Персики – seftali
Апельсины – portakal
Орехи – findik
Сыр – peynir
Половина килограмма – yarim kilogram
Жизнь турецкая потекла. Мама и Музаффер занялись обустройством дома. Расставили мебель, раскатали ковры, разобрали чемоданы и бесконечные ящики и тюки. Особенно мне запомнилось, как развешивали шторы. Музаффер сказал, что по-турецки шторы – «перде». Мы так и покатились со смеху. «Перде, – смеялся я. – Вот умора! Отмерьте нам три метра перде. Закройте перде… Ваша перде из новой коллекции?».
Музаффер познакомил нас и с другими турецкими словами. По всей квартире он развесил разноцветные стикеры: «masa» – стол, «sandalye» – стул, «saat» – часы, «duvar» – стена. Вот так с помощью наскальных… ой, настенных надписей мы учили турецкий. Как какие-нибудь неандертальцы.
Вскоре наконец привезли двухъярусную кровать. Вот это шик! Всё встало в комнате на место: кровать, стол, книжный шкаф, ковёр. Лего и коллекция оружия расположились в удобных ящиках для игрушек. Мама повесила на самое видное место, как раз над письменным столом, картину моего авторства. Вернее сказать, мои художественные каракули, которые я изобразил лет в пять. На листе картона были синие пятна и жёлтые круги. И подпись внизу «ВанКостя»! Это я наляпал, когда мы сходили на выставку знаменитого художника Ван Гога. Рисовал под впечатлением.
Вскоре моя комната из статуса «сарай» перешла в статус «жилище современного человека». Кстати, «saray» по-турецки значит «дворец». В России в сараях всякий строительный хлам хранится, а в Турции падишахи живут. Вот ведь разница!
Глава третья
Случай у моря, или Покатай меня, большая черепаха!
Как-то раз Музафферу на работе дали выходной, и мы махнули на море. Мама собрала сумки с едой и полотенцами, мы сели в машину и поехали. Решено было отправиться на дальние пляжи в Белек. Через какое-то время перед нами появилось ярко-синее море. День стоял солнечный, безветренный. Море было спокойным, без волн. Вода чистая и прозрачная. Я скинул одежду, надел маску для подводного плавания, взял подмышку матрас и побежал к воде. Лёг на своё плавучее средство поперёк, так, чтобы голова в маске могла погружаться в воду, а ноги – грести. Плавал я неважно, так что матрас был хорошей страховкой. А маска необходима для того, чтобы рассматривать морское дно. Мне всегда было жутко интересно, что там, под водой. Вернее, интересно и жутко. Кажется, что в пруду или море вот-вот увидишь морду какого-нибудь чудовища. Или тень белой акулы. Или склизкую медузу. Или какое-нибудь сокровище. Один мой знакомый пятиклассник Семён рассказывал, что он нашёл золотую цепочку в бассейне, когда отдыхал в отеле в Египте. Вот везунчик! Вот бы и мне повезло найти небольшой кувшин с золотыми монетами! А что? Это же не бассейн какой-нибудь, а бесконечное, бескрайнее Средиземное море, по которому плавали корабли корсаров всего каких-то три-четыре века назад.
Я живо представил, как бородатые, одноногие и немытые, одноглазые и щербатые развесёлые пираты рыскали здесь в поисках наживы. Как грабили судёнышки и радовались грошёвым находкам: наловленным честными рыбаками морепродуктам. Или закатывали пиры, когда удавалось с богатых судов «позаимствовать» ткани, вино, специи, серебро и золото. Размышляя, я отплывал от берега.
На дне мне удалось разглядеть песок, камни, поросшие водорослями, да мелких рыбёшек. За полчаса я не нашёл ничего стоящего. Пираты всё подчистили! Только получил пару мелких щипков за пятку от наглых мальков. И я развалился на матрасе во весь рост. Закрыл глаза, подставляя тело солнечным лучам. Вода мерно раскачивала надувное судно, относя меня всё дальше от берега. Я вообразил себя Робинзоном Крузо. Таким путешественником-одиночкой. Мы с мамой недавно прочитали эту книгу, так что воспоминания были свежи. Я представил, что живу на острове, хожу ловить рыбу с самодельным гарпуном. Как с моим другом Пятницей пасём коз, садим пшеницу или делаем лодку, чтобы уплыть на Большую Землю в надежде поесть шоколадного мороженого. Даже представил, что у меня, как у Робинзона, выросла большая окладистая борода, лицо обветрилось от палящего солнца и сухого ветра…
И в этот момент я ощутил, что мой матрас как будто кто-то качнул. Открыл глаза и увидел большую тень прямо подо мной. Людей рядом не было. Матрас унесло метров на пятнадцать от берега к скалам. Только тогда заметил, что на пляже была суматоха. Мама в голубом купальнике энергично махала в мою сторону руками, показывая, что надо вернуться к берегу. Однако ещё больше меня беспокоила мысль, что я здесь не один. Догадки были одна страшнее другой. Сердце бешено колотилось. К горлу подкатил ком. От ужаса не мог позвать на помощь. В немом паническом оцепенении я уставился на гладь воды. Из которой ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО не выглядывало: ни зубастая пасть акулы, ни угрожающее щупальце гигантского осьминога. Я нервно забарахтал руками, пытаясь хоть как-то приблизиться к спасительному берегу, но течение было сильным, и я, будучи почти невесомым, оставался на прежнем месте. Голубая вода, доходившая до самого горизонта, пугала своей мощью. Я отчаялся грести. И вдруг я заметил человека, плывущего мне на помощь. Это был Музаффер. «Костик, смотри! – выдохнул он, наваливаясь на матрас. – Налево смотри!». Он показал на что-то плывущее метрах в трёх от нас. Я стал всматриваться, а потом заметил большую тень… «Тень» подняла над водой огромную голову. Это была черепаха. Она вальяжно уплывала от нас в сторону скал. «Каретта-Каретта, – сказал Музаффер. – Страаааашный динозавр! Тебе очень повезло. Ты счастливчик, что увидел черепаху».
Я был поражён этим морским чудовищем. А ведь наверняка она была прямо под моим матрасом. И проплыви такая Каретта несколькими сантиметрами выше, она вполне могла унести меня на своём большом панцире прямо в море. Вот и покатала бы меня большая черепаха.
Естественно, я получил большой нагоняй от мамы за то, что так далеко заплыл. И всё оставшееся время провёл на пляже, закапывая Музаффера в песок по самую шею. В воду – ни ногой. Хватит с меня морских приключений!
Только дома, за чаем, мы с Музаффером признались маме, что видели большую черепаху со смешным именем. Потом все вместе прочитали в интернете, что эти морские пресмыкающие живут на земле уже 95 миллионов лет! Взрослые черепахи весят до 90 килограммов! А подплывают эти чудовища так близко к берегу, чтобы отложить яйца. Взрослых особей инстинкт приводит в то место, где они появились на свет. Некоторые пляжи Турции, в том числе и Белека, являются особой охраняемой зоной, где эти черепахи в безопасности откладывают яйца.
Только вот осталось загадкой, что наша черепаха делала у берега? На дворе-то октябрь. А яйца они откладывают с мая по июль. Может, её черепашата так и не приплыли к ней? Или она приплыла на то место, где родилась? Говорят, добавил глава семейства, что увидеть этих черепах – к добру, это очень хороший знак!
– Не знаю я про ваши знаки, но если бы вы мне там, на море, рассказали про эту Каретту, – сказала побледневшая мама, – то мне пришлось бы карету скорой помощи вызывать».
Глава четвёртая
Курбан-байрам
В конце светлого тоннеля бесконечного отдыха забрезжил тёмный свет школьных злобобудней. И всё, что бы я ни делал – играл во дворе, купался в море или сидел в кафе с родителями близ шумного водопада, катался на роликах или играл в компьютер, – всё в конечном счёте сводилось к мыслям о школе. И если этого не делал я, то о предстоящем «замечательном» событии с завидной настойчивостью напоминала мама. Она придумывала для этого всяческие поводы: учебники, проверочные диктанты, покупку школьной формы и все такое прочее.
Не подумайте, что я не хотел учиться в школе. Моё терпение было на пределе, и всё потому, что я не знал, КУДА я иду. КТО там меня ждёт. КАКИМ будет новый класс. КАК будет выглядеть учительница. Мне казалось, что в школе на каждом шагу подстерегают опасности.
Неизвестность пугала больше всего. Я нервничал и хамил маме и Музафферу. И ещё больше уходил в себя, погружался в компьютерные игры, где с какой-то невероятной злобой расправлялся с виртуальными врагами. И даже забросил своего лягушонка, с которым почти никогда не расставался и делился всем. Я даже не помнил, куда его зашвырнул. А иногда просто лежал на втором этаже огромной двухъярусной кровати и сочинял стихи.
Я не хочу учиться
И в школу вообще не пойду.
Мне нравится лениться,
Я дома занятья найду.
Зачем нужны мне книжки,
Зачем учителя?
Без этого мученья
Вертится Земля!
Привычку сочинять стишки мы придумали с мамой. Почти всегда перед сном, когда я уже устраивался в постели, мама садилась рядом, обнимала, спрашивала, как прошёл день. И после мы играли в рифмы, из которых складывались наши стихи и даже целые песни. Они получались корявыми и смешными, а иногда – с чёрным юмором.
Жила-была курочка,
Ждала она яйцо.
Была она дурочка,
Смеялись ей в лицо.
Заигрывает с коршуном,
Лисице строит глаз.
И по её вине без глаза
Гном сидит у нас.
Мама ради забавы записывала их в блокнот. Список наших «шедевров» постоянно пополнялся, и мама грозилась когда-нибудь издать их отдельной книжкой.
Всю следующую неделю ничего особо примечательного вроде морской встречи с древним чудовищем не произошло. Мама и Музаффер вовлекали меня в изучение турецкого языка. Учили язык по тем самым разноцветным стикерам, которые мамин муж развесил по дому. На них было написано, как называется тот или иной предмет. Так что наша квартира превратилась в словарь с картинками. Мы с мамой зубрили слова. Выходило это у мамы не очень. Я-то быстро всё запомнил. А что с этими словами делать? Мама говорила по-русски, Музаффер тоже. Дома легче говорить на родном языке. А турецких друзей у меня пока не было. Погружение в языковую среду было неглубоким. Но ровно до тех пор, пока не случился Курбан-байрам. Это такой праздник у мусульман, по важности вроде нашего Нового года или Рождества. И праздновать его мы решили в деревне, расположенной далеко-далеко в горах, где живут родители Музаффера.
– Что делать в горах? – не слишком счастливо вздохнув, спросил я. – Там же ничего нет, только камни.
– Да ты что! Горы живые, – замахал руками глава семейства, как будто в буквальном смысле пытался развеять мои сомнения. – Разве ты не знаешь, что там растут деревья и обитают разные животные? Деревенские жители ходят туда на охоту. Мой отец тоже охотился на горных козлов и косулей, и старшие братья нередко составляли ему компанию. Сейчас отец постарел, братья разъехались по городам, но ружьё и патронтаж висят у него в доме на видном месте. Я обязательно тебе их покажу!
Вот это обещание! Я сразу забыл все свои переживания, связанные со школой, и начал представлять ружьё и косуль.
Собирались мы в дорогу очень тщательно. Музаффер готовил машину к дальней поездке. Мама – подарки, вещи и меня. Я же тщательно глотал таблетки от укачивания. Чтобы со мной не приключилась «старая песня».
Ранним утром мы загрузились в наш вишнёвый «Эскорт» и поехали. В дороге я испытывал действие таблеток. К счастью, ничего похожего на тошноту и другие неприятные ощущения не было. Мама же испытывала наше терпение. Она через каждую секунду спрашивала: «Костик, как ты себя чувствуешь?», «Как ощущения?», «Ну как…», «Ну, как…» Я огрызался. Потом она переключилась на Музаффера: «А мы взяли подарки для мамы и папы?», «А какие традиции на Курбан-байрам у вашей семьи?», «А что нужно делать и говорить, когда мы встретим всю семью?», «А как я должна быть одета?», «В какой очерёдности нужно целовать руки родителям? Сначала маме, потом папе или наоборот?». И ещё миллион «почему» да «как». За вопросами она прятала своё волнение. Это был первый визит к родным нашей новоявленной интернациональной семьи.
Потом Музаффер грозно посмотрел на маму и, подняв правую бровь, сказал: «Любимая, ты, главное, молчи и улыбайся! Успокойся, они хорошие люди и тебя не съедят!» И включил радио. Под заунывную турецкую музыку я провалился в сон. И проснулся от шёроха шин. Это наш «форд» свернул с ровного асфальтового шоссе на гравийную дорогу. Тогда-то я впервые близко увидел гигантскую гору у самого её основания. Вдалеке виднелись маленькие домики.