Бубен

– Посмотри в окно. Ничего не замечаешь?

Алка присвистнула.

– Зачем же сразу три?!

Это моя внимательная подруга пересчитывала передающие вышки сотовых операторов на ближайшей горе.

– Конкуренция. Народу в горах становится много, я не только про китайцев говорю. Тут у нас недавно в кустах у речки жил местный профессор с детьми и супругой. Московские академики вчера улетели, да и местные власти постоянно тусуются. Это помимо аборигенов, которые тоже по телефонам разговаривают и Интернетом пользуются.

Алка состроила кислую рожицу.

– Так у вас здесь Интернет? А я-то, наивная, думала, что проведу пару недель в глуши и без работы.

– А как бы мне, по-твоему, удалось заманить старшего пожить на даче?

– А мужа тебе не удалось заманить пожить на даче?

– Данил – перфекционист. Пока все не расставится по своим местам, мы его здесь будем редко видеть. Хотя мы его и дома-то почти не видим.

– А что, дома у тебя не все по своим местам стоит?

– Дела у него последнее время идут не слишком хорошо.

Алка сбросила босоножки и забралась с ногами на стул.

– Во внешнем мире про это еще никто не знает?

– Неуверена…

Я налила нам еще по чашке и поискала глазами свежее варенье.

– Мы вчера с детьми ходили за кислицей к речке. И за эдельвейсами. Так вот, пока мы шли, мимо нас проехало штук двадцать знакомых машин.

– Перечислить можешь?

– Могу, но тебе этот список не понравится. Ты любишь успешных мужчин, а у этих дела в последнее время не очень.

– Я в последнее время интересуюсь непопулярными экземплярами.

– Профессионально?

– Скорее эмоционально. Мужчина в поиске интереснее, чем самодовольный или депрессивный.

Я поставила ноги на пол, пошарила под столом в поисках босоножек и осторожно, чтобы не разбудить мальчишек, прошлепала к тумбе, стоящей возле постели Данила. Вытянув верхний ящик, достала список и вернулась к столу Алка с любопытством пробежалась по нему глазами и возмущенно фыркнула:

– Ты ничего не перепутала? За каждым именем тут стоит немалая сумма.

Меня позабавила ее реакция.

– Ты же не можешь точно знать, что из этих имен и денег реально, а что – просто мыльные пузыри.

Алка призадумалась, положила бумагу на стол так, чтобы можно было при случае еще раз взглянуть на нее.

– Мыльные пузыри, говоришь? И вся эта компания сейчас неподалеку?

Я состроила ехидную рожицу:

– Твоя машина туда не доедет.

Алка была неумолима.

– Зато твоя доедет. Может, нанесем визит мальчикам?

Я запротестовала:

– Мне мальчиков дома хватает.

Алка сделала ответный ход:

– Еще год назад не хватало!

Я поняла, что это намек на Прагу, но скандалить не стала.

– Если тебе так хочется, поезжай. Я не могу оставить без присмотра этих двух диверсантов.

Подруга с моим доводом согласилась. Она забыть не могла, как мой старший пытался растопить камин у нее на даче, пока взрослые отсутствовали пару часов.

– Да, этих лучше не оставлять.

На том и порешили. Деятельная Алка не стала ждать до вечера, взяла ключи от моего пикапа и решительно двинулась к огромным деревянным воротам.

10

Рынок города Ура опустел, и последние торговцы спешно собирали свой товар, чтобы успеть на церемонию погребения дочери лугаля. Много толков ходило сегодня на рынке, но никто из разносчиков сплетен не мог бы с уверенностью сказать, что именно так все и было. Поговаривали разное. Кто говорил, что ее отравили жрецы, а кто тихо шептал, что сам лугаль отдал приказ убить свою дочь, чтобы не запятнать себя позором.

Когда дорога, ведущая из города, заполнилась любопытной толпой, то среди пестрого народа было невозможно отыскать старика, ведущего под руку девушку с воспаленными глазами. Пуаби не привыкла еще к солнечному свету и так часто терла свои глаза, что они теперь больше походили на кровавые волдыри, чем на глаза красивой девушки. Прохожие сторонились их, полагая, что девушка больна какой-то дурной болезнью. Это нисколько не смущало Пуаби, которая была счастлива, что не лежит сейчас в роскошном катафалке, отделанном золотом.

Воины в шлемах, с поднятыми вверх копьями шли возле повозок, сопровождавших главный катафалк, накрытый плащом из синего бисера, расшитого серебряными звездами. Золотая маска мертвой Богини Луны сияла при свете дня, заставляя зажмуриваться любопытных, которые осмеливались взглянуть на нее. Из-под маски были видны большие золотые серьги в форме полумесяца, а прическу ее венчал большой гребень из золота с пятью зубцами, инкрустированными лазуритом. Тем, кто стоял поближе, был виден великолепный убор на голове покойной, сотканный из золотых цветов. Восьмиметровая золотая лента была вплетена в ее волосы, лоб ее поверх маски украшал венок из тонких золотых колец. Не в силах оторвать взгляд от этого великолепия, народ следовал за телом, словно зачарованный.

На других повозках ехали молодые жрицы-служанки, которые были обречены сойти в могилу вместе со своей госпожой. Лица девушек были безмятежными. Еще с восходом солнца им всем дали напиток, который лишил их разума и горя. Движения их были заторможены, лица неподвижны. Они смотрели поверх толпы, выстроившейся вдоль дороги, чтобы лучше разглядеть похороны. Не каждый день удается увидеть такое великолепное зрелище!

Замыкали шествие две повозки с золотой и серебряной посудой, необходимой для иного мира. На последней повозке стояли две одиннадцатиструнные арфы с золотыми и лазуритовыми изображениями быка и коровы на резонаторе. Эти арфы принадлежали Богине Луны, и коснуться их струн могла только сама госпожа. Только ее пальцы могли извлечь из серебряных струн тончайшие звуки хрустального неба и родниковой воды.

Люди, мимо которых проплывали арфы необыкновенной работы древних мастеров, узнавали в быке и корове своих великих богов, скрещивали руки на груди, кланялись и что-то тихо шептали.

Весь путь от Храма до гробницы занимал минут тридцать. Лугаль приказал строить гробницу насколько это возможно близко к городу, чтобы успевать доставлять рабочих и камни для обустройства последнего жилища своей дочери. Спешная подготовка к похоронам была весьма необычным делом для горожан, привыкших, что их повелителей хоронят должным образом в роскошных подземных дворцах.

Наконец первая повозка достигла пологого спуска, которым начинался вход в подземелье. Процессия разом остановилась. Воины, сопровождавшие Катафалк, распрягли черных волов и отвели их в сторону, чтобы животные не помешали спуску всего кортежа под землю. Жрецы в белых плащах, специально обученные траурным церемониям, расставили охрану вдоль всего подземного хода и дали знак спешиться девушкам. Юные жрицы в великолепных убранствах, с серебряными нитями, вплетенными в высокие прически, выстроились по двое вслед за телом своей госпожи.