Снова закашлялась ужасно.
Джая ударила её по спине, заставив вытолкнуть воду наружу. Потом по спине погладила.
– Жизнь заставила, – грустно сказала кшатрийка, снова опускаясь на берег.
Иша опустилась следом. Рядом.
– И вообще… – голос Джаи дрогнул. – Мы можем как угодно себя вести, но в жизни есть что-то, чего нам не избежать. Я вот тоже думала, что сберегу чистоту для мужа будущего, но… не получилось.
Иша сердито прищурилась.
– То есть, та, которая не сохранила своей чистоты, будет меня учить, как вести себя правильно?!
– Злой у тебя язык, Иша! – Джая вскочила. – Ядовитый, как клыки у змей!
– А ты… – та вскочила. – Ты – как лезвие меча, острое и опасное!
– Что ж, спасибо за комплимент, – усмехнулась женщина-воин.
– Уходи от меня, распутница! – Иша проворчала. – Я не нуждаюсь ни в советах твоих, ни в нравоучениях!
Губы у кшатрийки дрогнули. Глаза затянулись слезами.
Она ушла к своему мечу – вайшью испуганно попятилась – но, подняв, только резко обернулась, шагу более не сделала к девушке ни одного.
– Я сегодня старалась тебя спасти, Иша! Я спасла твою жизнь! – указав на неё мечом, прокричала Джая, пальцы тонкие сжались на ножнах так, что костяшки ещё больше посветлели. – Но ничего кроме яда от тебя не дождалась! – сощурилась сердито – и Иша ещё отступила на шаг от неё, оступилась на мокром камне, упала, вскрикнув, но кшатрийка опять ни шагу не сделала вперёд к ней. – И, если мы в будущем ещё раз встретимся, я больше за тебя не заступлюсь! Запомни это, змея!
– Если уж я змея, то только королевская кобра! – усмехнулась ядовито вайшью.
– Ты… королевская?.. Ха! – рассмеялась Джая.
И быстро ушла, сжимая меч.
Точнее, торопливо ушла, повернувшись к Ише спиной и пряча потёкшие по щекам слёзы.
Вайшью, ругаясь, промыла вывалянную по берегу дупатту, торопливо собрала простиранное и почти бегом отправилась в деревню. Юбка промокшая сковывала движения, но, впрочем, солнце жаркое быстро просушило одежду и даже – отчасти – выстиранное. В деревню Иша вернулась уже довольная. Дочери хозяина уже готовили обед, но ей сердито велели дождаться трапезы. Манджу, сидевший за воротами, да мастеривший корзину, тоже сердито смотрел на Ишу. Та, фыркнув, голову гордо подняла и ушла к колодцу за водой.
После трапезы вода опять подевалась куда-то – и её опять заставили натаскать. Она уже хотела возмутиться, но Манджу сжал её плечо. Девушка плечом дёрнула, ладонь его скинув.
– Не серди их, – шепнул ей отшельник, – а то как бы не выгнал хозяин нас.
– Но он же твой друг! – Иша возмутилась, громко уже.
– А ты что учинила сегодня? При всех! – сорвался уже на крик её защитник. – Думай впредь, что говоришь, о глупая!
Она воду таскала, таскала, а вода всё кончалась и кончалась…
– Да вы одежду, что ли, вздумали стирать?! – накинулась она на девушек и девочку, хозяйских дочерей.
– Мы отмываемся, – поморщилась старшая, – и дом отмываем от тебя! Везде. Боюсь, везде падал взгляд твой грязный! Как бы порчу не навела!
– Да ты! – Иша сжала кулаки.
– Папа обещал тебя выгнать! – мрачно взглянула на неё снизу вверх младшая.
И Иша в ужасе замерла.
Если друг отшельника их выгонит, то куда они пойдут? Сестра уже далеко, а Манджу… богам известно, что там у него на уме! Он мужчина ещё не дряхлый. Да и к Яшу возвращаться не хотелось: мало ли чего дядя надумает про её отсутствие. Да хоть, что скоро в подоле принесёт. Снова будут упрёки. Побои, наверное: теперь родителей нет и сестры нет, чтобы заступиться.
– Что застыла? – старшая дочь хозяина злобно усмехнулась. – Неси воды! – кувшин полный выплеснула в окно. – А мы будем дальше отмывать от твоих ног и рук наш дом!
– Да ты… вы! – Иша от возмущения задохнулась.
– Если доброй станешь и послушной, мы, может, папе замолвим словечко за тебя! – с улыбкою милой предложила средняя дочь хозяина, но злой блеск глаз, жирно обведённых чёрным, её чувства выдавал. – Но только если ты будешь послушною! Мы уже устали от твоей строптивости и хамства! – усмехнулась вдруг. – Пугать нас вздумала? Вот и иди! Тигров в лесу пугай! И разбойников!
Глотая слёзы, но молча уже, Иша подхватила кувшин самый большой и пошла к колодцу. Поняла, что теперь они будут мучить её, пока злость не сорвут свою. Да наставления вспомнила Джаи, режущие по сердцу: у неё нету любви людей, следовательно, она даже не имеет права выбирать.
У колодца остановилась. Растирая ноющую уже спину – зря столько стирала. Вот, кожа на пальцах где-то сошла.
«До чего же больно!»
Глядя на руки, поморщившись, девушка не заметила, куда были обращены взгляды селян, возвращающихся домой, да вышедших встречать их супруг.
Всадник на чёрном коне, весь в чёрном, да лицо наполовину сокрывший концом ткани с чёрного тюрбана, приблизился к крайним заборам быстро. Испуганно бросились в стороны коровы, лежавшие с той стороны. Он лошадь придержал, давая священным животным подвинуться с его пути – блеснуло кольцо золотое на пальце, с жемчугом, окружившим большие сапфиры – и ворвался прямо в деревню, пронёсся между домов. Раз лишь остановился, когда под копыта едва не попался ребёнок – того подхватила из-под лошадиных копыт перепуганная мать.
Иша обернулась на крики. Кувшин выронила.
Глиняный сосуд разбился, вода омыла её ноги, наводя поверх разводы мокрой грязи из дорожной пыли. Она даже не заметила, смотря на незнакомца.
Мужчина лошадь остановил прямо перед ней. Ослепительно блестели в лучах заходящего солнца золотые украшения на ножнах его огромного, широкого, изогнутого меча, судя по форме ножен – кхора, с лезвием с выемкой острой на конце, для вражеской шеи. Ткань, закрывающая лицо, обтягивала и массивные серьги.
Он, сощурившись, смотрел на Ишу.
Та, смотрела на него, испуганно замерев.
Вдруг он нагнулся, схватил её свободной рукой, на коня втащив. Кинул её, кричащую, на седло перед собой.
– Подождите! – Манджу выскочил, рыдающий. – Заберите мою жизнь вместо неё! Заберите жизнь её отца!
На колени упал, сложив ладони.
Другие люди за неё не вступились.
А всадник ударил лошадь ногой. И та помчалась – перепрыгнув через Манджу – и скрылась быстро в лесу, отчаянные крики Иши унесла.
Никто не кинулся её спасать.
Камень 78-ой