чем ты тогда говорил в спортзале!..

Дима мрачно поглядывал на меня, прислушиваясь к тому, что происходило за дверью. Его девушки выкрикивали фамилии, раздавая кандидаткам бумажные номера.

– Мне жаль, – сказал Кан, присаживаясь на корточки. – Я думал, ты была в курсе…

Его теплая ладонь легла на мое колено. Оно превратилось в пудинг. Скотт забылся. Запах парфюмаа, которым я обрызгивала подушки в номере, Диминого парфюма, бил по обонятельным нервам. Хотелось схватиться за его плечи; опрокинуться на спину, притянуть его на себя…

– Ни хрена тебе не жаль, – ответила я, и дернула ногой, пока он не понял, как сильно я завелась. – Не прикасайся ко мне, скотина! Ты знал, что он не бросил меня, но все равно, все равно меня унижал!..

Он убрал руку и встал.

– Футболисты двух негров подписали, – сказал он сверху, ничего не выражающим тоном. – Хочешь, я кого-нибудь из них грохну? Или, обоих?.. Просто так. Чтоб тебе приятное сделать.

На миг я онемела от его подлости. Так вывернуть все! Скотт не убивал того негра, он меня у него отбил. Если он и убил его, то совсем не нарочно. В ярости… Потом я похолодела: вспомнила, как сама ударила. Пнула в лицо. Ногой.

Быть может, Скотт меня выдал? Или, наоборот? Не выдал?..

– Хочешь мне приятное сделать, застрелись сам, – прошипела я, преисполнившись ненавистью.

Дима издал горлом странный звук. Вроде того, что издает раковина, подавившись водой и картофельными очистками. Медленно выдохнул:

– Будешь так говорить, ударишься. Лицом о ковер.

Я мысленно пожелала ему удариться лицом об автобус. В дверь постучали. Толя…

– Босс, звал?

Кан медленно, как во сне, обернулся.

– А-а-а, да. Забери вот эти коробки. Надо по городу будет раскидать, – он наклонился и как котенка поднял меня на ноги. – Пойдем-ка поговорим, в мой офис.

Я выдернула руку.

– Давай не будем портить твои диваны!

Дима дернулся. Открыл рот. Закрыл рот. Махнул на меня рукой и вышел. Охранник зыркнул в упор, исподлобья, но ничего не сказав, поднял с пола коробку.

Я осталась одна.

«Сказки для больших и маленьких».

Ангелина ЗЛОБИНА.

«…Жил да был один молодой человек по имени Антон и был он не только некрасив, но и до отвращения мерзок. Когда Антон достиг зрелого возраста, он уже совсем отчаялся найти себе любовницу, поскольку ни одна из тех девушек, что ему нравились, не понимала, что слизнякам и уродам тоже хочется… кхм-кхм… размножаться. А если и понимала, то не до конца, поскольку брезгливо морщилась и говорила: «А я-то тут при чем? Ты посмотри на себя в зеркало!»

Сначала Антон еще как-то терпел, а тут подошла ему самая, что ни на есть пора… размножаться. И влюбился он в девушку Ксению, у которой в плане внешности проблем не было. Все-все учел, а именно, что Ксения была еще и богата. За ней бегали парни, которых Антон за глаза звал дубоголовыми, а в личном общении боялся и старался не нарываться.

Только однажды гормоны в нем взяли верх над инстинктом самосохранения. И он нарвался, а потом неделю лежал дома, пока не заживет сломанный носик. А Ксения над ним смеялась и подругам рассказывала, чтобы те тоже повеселились.

Тогда Антон, а был он в душе человек гордый, совсем как джигит, решил, что все бабы – стервы. А потом еще немного подумал, послушал, как они мужиков обсуждают и понял, что все они – твари недо… (удовлетворенные). И еще сильнее стал всех женщин презирать и ненавидеть. Ну, а что ему еще оставалось? Так он и жил с мамой. И были у него волосатые руки и плохое зрение. Даже проститутки, которых Антон изредка снимал, проделывая тем самым невосполнимые дыры в бюджете, брезгливо морщились и завышали цену.

Когда у Антона в конторе провели Интернет, он стал болтаться по разным чатам, знакомиться там с девушками и заниматься с ними виртуальным сексом. Так он и обнаружил, что есть у него дар к печатному слову, а также богатое воображение.

Представится смуглым красавцем Мачо и давай наивным чатовкам заворачивать: «Я швыряю тебя на кровать, срываю с тебя джинсы и даю волю своему желанию». Те в восторге – аж трусики мокнут. «Пришли мне, – пишут, – фото». Тут-то Антон опять вспоминал, что он на самом деле не Мачо, а Чмо, злился, отклацывал: «Да пошла ты, дура недо… (удовлетворенная)» и на другую переключался.