Волшебный смычок (сборник)

Он нашёл несколько неплохих ходов – при неправильной игре белых это дало бы ему хорошую контригру. Но белые этого не дали.

После долгих раздумий Филипп решил: главное – не проиграть, ничья допустима. Но как её сделать? Как шутил один хороший шахматный тренер – «ничья методом предложения», но его шутка тут не проходила.

Он опять начал считать. И пошёл конём на f6. Да, идёт «разноцвет» – предвестник битой ничьей.

Белые, однако, не спешили с ничьей.

Свеча ровно горела, хотя за окном светало.

Филиппу казалось, в комнате спёртый воздух, он хотел открыть окно, но боялся встать из-за стола, чтоб не задуть свечу, не смотрел по сторонам – кто знает, что он увидит в комнате; а вдруг порыв ветра задует свечу?

Ему стало тяжело дышать. Собрав остатки сил, приказал себе думать. Он уже не мог ничего считать и с ужасом это почувствовал. Он ничего не соображает… Он не должен проиграть!

В памяти всплыло вычитанное когда-то совсем давно: «Рети – яркий тип художника, борющегося не столько со своими противниками, сколько с самим собой, с собственными идеалами и сомнениями». Почему он решил, что Лариса должна быть такой-то и такой-то? И Лариса должна быть именно в этом лице идеальной женщиной? Ему не нравилось, когда она рассуждает, задумывается – почему? Потому, что он иногда её не понимает. А он пытался? Его раздражали её вопросы, не всегда уместные, а порой и глупые. Может, таким образом, она пыталась его понять? Не всегда удачно, но пыталась. А он? Решил, что ей хорошо. Конечно, ей не было плохо. Устойчивое положение, здоровье, хорошая внешность, работа, материальное более-менее приемлемое равновесие. Это всё достигалось само собой, без всяких усилий с обеих сторон, а чтобы приемлемое равновесие перешло в маленький обоюдный плюс, он должен был сделать… То, что иногда хотел сделать, но начинал сомневаться – а надо ли; как она это воспримет; как это вообще по-дурацки он будет выглядеть…

Вдохнув побольше воздуха, Филипп инстинктивно протянул руку к королю, имея в виду «королеву» g7!

Почти рассвело, свеча светила, но ему увиделось, что потемнело. Полубессознательным движением он протянул руку к ладье и сделал ею ещё несколько ходов после ходов белых… Все они вели к ничьей. Свеча продолжала гореть крошечным огоньком, слабым, но ровным… Лариса, подумал он, Лариса…

В глазах потемнело, он сполз со стула и упал…

Я не помню, что было потом.

Я хорошо помню последний ход королём, а затем ладья b8, d8, побила на d7… Что дальше? Все равно – ничья, ничья чёрными в позиции, которая, казалось, была выигрышной для белых.

Я хотел приподняться, но что-то поплыло перед глазами, и я опять погрузился во мрак.

Женщина вставала рано.

Она привела себя в порядок, поставила на плиту чайник и решила на всякий случай тихонько постучать или заглянуть в ту комнату и, если сосед не спит, спросить, выпьет он чаю или кофе. А заодно убедится, что всё в порядке. Смешно, конечно, но эта мысль не даёт ей покоя. Их приятель увлекался шахматными задачами, этюдами, прямо дрожал над ними; иной раз забывал поесть и спать не хотел ложиться; возможно, сердце и подвело, пожилой ведь человек был, да и здоровье не совсем…

Она тихо постучала костяшками пальцев в дверь.

Молчание.

Она постучала чуть громче.

За дверью никакого движения.

Ничего не слышно.

Она приникла ухом к двери, прислушалась.

Тишина.

Осторожно приоткрыла дверь.

Везде был зажжён свет. В подсвечнике старинной работы догорал огарок. Значит, горело не меньше полночи, вон, что от свечи осталось. Но мужчины нигде не видно. Где же он?

Какой-то странный запах. Едва различимый, но неприятный. Или это от духоты, такой тяжёлый воздух…

Она открыла окно, обернулась и замерла. На полу лежал человек, которого она попросила переночевать. Она бросилась к нему, приподняла голову.

– Что с вами?! Очнитесь!

Ух, открыл глаза… Привстал сам на локте… Слава Богу… Уже встаёт. Всё! Сел на стул. Встал, прошёл к окну… постоял, повернулся…

Всё хорошо.

Она предлагала пить чай, кофе, ещё что-то…

Я должен был уйти.

Я не мог вспомнить – почему. Что-то мелькнуло у меня в сознании перед тем, как я его потерял. Почему упал в обморок? Никогда не падал. Женское это дело падать в обморок, лишаться чувств, всегда мне казалось, а вот так вот… Упал и провалялся довольно долго.

Женщина рассыпалась в благодарности, просила заходить к ней вместе с женой (почему она решила, что он женат?), а вот скоро приедут родные… Сын примерно его возраста, чуть младше… Может, он всё-таки выпьет кофе? или он предпочитает чай? У неё есть отличный…

Я поднялся, проверил, в кармане ли письмо, и мы доброжелательно попрощались.

Дверь за ним захлопнулась.

На площадке, прислонившись к лестничным перилам, стояла она. На стук двери она обернулась и увидела его. Наверно, она видела и женщину, которая утром, тщательно причёсанная и накрашенная, казалась моложе.

Она сделала несколько шагов по направлению к нему. Он подошёл к ней. Он столько думал об этой минуте. Сколько раз представлял себе этот момент. Он принимал её такой, как она есть, без привязки к идеалам, без сомнений в ней, ему всё равно, с кем она была, где, почему она пришла, может, забрать пальто или что-то ещё; она пришла, это главное.

– Ты пришла.

Он принимал её, такую какая она есть сегодня, какой была вчера, какой будет через много лет, когда состарится – нет, не то, он опять пускается в банальности – старая, молодая, не то; важно – он не будет переделывать и исправлять её, пусть делает, что считает нужным. Пусть молчит, задумывается, невпопад спрашивает или отвечает, пусть не рассказывает, с кем она была.

– Ты пришла, – повторил он.

– Ты тоже, – сказала она, – пришёл. Я давно жду, часа три-четыре. Думаю, ты спишь и не слышишь звонок. Как-то мне показалось, что я слышу шорох за дверью.

Он не хотел ей объяснять, почему провёл ночь не дома.

Он хотел, чтоб она замолчала.

– Что-нибудь случилось?

Ему показалось, что он смотрит на неё очень холодно, что не смотрел на неё так, даже когда она ушла с дочкой из дому

– Я ушла с дочкой к родителям. Ни к кому другому я не уходила. У нас что-то зашло в тупик… Не знаю, что… Я стала сомневаться в наших отношениях и решила пожить какое-то время у родителей. А там, как получится… Пожить порознь, осмотреться…

И это тоже было неважно. Вероятно, этого она ещё не понимала.

– Мы с Аннушкой жили на даче. Я хотела пробыть до конца лета, но не выдержала. Сегодня ночью. Родители сейчас там; сказала им, что еду, села на такси и приехала.

Ему не нужно было это слушать. Даже это.