Пляски калибанов. Рассказы и стихи

Пляски калибанов. Рассказы и стихи
Елена Сомова

Елена Сомова – состоявшийся писатель и поэт, родилась в городе Горьком и всю жизнь живет и совершенствуется в писательском и поэтическом мастерстве в Автозаводском районе этого города, переименованного в Нижний Новгород в 1990 году. Елена интересный фотохудожник, ее выставка прошла в г. Штутгарт (Германия), рисует в стиле авангарда. Прозаические работы Елены Сомовой получили высокие оценки в Москве, опубликованы по результатам конкурсов в сборника, стихи вошли в лонг-лист премии Искандера-2019.

Пляски калибанов

Рассказы и стихи

Елена Сомова

Дизайнер обложки Елена Владимировна Сомова

© Елена Сомова, 2022

© Елена Владимировна Сомова, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0059-2445-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

2022 год

Антиутопия

В кровожадной утробе цивилизации варился прогресс, соловьи усердно употребляли бабочек, факты существования справедливости в ускоряющейся проекции таяли на глазах последнего человека в популяции роботов, а гений нравственности, задрав ноги на стол и слегка откинувшись назад на спинке стула, писал трактат о морали.

Весело было жить в новейших условиях: последний человек был везде обязан следовать установкам времени. Заведенный часовой механизм прогресса безотказно выполнял шутливые поручения гения. Человек обязан был моментально лечить зубы, если вдруг чувствовал тонкое поламывание в десне, даже если это были ложные боли от простой человеческой усталости. Все полисы и прополисы мира сконцентрировались на этом, последнем человеке, не вытесненном роботами демократии, активно по 24 часа в сутки обеспечивающих процветание и комфорт ушедшей нации, но часто вспоминаемой по телерадиовешанию на уши новонаваренной лапши для простившегося с планетой человечества.

Пчелы делали свой мед, трубы варили жесть и стабильно пускали в воздух уничтожившую людей смесь химикатов, которую не успело закопать поглубже вместе с отходами цивилизации роботизированное поколение ночей искусств и музеев, некогда созданных людьми. Людьми, созданными по образу и подобию Бога, не стоящими по 12 или 24 часа на своих человеческих ногах с целью выкупа из клана безработных. Свежий пункт правил и установок цивилизационного подхода к современности красовался на пластиковых скрижалях и транспарантах рекламы для успешных и переразвившихся в железных дровосеков бывших представителей планеты Земля. Землян уже оставалось мало еще в прошлом веке, когда перестройка жизни и социальных сфер нарушила внутриутробную жизнь страны советов старших младшим, и потекла кровь сотворивших мир для людей, смывая постройки добрых поисков настоящего.

А началось все с рекламы, опорного пункта человечества, как считал имевший счеты в банке и растящий лианы процентов, спрут. Дело было так: зачесалась от аллергии на ярко – зеленые яблоки десна, поинтересовался он стоматологией, и ему во весь телефон высветились челюсти с ввинчивающимися в цемент, пломбирующий каналы, винтиками – шурупчиками, внутри человеческой челюсти располагающимися. А другой огрызок цивилизации поинтересовался в тот момент словом «проктология», и на его телефонном экране после оптимизации возникало отверстие, похожее на воронку, и владелец нежелательного кино вырулил на соседнюю трассу, уничтожая изображение точки, на которой он сидел.

Так ускорение развития порождало грабли, мгновенно бьющие по лбу наступающего на них, и мозги вышибло всем, так что идиотов оказалось чуть больше ожидаемого. Умники тем временем сидели чинно в креслах и сочиняли трактаты ценностей для стоящих, по 12 и затем по 24 часа, на ножных подпорках элементов клана работящих двигателей прогресса. Поначалу никто не заметил этого попустительства, когда человека начали называть двигателем. Это и были зарождения цивилизации роботов. Галактика людей оказалась выбита роботом Васей, не рассчитавшим удара в состязании метателей молотов. Однажды уже погибала греческая цивилизация, как вдруг вежливым и колким ценителям налаженной жизни понадобилась олимпиада по метанию молота. Не знали, куда метнуть? Знали, но когда метали, оказалось, что у половины спортсменов косоглазие и астигматизм: выпускники медицинской академии перетрусили на экзаменах, и подстраховались шпорами от общества провидцев, последователей бабы Ванги. Прорицательница всегда попадала в точку отсчета новой цивилизации, недаром из – под прессы вынули журнал «Недолёт – перелёт», и точным попаданием упал молот на маленький муравейник. В тот момент не всех еще муравьев извели на кислоту для промывания суставных отсеков роботов.

Муравьи поползли кругом, как люди из столичного метро. Планета существовала, когда они ползли: многотриллионные лапки массажировали пласты Земли во избежание карстовых провалов планеты, и цивилизация не дремала: расходовала свои плетеные стульчики для читателей прессы, согревая хижины и воплощая идеи уюта. И пришел Мойдодыр. Мыльные пузыри в виде пара из ноздрей вились вокруг фигуры домомучительницы. Пропеллеры семьи Карлсонов после пробежки по парку смещали Розу ветров еще далее на Запад, к безголовым истуканам, уложенным в усыпальницы их взглядов. Имея глаза, они не пользовались ими в привычных для людей целях, потому как повсеместно устраивались и утраивались олимпиады по открыванию пробок разными частями тела, раз уж тела существовали и пробками закупоривали емкости с напитками. Так один раз увидал Вася стоящую на подоконнике в подъезде бутыль, взял ее в руки, хотел было откупорить, а там глаз вместо пробки: какой – то сосед уже «откупорил». Цивилизация закончилась, когда люди стали использовать глаза в качестве открывалок, перестав читать. Так что Мойдодыру делать уже нечего оказалось. Посидел на веранде в Переделкино – и потек краном.

    11 ноя. 22 г.

Право Пилата

Стоял Феня Мымриков на свежем воздухе, выйдя из плесени и затхлости обживаемого с младенчества жилища, и по привычке своей пускал людей с откоса, как паровозики в детстве: этот – плохой, не поддакивает, когда нужно, чтобы Фене победителем стать, этот – не сообразительный, всю свою мелочь выворачивает, если что Мымрикову надо, а вон тот сейчас подвинется – тоже полетит, куда надо с обрыва, уж слишком хорош мои идеи выдавать за свои! Все идеи в мире мои, Фени, сына любимого и родной, и неродной природы. А этот что расселся? Я же здесь! Пусть встает, и место уступает, а сам – куда надо, где все. Он – Феня Премамин, Припапин, хнычет до сих пор, хоть сопли уже втянулись в носовые отверстия и прилипли там, где положено, подошел и посмотрел с высоты: внизу валялись угробленные тела убитых им, сброшенных с обрывов своих мечтаний. Кто руки под себя поджав, кто ноги согнув и пригнув голову. Так и надо: что Фене мешали, лезли поперек пути, – вот и пусть валяются теперь, коршунам на съеденье остаются.

Однажды увидел Феня необычное пятно на горизонте его незавершенных дел. Подошел он к пятну и показалось ему, вроде как заячьи уши из шляпы торчат. Подошел спросил:

– Ты кто?

Уши вытянулись, и женский голос ответил:

– Я – Заяси Элеганси! А ты кто?

Феня Мымриков вытянулся по – строевому, и почесал в затылке. Сказать, что он хороший человек, Феня не мог, а врать не хотелось. Уж слишком привлекательны оказались вблизи ушки.

– Что – то у меня с лицом, – молвил Заяси Элеганси, – кто так беззастенчиво испортил мое лицо?! – неожиданно захныкала сущность.

– Совесть поможет! В отношении лица всегда помогает совесть! – оптимистично ответил филин с высокой ветки сосны, и широко размахивая крыльями, полетел в сторону полей.

– Ха! Совесть! Где вы видали эту невидаль?! – проскворчала из дупла белка. – Совести нынче нет нигде и ни у кого! – пропрыгивая каждую ветку все ниже к Фене, белка внюхивалась в воздух, и, найдя необходимый ингредиент его состава, резко метнулась в его сторону.

– Вот видишь, Заяси, – нет совести нигде и ни у кого, – перенимая оптимизм белки, радостно сообщил Феня Мымриков, в мыслях определив дальнейший ход действий: раз белка отменила совесть, полезть в ее дупло по орехи.

– Я вообще – то не Заяси, а Заяси Элеганси! – с элементом революционного пафоса пропела сущность из шляпы. – Вы же не скажете Герберту фон Караяну перед концертом: «Эй, Гэби, не пошел бы ты поискать свои уши!» Вот это ваше обращение – не что иное, как наглость, – пропел Заяси Элеганси.

– Ну все, в родном лесу не дадут кислорода! – не поддержав нотку революционного пафоса Заяси Элеганси, разочарованно сказал в сторону Мымриков. – Пойду займусь делом. Я вообще не онимаю, кто это Заяси Элеганси: женщина или мужчина.

– Это сущность, – ответила белка.

Феня Мымриков пожал плечами и пошел снова к обрыву совершать привычное для себя дело: пускать людей с откоса.

– А чего ты людей портишь, надоело жить? – заинтересованно спустив голову с ветки, молвила неизвестно откуда вновь появившаяся белка.

– Да нет, натура у меня такая, – даже не оправдываясь, а равнодушно выполняя задание, ответил Феня. – Я, Феня Мымриков…

– Торжественно клянусь!… – помогла было белка Фене додумывать речь, но споткнулась о камушек, прыгнув на землю, и продолжала уже лежа: – Горячо любить свою Родину!

Белка встала и угрожающе пошла на Феню Мымрикова, насупив свои рыжие беличьи брови. Мымриков слегка оторопел, но не испугался, – что мелкого зверька бояться? Это же не тигр, не кабан.

– Я – кабан! – зловеще прошептала белка, двигаясь на Мымрикова, – я сейчас тигра позову! – угрожала белка, а Феня подумал убежать, – не зря же мама его от картошки спасала с тетей Фросей каждый год во время учебы в вузе. Ка бы не перетрудился малый, ка бы не пригорюнился.

– Я – я… пойду, пожалуй… – учтиво склонил голову вперед с наклоном влево Феня. – Учитывая сложившуюся ситуацию… – и пошел, плавно ступая на мох и облетевшую от разочарования хвою.

– Я те щас пойду! Стоять! – белка не шутила. Заяси Элеганси в удивлении уши на брови наклеил, чтобы глазами не пропустить зрелище падения авторитета.

Белка сверхстремительно заскакала и, прыгнув на плечо Фене, дерзко укусила его за ухо.

– Ай! Ты, рыжая, тебе жить надоело? Спущу я тебя с откоса, дождешься! – с уха по шее на рубашку тонкой струйкой полилась кровь.

– А уж ты не герой ли, Феня Мымриков, пускающий людей, с откоса?! Карьеру матерого убийцы себе сделал, и решил легко отделаться? – белка в образе кабана уже вальяжно сидела на пне, закинув ногу на ногу. – А не видать тебе больше людей! – авторитетно сказала белка и забросала Мымрикова орехами.

Прямо в глаза оторопевшему Фене отовсюду летел фундук. Казалось, орехи обступают Мымрикова со всех сторон: жесткие, созревшие для боя орехи, бойко долбили по живому лицу Фени. На лице и плечах синели смачные фингалы. Мымриков сидел на краю откоса и стряхивал с себя хвойные иголки.

– Вот понесла нелегкая на природу… всякие тут зайцы, да белки…

– Я – Заяси Элеганси, не заяц! Я – твоя сущность изнутри двадцать лет назад, когда у тебя была совесть, но уже намечались весьма серьезные прорехи.

Феня подумал, что сбрендил. Вчера только брат приезжал посчитать количество сброшенных индивидов с вершины науки. Брат его уважает, не даст назвать Понькой. Брат его любит, заботится.

И тут появился брат, едва Феня о нем подумал.

– Ну как, много жертв и разрушений? – с улыбкой отважного делателя тщеславия семьи подошел к Фене его брат.