Мы опять, как магниты, стыкуемся и не может разорвать силу притяжения магнитного поля. Просто смотрим друг на друга, проникая, как раньше под кожу, и гормоны, расползаясь по венам, создают между нами ту самую неповторимую химию.
«Люблю! Люблю! Люблю!» – стучит мое сердце, ускоряя ритм. – Безумно, безгранично, безоговорочно…
– Никитин, документы забыли, – врывается в сознание голос Лешина, и волшебство между нами лопается, как мыльные пузыри от пальцев моего брата.
Магия исчезает. Остается проза жизни: я не выполнила задание, а переглядываюсь с парнем, которого, по мнению руководителя, увидела в первый раз.
И это после сегодняшнего инцидента утром!
И это та, которая заявляла, что не собирается замуж и держит слово!
Кошмар…
Ловлю на себе взгляд наставника и покрываюсь пятнами.
И как теперь оправдываться?!
Чтобы Лешин не успел задать мне вопросы о выполнении его поручения, мгновенно исчезаю в ближайшей двери и только попав, понимаю, что оказалась в ординаторской. В помещении никого нет, и я прислоняюсь к стеночке и перевожу дух, а потом нахожу в себе силы и бегу выполнять поручение.
Матвей, как я поняла, тот Никитин, ординатор, отсутствующий вчера и пусть я в растерянности, почему у парня другая фамилия, но меня это так не заботит. Главное теперь знаю: он не исчезнет, и мы поговорим с ним, когда появится время.
5 глава. Мазохизм
Выйдя из кабинета, второй раз оглядываюсь, но Ани нигде не вижу и направляюсь в пятую палату.
Знакомлюсь с пациентами, начинаю рассказывать, как важен для диагностики Холтеровского мониторирования дневник наблюдения и что без их помощи я не смогу правильно его заполнить.
Живенький старичок Абрамкин заявляет:
– А у нас утром девочка была симпатичная и уже ввела в курс дела по полной программе.
– Какая девочка? – торможу я.
– Аниса… – он оборачивается к соседу с кровати напротив.
– Аминовна, – подсказывает тот.
Хмурюсь.
Лешин решил дать мне не просто бессмысленное задание, а еще и которое уже выполняет Аня?!
Жесть!
Рассчитываю, это временная проверка на целеустремленность, потому что приехал я сюда не возиться с бумажками, а учиться оперировать.
Завершаю свою бесполезную работу и иду договариваться насчет анализов, надеясь, что это задание не было продублировано, и Аня не опередила меня.
Мы же не играем, кто кого сделает!
Дальше день тянется скучно и медленно. Продолжаю опрашивать и записывать, знакомлюсь с персоналом.
Медсестры пытаются заигрывать, но я сразу воздвигаю стену субординации. Пусть лучше считают, что я зажравшийся сноб, чем потом придется отбиваться от их назойливости.
За целый день с Аней пересекаюсь всего пару раз, да и то мельком. За ней хвостом ходит тот придурок блогер, и я чувствую, что первая неприязнь скоро перерастет в устойчивое неприятие.
«Притормози!» – кричит здравый смысл. – «Она уехала от тебя. Прошло столько лет! Ты же не думал, что такая красивая девушка до сих пор одна?!»
От этой мысли противно щемит в груди отголосками пережитого «инфаркта».
Не думал, да и думать об этом не могу.
Головой понимаю: это нормально, жизнь продолжается и прочее, но я был ее первым мужчиной и хотел быть единственным.
Посмотри в зеркало, в глаза парню, который уже год как живет с другой, и утрамбуй свои хотелки.
Да, глупо ждать от Ани того, чего не выполняю сам, но от одной мысли, что кто-то может прикасаться к ней, ласкать ее, меня накрывает бешенство, сносящее здравый смысл и спокойствие.
– Алабина, почему прохлаждаешься? Ты выполнила задание? – слышу голос Лешина и Анино объяснение:
– Я жду Максима Шевцова.
Мужчина вскидывает брови.
– А Шевцов не в состоянии сам дойти до кабинета?
Шевцов – это тот додик?
Он мне тоже не нравится. Особенно потому, что она его ждет.
Поддерживаю руководителя двумя руками.
Девушка послушно начинает перемещаться в сторону кабинета заведующего, а я иду следом и любуюсь ей.
Мазохизм?
Да, чистой воды.
Но мое тело не подвластно разуму и существует отдельно.
Не могу я выдернуть ее из себя!
За столько лет не получилось…
Даже факт, что она меня бросила, не отрезвляет.
Слишком глубоко впустил, слишком сильно проросла она во мне…
Мы входим в кабинет, и Лешин, развалившись в своем кресле, которое того и гляди рухнет под его массивным телом, спрашивает меня: