Миллиметр

– Опять полез, – процедила Зоя сквозь зубы, и затем в голос:

– Не волнуйтесь, Семен Семеныч, спускайтесь, я сейчас все на место поставлю.

Сердито насупившись, директор наблюдал со стремянки, как подчиненные собирали книги. Слезать он не собирался.

– Слезайте, Семен Семеныч! – ласково позвала Зоя.

Недовольное мотание головой.

– Не хотите слезать?

– Не хочу.

– Почему?

– У кого шаловливые ручки? Что делает Эдуард Квадратов под потолком и что делают в центре Фаулз и какой-то Макьюэн?! Почему товар не в алфавитном порядке?

Кира прикусила губу – это она снимала английских авторов с верхнего ряда, куда их отправлял директор, и тайком ставила на видное место, в центр. Начала оправдываться:

– Какая разница, в каком они порядке, если ни один покупатель не может туда дотянуться?

– Кира, если не ошибаюсь, у тебя образование высшее? Нынче в институтах обучают алфавиту??Ты ведь знаешь алфавит, не так ли?

Кира кивнула.

– Ну, продемонстрируй нам свои знания. А-а… бэ…

– Вэ… гэ…

– Так…

– Дэ… е-е, ё-ё, же, зэ, и-и, кэ, лэ, мэ, нэ…

– Смотрите-ка. Знает.

Кира уныло вздохнула.

– Вот скажи мне… забыл, как тебя по батюшке?

– Юрьевна.

– Вот скажи мне, Кира Юрьевна, ты знаешь, кого ты упрятала наверх? Ты знаешь, что Эдуард Квадратов – светоч современной русской поэзии, патриот с большой буквы? А этот твой Макьюэн? Чего ему наверху не стоялось? Он кто? Дай угадаю. Чертов англичанин? Я так и знал. Кира Юрьевна, ты любишь свою работу?

Кира промолчала.

– А литературу, русскую литературу ты любишь?

– Я сделала это именно из любви к русской литературе.

– Неужели?

– Объясню. Я поставила Эдуарда Квадратова наверх именно потому, что он, как вы сказали, светоч. Светоч должен быть наверху. Он должен сиять высоко. А то что же получается? Он под англичанами? Меня это возмутило. Я поставила его над ними. И пусть всякая иноземщина вроде Оруэлла и Вулф знает свое место. Все лучшее – наверх! Ввысь! А у вас – наоборот. Нелогично, Семен Семеныч.

Директор торопливо спустился.

– Это меняет дело. А что? В этом есть резон.

– Мне кажется, русскую классику надо вознести наверх. И всегда рядом должна стоять стремянка. Ее мы покрасим золотой краской, чтобы украсить путь к величайшей русской литературе. Читатель будет подниматься по золотой лестнице… а когда он дотронется до книги, пусть польется музыка. Зоя будет следить незаметно и включать ее. А с потолка посыплется конфетти…

– Ну, ну, ну, детка. Давай не будем перегибать. Как это говорят… давай без фанатизма… конфетти это конечно лишнее… и музыка… а вот лестницу покрасить – хорошая идея. Мне нравится. Да. Вот сразу видно: маркетолог. Молодец!

Он хлопнул Киру по плечу.

– Останьтесь с Зоей после работы, купите баллончик и покрасьте стремянку. Зоя, поставь Квадратова наверх. А я позже решу, как тут что куда… да… и вот еще… Кира…

Он понизил голос:

– Я рад, что мы с тобой на одной волне, но ограниченность не к лицу молодой современной девушке. Не надо так уничижительно про… Все-таки иностранная литература – это общечеловеческое наследие, там много талантов… Агата Кристи, например. Э-э… кто еще?

– Шекспир?

– Есть мнение, что писал вовсе не он. И истинный автор шекспировских текстов неизвестен. Так что под именем Шекспира может оказаться кто-угодно. Не удивлюсь, если это какой-нибудь русский эмигрант.

Чем пахнет феминизм

Человек, побывавший в Америке, словно омылся в священных водах Иордана или Джамны. Над головой его сияет нимб, ему отпущены все грехи. Он завидный жених, потому что Америка не пускает к себе неудачников. Вернувшийся оттуда – проверенный сертифицированный кандидат в зятья. На нем стоит печать: Made inUSA. И хотя существует много прекрасных стран, куда отправляются на стажировку или работу русские мужчины, именно вернувшиеся из Америки производят на потенциальных тещ впечатление примерно такое же, какое производила на них в юности косметика «Dior».

В субботу утром Людмила Борисовна напомнила о визите к «бертенам». Кира, разумеется, об этом забыла, она собиралась везти Афродиту к ветеринару.

– Ты не можешь со мной так поступить! – заорала в трубку Людмила Борисовна. – Я уже обещала! Алла с пяти утра готовит. Ее сын специально из Америки прилетел, чтобы с тобой познакомиться! А ты, эгоистка, только о себе думаешь! Хоть раз о матери подумай! Хоть раз в жизни сделай, как мать говорит! Хоть раз бы сказала: «Да, мамочка! Хорошо, мамочка!» Не хочу даже слышать ничего, собирайся, я за тобой заеду.

В два часа она заехала. Кира, уставшая от споров, безмолвной овечкой стояла перед ней, готовая ко всему.

– Ты с ума сошла? Вот в этом ты собралась идти?! – Людмила Борисовна с недоумением смотрела на клетчатые, мужского кроя брюки и дизайнерскую рванину, приспущенную с одного плеча. –?Что на тебе надето? Что это такое? Это что, штаны такие? Тебе не пятнадцать лет, Кира, ты уже взрослая женщина. Сними это немедленно! И надень какое-нибудь платьице. В смысле платье.

Платье для Людмилы Борисовны не только олицетворяло женственность и привлекательность для противоположного пола – оно, кроме всего прочего, ассоциировалось у нее с послушанием.

– Хорошо, мамочка.

Людмила Борисовна выронила сумку. Кира подняла. Но мать не взяла сумку, она подошла ближе и заглянула дочери в глаза.

– Ты себя хорошо чувствуешь? У тебя расширены зрачки. Ты опять принимаешь наркотики?

После романа с Бубой, а также истории с Костей и его мухоморами прошло больше десяти лет, но Людмиле Борисовне все казалось, будто это случилось только вчера, она совершенно не замечала течения времени.

Кира молча открыла шкаф и достала длинное трикотажное, мышиного цвета платье. Людмила Борисовна некоторое время собиралась с мыслями, потирая виски кончиками пальцев, и конечно она вспомнила про то красное с декольте, которое дарила дочери на Новый год.

Пришлось Кире признаться, что в ту же ночь она прожгла его сигаретой.