Ещё не вечер, господа!

– Может все-таки прошерстим больницу? Глядишь, отыщется Моравецкий, – никак не мог успокоиться Очкасов.

– Занятие для бездельников. Можно, конечно, перелопатить весь персонал, потом отчитаться о проделанной работе и тяжело вздохнуть от непосильного бремени. Но мы с тобой сделаем по-другому.

– Нам бы фотографию Моравецкого.

– Молодец, одинаково думаем. Тащись на квартиру к Аганиной и вези на служебную квартиру. Я туда прибуду вместе с нашим художником, будем писать портрет Моравецкого.

– Коли получится, мы его за пару дней сыщем. А что случилось у Михаила Евгеньевича?

– Худо, похоже завелся новый Клеточников.

– Не понял!

– На заре сплочения желающих развернуть нашу жизнь в другую сторону появилась организация «Земля и Воля». В 1878 году к ним примкнул некто Клеточников Николай, недоучившийся студент Пензенского университета. Волей случая или намерено, он попал на службу в Третье охранное отделение Канцелярии его Императорского Величества. К сердцу сыска Клеточникова не допустили по причине незначительного срока службы. Но кое-что доверили, а парень был не дурак и еще обладал феноменальной памятью. Добывал для революционеров сведения о намечаемых обысках, арестах, облавах. Главное, он выявил и передал своим единомышленникам всех сотрудников Третьего отделения, в общей сложности человек четыреста.

– Его все-таки разоблачили?

– Совершенно случайно. Суд приговорил Клеточникова к смертной казни, потом заменили на пожизненное. Но просидел он недолго, помер в возрасте тридцати шести лет.

– Да, дела! Точно Караулову надо помочь найти предателя.

– С подачи этого негодяя, в агента стреляли, но он чудом остался жив и попал в больницу. Моравецкий под личиной санитара сумел проникнуть в больницу и добить парня.

Дворник возле дома Аганиной глядел на Очкасова взглядом тюремного надзирателя.

– Может служил по тюремному ведомству? – подумал Сергей и взял на заметку выяснить биографию служителя чистоты и общественного порядка.

Зинаида скорее всего провела бессонную ночь и выглядела неотдохнувшей. Пришлось принести извинения за несогласованный визит и поведать ей про убийство.

– Думаю появление поляка под личиной санитара никак не связано с вами.

– Может оно и так, но Альфред незадолго до роковой поездки в Санкт-Петербург купил амбар на выезде из города на Московском тракте. Перед поездкой документы он оставил дома, а ключи от амбара всегда носил с собой. По крайней мере в доме я их не нашла.

– Все мы догадливы задним умом. Мне бы поглядеть в деле по убийству вашего мужа протокол осмотра тела. Там был перечень изъятых у него вещей.

– Все вещи мне отдали, когда я забирала тело. Ключей от амбара там точно не было. Я хорошо помню, что один ключ старинный увесистый, такие часто в музеях показывают. А два ключа обычных и все на одной связке, блестящем кольце из толстой проволоки.

– С вами не заскучаешь. Прошу вас поехать со мной на встречу с художником, помогите нарисовать портрет Моравецкого.

– Для чего?

– Хотим перефотографировать, размножить, раздать городовым и другим нашим людям. Думаю, за пару дней сыщем злодея.

– Может вместо портрета подойдет фотография? У меня имеется групповой снимок, где Моравецкий, мой муж и еще два человека сфотографированы.

– Можно посмотреть? – спросил Очкасов, и Аганина пошла за альбомом.

Фотография представляла собой изображение всех четырех лиц, сделанная на профессиональном уровне. Формат карточки большой и лица получились выразительными.

– Тогда так, вы остаетесь дома, закрываетесь на все замки и сидите тихо ни на что не реагируете. Не открывайте даже дворнику.

– Почему дворнику нельзя? Он заходит иногда за какой-нибудь мелочью.

– Я вам потом объясню. Не прощаюсь, вернусь через пару часов. Фото беру с собой, естественно, с возвратом.

Дворник по-прежнему находился у ворот и при появлении Очкасова продолжил сверлить его взглядом бесцветных глаз.

Неустроев обрадовался неожиданной находке и послал художника переснимать лик Моравецкого. После его ухода Очкасов поведал про амбар, выкупленный еще живым Гизингером.

– Значит документы о покупке у Зинаиды, а ключи скорее всего у Моравецкого.

– Еще не все. Кронид Нифонтович.

– От твоих новостей я уже лишился сна. Ты не только способный, ты еще и везучий. Сказывай свою новость.

– Не новость у меня, сущая догадка. Даже не догадка, а обычное подозрение.

– Говори быстрее, не тяни кота…

– Дворник в доме Аганиной смотрит на меня так, будто хочет раздеть до гола. Может он тюремщик бывший?

– Спросим у Мануйлова, он и его люди почитай всех дворников в городе знают.

Андрей Каримович хотел позвать двух своих сотрудников, ответственных за жилой сектор, где расположен дом Аганиной, но в досягаемости оказался лишь один филер. Второй был занят и находился на выезде.

– Верно, Андрей Каримович, этот дворник мужик странный. Завсегда нам рад и зовет к себе в коморку. Чаем поит и рюмку готов налить. Но толку от него никогда не было. Все у него хорошо, да ладно. Говорит много, а в отчете писать нечего.

– Чем могу, – извиняющимся тоном заключил Мануйлов.

– Попрошу тебя, Андрей Каримович, изыщи возможность, поставь скрытый пост у дома Аганиной.

– Что-нибудь придумаю, может напротив какое окно сыщется.

– А как сумеете уйти от недремлющего ока дворника? – спросил Очкасов.

– Очень просто. Один к нему в гости пойдет, а двое найдут место для наблюдения.

– Предупреди своих, что к вечеру к ней заглянет Очкасов.

От Мануйлова заехали в фотолабораторию, забрали карточку для Аганиной и разъехались. Тираж копий еще не успели изготовить.

Глава восьмая

После дневного напряга у Неустроева еще хватило сил ехать вечерним поездом в столицу.

– Главное, – он напутствовал Очкасова, – не принимай поспешных решений. Исходи из того, что время терпит. Завтра день проведу в нашей головной конторе. Депешу с приглашением получил на прошлой неделе с нарочным. Видимо подошли новости из других краев по нашим заботам.

– Езжайте спокойно, обещаю дождаться без лишних вмешательств со своей стороны. Только пусть Мануйлов фотки в лаборатории заберет.