Беседа среди звезд

Чаша нашлась 3 марта 1934 года. Она находилась в ларце перед портретом Владыки, начиная с 3 января. Именно 3 января в видении Елены Ивановны появилась рука Владыки, ее державшая.

Первой Чашу увидела Рая. Но она ничего не сказала, так как Николай Константинович и Юрий хотели, чтобы Елена Ивановна сама нашла ее.

– Владыка, как могла я не проявить чувствознания и не найти столь продолжительное время присланную Чашу?!

– Между тем нужно признать как главное, что Магнит – в Ашраме. Горевал, что Урусвати так огорчалась.

– Мне так больно, что нашла ее первой не я? Почему Владыка не мог сказать мне, где она находится?

– Князь Тьмы подслушивал. Научимся лучше другой раз хранить тайну о предстоящих посылках.

– Эта Чаша принадлежала египетскому Иерофанту?

– Да. На ней присутствуют знаки не только руки Будды, но и руки Нефру и Уреитоса. Чаша принадлежала и тебе в Египте – Хатшепсут хранила ее. Сиддхартха нашел ее у своего изголовья после принятого им решения идти путем отречения.

– Он принимал в нее пищу?

– Он не принимал в нее даже молока. Будда носил ее на груди и пил из нее лишь ключевую воду.

Апрельский сон отразил продолжающиеся нападения. Два разъяренных быка устремились на Елену Ивановну, которая стояла против них на светлой пустой площадке и ждала удара. Но в ту минуту, когда они уже готовы были вскинуть ее на рога, она слегка нагнулась и подалась в сторону. И быки один за другим перелетели через нее.

– Время очень важное и серьезное. Разъяренные быки кувыркаются. Вражеские попытки происходят на всех планах.

По поводу продолжающихся кровотечений из носа и опухоли губ Владыка сказал:

– Это перенесение чувствительности. Энергия, накопленная в одном месте, разряжается в другом: из горла – в губе, из Третьего Глаза – в носовом кровотечении.

10 мая стало днем радости. В этот день был прислан портрет М.М.

Елена Ивановна начала видеть предметы около себя с закрытыми глазами. Вся атмосфера вокруг нее светилась.

– Если бы ты могла видеть излучения, исходящие от твоей ауры! По магниту пространства передаются эти чудесные волны.

В конце мая Елена Ивановна попросила:

– Мне столько дано обещаний, а срок так краток. Но если почему-либо эти обещания не смогут осуществиться, я прошу об одном – чтобы мне было сказано об этом хотя бы за год до смерти. Мне нужно будет справиться со своими чувствами и не утерять устремления.

– Все твои желания всегда будут услышаны. Но огненное устремление никогда не уйдет из твоего сердца. Ты можешь лишь восходить. И, конечно, имя Урусвати должно быть возвещено.

– Но чем объяснить такое постоянное умалчивание?

– Мужское начало. Я возвещу имя твое, сокровенное Владыке Шамбалы. Там, где ты, там Шамбалы Владыка. Мы едины. И я прошу тебя употреблять следующие формулы: «Владыка мне указал», «Владыка мне показал», «Владыка мне сказал». Ты должна творить не косвенно теперь, но прямо. Это мой завет и указ всем. Красота Огненного Права должна входить в жизнь.

– Владыка, можно ли пробудить во мне хотя бы самую незначительную картину из моей жизни с вами?

– Нельзя, так как сердце может не выдержать. Магнит наших сердец так мощен, что при устремленном притяжении они могут слиться преждевременно.

В августе Елена Ивановна призналась:

– Мне тяжела моя денежная зависимость от Фуямы.

– Родная, но все пришло именно через тебя. Все дела, все утверждение имени, все развитие дел пришло только через мою Свати.

16 августа в разговоре с младшим сыном Елена Ивановна утверждала значение женщины. Он упрекнул ее в нескромности.

– Пусть привыкают к нескромности. Когда тонкое чувство к великой Свати проснется, тогда будет больше понимания и меньше самомнения.

21 августа Владыка предупредил:

– Родная, тебе, возможно, придется написать Рузвельту. Держи эту мысль в сознании.

Рузвельта Елена Ивановна неоднократно видела во сне. Она ощущала его нарождающуюся симпатию к имени «Рерих».

30 августа пришла телеграмма от Николая Константиновича и Юрия. Они вернулись в Харбин после первого полевого сезона. Елена Ивановна была возмущена неуважением, проявленным к ним со стороны американских ботаников.

– Негоже устроили экспедицию, – сказал Владыка. – Если бы ты была в Америке, то позорная экспедиция наладилась бы иначе. Ты есть красота и мощь моих дел.

– Но, Владыка, в делах, жизни и писаниях Фуямы я живой мертвец или видимая невидимо. Нигде никогда нет упоминания обо мне. Если бы не вы, Владыка, и другие сотрудники, то я совершенно осталась бы в забвении.

– Понимаю сердцем. Без тебя все приняло бы форму будней.

– Но почему так умалчивает Фуяма?

– Самодеятельность должна выражаться в этом направлении. Я дал ему самое высокое, самое священное, самое мое любимое. Слишком долго укрывали самое чудесное. Не я скрывал, но кто-то не брал истину. Но я не говорил, чтобы сокровенное утверждение Свати прятали.

16 октября пришла почта из Америки. Среди писем находились копии доносов ботаников на Николая Константиновича и Юрия.

– Самое важное – проследить этих изуверов и найти корень. Так, родная, мы будем бороться и создавать вместе.

– Но даже домашние не дадут мне проявляться.

– И это нужно будет превозмочь. Тебе придется переродить их сознание во многом. Я вижу время, когда ты должна будешь утвердить свою волю поверх окружающих своих. Твой голос должен будет сказать Веление Владыки Шамбалы.

– Владыка, но вы знаете, как будет это принято.

– Я знаю и скорблю. Но когда-то они пожалеют о безумии отрицания. Если бы ты так же верила в свои силы, как верят в свои твои сыновья! Истинно, ты себя не ценишь. Но только непризнательные могут мыслить, что ты ничего не внесла в сокровищницу. Не умаляй себя. Именно ты переоцениваешь их, а они недооценивают тебя.

26 ноября Елена Ивановна увидела большое черное пятно, которое проплыло через всю спальню. Вскоре пришла телеграмма об опасном заболевании сына Хоршей Флавия. Ночью, засыпая и снова просыпаясь, Елена Ивановна все время держала его в сознании, посылая ему все силы. Телеграмма от 28 ноября сообщила, что Флавий вне опасности. Елена Ивановна давно так не радовалась и не чувствовала себя хорошо.

К началу декабря Владыка поднял вопрос о Нобелевской премии для Фуямы. Он предупредил, что эта премия может быть достигнута только незаурядными путями.

На фоне всей черноты атмосферы, окружающей планету, к Елене Ивановне шли слова поддержки и космической любви.

– Деваки! Деваки! – раздалось однажды.

– Кто звал меня: «Деваки!»? – спросила она.

– Я звал. Это символ матери и жены в старых традициях. Имя твое было Рукмини.