Дивный новый мир. Фантастика, утопия и антиутопия писателей русской эмиграции первой половины XX века

– Конечно, учиться следует чему-нибудь стоящему, а не какой-нибудь чепухе. Я убедился в том, что в нашей стране играет роль не ферма, а фабрика. Да, это ясно.

– Но, дядя, – попытался было возразить маленький Томас, стоявший на вытяжку около стола.

– Молчать! Я знаю, что я говорю. Конечно, рабочие хорошо зарабатывают. Пока работа есть, они думают, что они господа. Но как только наступает застой в работе, тогда они валяются на улице. И всю свою жизнь они остаются только рабочими – больше ничем.

– Вот, так же, как и я: всю свою жизнь я прожил грязным фермером, таким же я и умру. Конечно, нельзя сказать, чтобы я работал совсем даром. Но из тебя я хочу сделать настоящего человека.

– Но, дядя, – сказал мальчик, – я совсем не хочу уходить отсюда, мне и здесь хорошо.

– Молчать, когда я говорю! Я лучше тебя знаю, что нужно. Ты поедешь в город, там ты поступишь в среднее учебное заведение, потом перейдешь в университет и станешь инженером.

Томас начал плакать. Он вспоминал о своем курятнике, находившемся в его полном ведении; там он знал не только каждую курицу, но знал, сколько каждая весит и как она кладет свои яйца.

Куры не менее основательно знали Томаса, и, вероятно, их огорчение было бы не менее велико, если бы они могли понять, о чем сейчас шла речь.

– Эх, ты, баранья голова, – ворчал Зилас, но в глубине сердца он радовался.

– Мальчик меня любит, – подумал он, а вслух сказал:

– Решено. Завтра ты едешь в город.

Зилас умел держать слово.

Томас Гирн окончил школу, поступил в университет и окончил его инженером-машиностроителем. Затем он поступил на службу на огромную фабрику стального треста с содержанием в 50 долларов в неделю. Когда Зилас Гирн получил письмо с этой новостью от своего племянника, он подумал:

– Немного, но это ведь только начало.

II. Томасу Гирну не везет

Пока Томас был в университете, он всячески старался оправдывать возлагаемые на него Зиласом надежды.

Он был смышленый малый. На него было обращено внимание, и ему даже была выдана стипендия теории машиностроительства. Окончил он университет одним из первых.

Директор фабрики, на которую Томас поступил, мистер Огара, не имел никакого понятия об университете. Свою карьеру он начал много лет тому назад в качестве заведующего предприятием.

Но мистеру Огара посчастливилось: в то время директором фабрики был так же, как и он, ирландец.

Директору фабрики чрезвычайно понравилась его исполнительность и организаторские способности и, главным образом, то, что на него можно было положиться. И когда однажды Огара обратил внимание правления треста на то, что для уменьшения трения ремней следует заменить шестиугольные винты овальными, сам председатель треста остановил на нем свой благосклонный взгляд.

Пять лет спустя ему доверили пост директора той фабрики, на которую впоследствии поступил Томас Гирн.

Томас сгорал от нетерпения применить практически свои знания, облегчить и усовершенствовать технику.

Он сидел целые ночи над составлением планов новых машин и инструментов.

Он провел годы упорной, тяжелой работы в совершенном уединении и полной отчужденности от всего света.

Единственным, посвященным в работу Томаса, был старый Зилас. Почти еженедельно Зилас Гирн получал от Томаса подробнейшие письма с техническими разъяснениями и зачастую с объяснительными чертежами.

– Ничего не понимаю, – говорил тогда Зилас, энергично потягивая свою трубку, потом растроганно думал:

– Какой же это ученый мальчик!

Но, наконец, Томас достиг своей цели. Он изобрел машину, увеличивавшую вдвое производительность рабочего и гарантировавшую ему большую безопасность.

С этим изобретением он отправился к мистеру Огара.

Бывший мастер бросил беглый взгляд на чертежи – плод двухлетней упорной работы – и спросил:

– Что это за штука?

– Видите ли, мистер Огара, эта машина требует вдвое меньше рабочей силы, чем наши машины. Кроме того, при ее применении возможность смерти или увечья среди рабочих от несчастных случаев совершенно исключается.

– Сколько она будет стоить?

– Я полагаю, около двухсот тысяч.

Из-под отекших век мистера Огара мелькнул в сторону Томаса ядовитый зеленый огонек.

Директор засмеялся.

– Вы мечтатель, мистер Гирн. Чтобы заменить старые машины новыми, нам нужно около полумиллиона. И к чему это, спрашивается? Пока еще рабочая сила сравнительно дешева.

– Да, но ведь эта машина делает невозможными несчастные случаи…

– Что-о?.. – спросил Огара. – Мой уважаемый сэр, я вам советую бросить все это и заниматься больше своим собственным делом.

С этого дня Огара более не выносил Томаса и на каждом шагу старался причинить неприятности своему подчиненному.

Огара сильно раздражало сознание его собственного невежества и ограниченности в сравнении с Гирном.

И так Томасу Гирну не везло в течение долгих двенадцати лет.

Его характер сильно изменился. Он стал раздражительным, подозрительным и одиноким.

III. О смерти Зиласа, о сухом лете и об одном упрямом осле

В течение двенадцати лет, с тех пор как Томас Гирн покинул ферму и поступил на фабрику, он еще не имел возможности съездить в отпуск к Зиласу.

Подобное явление возможно только в Америке, где, как известно, личная жизнь и человеческие чувства совершенно подчинены работе и делу.

Томас не представлял исключения из этого общего правила.

Школа мистера Огара его основательно обработала.

Со времени своего приезда в город Томас превратился в аккуратного, молчаливого и всегда ровного человека, считавшего всякое проявление человеческого чувства роскошью.

В нем замерли все отголоски жизни, словно он с головой ушел в темный, бездонный колодец.