В тени охотника 2. Седьмой Самайн

– Я сделал это не ради благодарности, – скрипач пожал плечами и чуть повернул голову, хмуро глядя на меня из-под припорошенного снегом капюшона плаща. – И, как мне кажется, я должен был это сделать.

– Не должен, – я качнула головой, отводя взгляд и глядя на утоптанный серый снег у себя под ногами. – Только если ты не рвешься спасать каждую дурную на голову девицу, которой не хватило здравого смысла, чтобы остаться дома в такую ночь.

– Ты, все-таки не каждая девица. И дело было не в здравом смысле. Ты поступила так, как должна ты, я – как должен был поступить я.

Гейл отвернулся и чуть ускорил шаг, а я просто замолчала, понимая, что разговор ни к чему не приведет и вообще, похоже, зря подняла эту тему в принципе. Улица закончилась, мы неспешно пересекли площадь и уже собирались повернуть обратно к дому цветочницы, как я ощутила резкий укол в спину точно между лопатками. Ахнула, неловко взмахнула руками, роняя палку, и согнулась в поясе, едва не упав лицом в снег. От падения меня спасла рука менестреля, подхватившая поперек тела и удержавшая на весу, пока я находила точку опоры на мгновенно ослабевших ногах.

– Ты в порядке? – спросил он, осторожно помогая мне восстановить равновесие и разворачивая лицом к себе. В светло-серых глазах застыло странное, непонятное выражение – не совсем обеспокоенность, что-то другое. Да и сами глаза у него показались мне чужими – холодными, застывшими ледяной коркой с черной бездонной полыньей зрачков. – Что с тобой?

Я не ответила, молча отстранила его и неторопливо повернулась лицом к площади, чувствуя где-то там, в другом конце ее человека, что метнул мне в спину колдовскую «шпильку» – безвредное по сути заклинание, призванное скорее привлечь внимание, чем навредить. Вот только сила этого «привлечения внимания» свидетельствовала о весьма немаленькой силе чародея.

Плохо дело.

– Гейл, тебе лучше уйти, – тихо произнесла я, снимая варежки и небрежно бросая их в снег, не обращая внимания на удивленные взгляды парочки редких прохожих, под вечер торопившихся домой. Шапку я тоже сняла, как и плащ, кидая их туда же, куда и варежки. Привычно перебрала пальцами на холоде, ощущая зазвеневшую меж ними магию, как натянувшуюся струну.

Неужели на том, последнем корабле, прибывшем из далекого Вортигерна, был человек, обремененный Условиями и ищущий подобных себе, но свободных еще от Ордена и служения Одинокой Башне чародеев? Стоит узнать, пока солнце не скрылось за горизонтом и я способна дать отпор, но судя по приветственной «шпильке» – мирного разговора может и не получиться.

– Что случилось? – упрямо повторил Гейл, сложив руки на груди. – Я не оставлю тебя, не бойся.

Я тихонько, очень горько усмехнулась, взмахивая ладонью и отражая следующую невидимую «шпильку», которую успела почувствовать.

– Скорее я боюсь за тебя, – я расправила плечи и вскинула подбородок, вглядываясь в закутанную в черный плащ до пола фигуру, возникшую на противоположном конце площади. – Там чародей. И довольно сильный. Помнишь, я когда-то рассказывала, что не бывает свободных волшебников – лишь те, кто служат Башне, служит Ордену и те, кого пока еще не поймали. Судя по всему, меня сейчас пробуют изловить. Поэтому держись подальше от меня, мне не хочется тебя зацепить.

– Только от тебя? – уточнил Гейл, отходя на пару шагов в сторону, сжимая кулаки и сверля взглядом неподвижную фигуру в черном, вокруг которой поднимался клубящийся белесый туман.

– А от него – еще дальше, – вздохнула я. – Если хотя бы половина того, что я слышала о вортигенских чародеях – правда, то он не пощадит нас обоих. Не лезь, Гейл – и сможешь дописать свою балладу до конца.

Снег тихо поскрипывал под ногами при каждом шаге, пока я шла через площадь с непокрытой головой, ощущая легкие морозные укусы на щеках и кончиках ушей. С еле слышным звоном сплеталась вокруг меня колдовская защитная сеть, ячейки которой цепляли на свои невидимые узелки крохотные снежинки, сила стягивалась к кончикам пальцев, готовясь дать отпор новому заклинанию, но когда я подошла ближе, чародей поднял руки и вместо того, чтобы ударить – откинул капюшон плаща.

От неожиданности я споткнулась, нарушив концентрацию, защитная сеть, обернувшая меня тугим коконом, неожиданно ослабла и провисла.

Потому что я знала этого чародея, знала узкое худое лицо с пронзительными зелеными глазами и глубоким, так и не исчезнувшим шрамом на лбу, практически скрытым под темными волосами. Но думала, что он уйдет из моей жизни после того, как его голову чуть не раздавил охотник Валь перед воротами монастыря, в котором я пряталась…

– Грач, – еле слышно выдавила я, опуская руки и растерянно глядя в лицо чародея-полукровки, с которым прожила под одной крышей несколько лет.

Лучший волшебник в нашем поколении, самый талантливый и способный, Грач отличался молчаливым и нелюдимым нравом, но при этом никому и никогда не отказал в помощи. Ни ребенку из новеньких, только-только постигавшему свои Условия, ни сверстнику, безуспешно бьющемуся с очередной формулой зелья. Никому.

В том числе и мне.

Я помнила, каким он был всего три года назад – стоящий у подножия горящей Одинокой Башни, когда одна лишь его сила душила неистовое пламя, рвущееся из окон и распахнутого дверного проема, когда он вывел детей наружу из зарождающегося пожара, созданного обезумевшей Наперстянкой. Как он выкладывал всего себя, отдавал все, что было, по капле выдавливая, выжигая в себе человеческую душу-птицу – только чтобы сохранить наш общий дом, нашу Одинокую Башню…

– Здравствуй, Арайя, – негромко ответил он и шагнул мне навстречу, держа перед собой раскрытые ладони. – Я не думал, что это будешь ты.

– Грач, – я подошла ближе, глядя в его еще больше осунувшееся лицо. Кровь фэйри стала видна в нем гораздо сильнее, чем раньше, и если во время обучения в Одинокой Башне я и не подозревала, что он – полукровка, и потому не обременен Условиями, как остальные, то сейчас его наследие было заметно невооруженным глазом. – Ты сильно изменился.

– Ты тоже, – он чуточку печально улыбнулся, и я поняла, что зубы у него тоже изменились, стали мельче и острее. – Я знал, что в Эйре скрывается неотмеченный чародей, но понятия не имел, что это ты.

Тихий, болезненный вздох, коротко стриженая голова Грача опустилась, плечи напряглись. Он протянул руку – и я почувствовала призрачное, едва ощутимое касание теплой магии на своей щеке.

– Мне так жаль, что это именно ты, Арайя. Не представляешь, насколько жаль. – Полоса тепла растаяла, а Грач вскинул голову, глядя на меня застывшими, будто зеленое стекло, глазами. – Но у меня есть приказ, которого я не могу ослушаться. Поэтому я спрашиваю тебя, Арайя из Одинокой Башни. Пойдешь ли ты по доброй воле на верную службу в Орден города Вортигерна?

Я отшатнулась, едва не поскользнувшись на тонкой ледяной корочке, оказавшейся под ногой, замотала головой, отказываясь верить услышанному.

– Мне еще четыре года осталось, ты ведь знаешь это. Я не могу пока…

Холодная усмешка, растянувшая узкие губы, сделала моего друга детства совершенно неузнаваемым.

– У меня есть приказ. И поверь моему опыту – лучше соглашайся сразу. Гораздо удобнее носить метку Ордена на воротнике рубашки, чем на теле. – Грач повернул голову и слегка оттянул тугой ворот куртки, чтобы продемонстрировать краешек алой воспаленной кожи и малиновый рубец, похожий на верхушку рукояти меча. – Они ставят клеймо несогласным каленым железом и у таких полукровок, как я, оно так и не заживает полностью. Ты человек, поэтому у тебя, возможно, заживет, но хочешь ли ты до конца дней своих носить на своей нежной шейке рабскую метку? Ведь придется выполнять приказы не только во благо Вортигерна, но и прихоти свободных волшебников, которые не всегда бывают приятными и целомудренными.

Краем глаза я заметила, что Гейл неторопливо обходит площадь по кругу, оказываясь по правую руку от меня, держа руки слегка заведенными за спину, и тогда Грач еле слышно вздохнул и покачал головой.

– Твоему другу не стоило вмешиваться.

Я не успела ничего предпринять – лишь увидела, как глаза полукровки полыхнули кошачьей зеленью, и менестреля рывком подбросило в воздух на два человеческих роста, крутануло и с силой ударило о снег, оставив Гейла лежать неподвижно в неестественной, распластанной и какой-то изломанной позе.

У меня не было времени, чтобы что-то ощутить внутри, кроме разом образовавшейся холодной пустоты, из которой мгновенно выплеснулось заклинание «паутины», накрывшее нас с Грачом незримым куполом, опутавшее фэйри-полукровку тонкими прозрачными нитями. Нет больше прошлого, нет моего друга, который из последних сил гасил ревущее пламя, бушующее в Одинокой Башне. О том, остался ли еще скрипач на этом свете, я старалась даже не думать. Это все – потом, если только это «потом» для меня состоится.

Потому что здесь и сейчас, в стылой сумрачной мгле, пронизанной тончайшими серебристыми нитями моего колдовства, осталась только я и фэйри-полукровка, глядящий на меня зелеными кошачьими глазами с узкого исхудавшего лица.

Динь!

Как капля воды, упавшая с сосульки, тонкий хрустальный звук, вызывавший мгновенную дрожь во всем теле. Я выставила перед собой «зеркало» за мгновение до того, как Грач сложил пальцы щепотью и сбросил в мою сторону первое, пробное заклинание. В Башне мы его называли «перышко» – потому как оно могло лишь «пощекотать», легонько зацепить противника. А еще – позволить измерить его силу и высоту пика Условий.

– 

Прячешься, – усмехнулся Грач, делая неуловимо быстрое движение рукой и оборачивая себя мерцающим коконом. – Но ты определенно многому научилась с той ночи, когда бросила меня умирать за монастырским забором.

Дзинь!

В сторону! Назад!

Я едва успела отскочить от взорвавшейся у меня под ногами мостовой. Комья слежавшегося снега вперемешку с мелкими камушками от раздробленных булыжников окатили меня щедрой волной, а «паутина» снова предупреждающе звенела, и не отдельными аккордами – а гулким, слитным, пугающим до дрожи ансамблем. Уже не увернуться – только защищаться и при первой же возможности напасть и ударить наверняка, поскольку второй попытки мне уже может не представиться.

Взмах рукой, наспех выписанные в воздухе символы – я едва успеваю скрыться за защитным пологом, как его прорезает новое, бритвенной остроты заклинание, промахнувшееся всего на волосок, и сразу следом за ним Грач отправил еще одно. Оно толкнулось в матово светящийся «полог», прогнуло его под напором чудовищной силы – и разодрало в клочья, развеиваясь и выпуская из себя скрытое заклинание, которое оказалось вложенным в колдовской таран, как клинок в ножны.

Меня ударило в правое плечо, крутануло и подбросило в воздух. Мгновение полета – и я больно шлепнулась на спину, пропахав собой неглубокую борозду в утоптанном снегу, который мгновенно набился мне за шиворот.

Странное дело, но полукровка дал мне небольшую передышку. Я слышала, как тихонько перезванивают тонкими голосами бубенчики – это Грач неторопливо подходил ко мне, и с каждым шагом от него расходилась колдовская сила, будто круги на воде. Правая рука у меня онемела и отнялась от самого плеча и до кончиков пальцев – когда я, преодолевая непривычную, тошнотворную слабость, все-таки села, рука висела тяжеленной, неподъемной плетью, над которой я была не властна.

Грач остановился в нескольких шагах от меня, вздернувшиеся уголки губ наметили жутковатую улыбку, больше похожую на оскал Сумерек.

– Я же говорил – лучше бы тебе пойти служить в Орден по доброй воле.

Под пальцами левой руки я ощутила обтянутую кожей короткую рукоять моего ножа, полностью скрывшегося от глаз в разворошенном снегу – и как он только там очутился, неужели выскользнул из ножен, пока меня крутило в воздухе? Навряд ли. Но на то «Не Знающий Преграды» и волшебное оружие, чтобы в нужный момент оказываться под рукой.

– Я никому служить по принуждению не буду, – тихо ответила я, чувствуя, как от холода начинают болеть пальцы, сомкнувшиеся на рукояти ножа.

– Будешь, – негромко и как-то сочувственно отозвался Грач, поднимая руку и легонько касаясь метки на шее, виднеющейся в расстегнувшемся вороте черной рубашки. – Еще как будешь. Я тоже поначалу думал, что никому против воли служить не стану, но, как видишь, служу. Чародеи из Вортигерна весьма искусны в навыке убеждения. Но я думаю, ты с ними общий язык так или иначе найдешь – ведь ты сама не слишком от них отличаешься.