Большая книга ужасов – 81

– А ты не подслушивай!

– Я твой дед!

– Это не характеризует тебя с лучшей стороны!

В человеческом теле он бы дал мне затрещину, а тогда цапнул за хвост. Я скакнула вперед и выскочила на поляну.

В клочке неба над деревьями торчала полная луна. Она освещала грязь под ногами и белую шубу деда. Ветер хлынул в ноздри, зашумели ветки, зашуршали опавшие листья, и я услышала этот запах. Нет, Чокнутая там тоже была, но я не о ней.

Падаль.

Запах был тонкий, какой-то приглушенный, будто присыпанный землей. Днем они обычно там и обретаются – в своих могилах, но так глубоко под землей я не слышу. Да и не день сейчас. Чокнутую я слышала прекрасно: она шла себе через лес, Падаль была дальше. Дальше и глубже. Не под землей, не под водой, а как будто в коконе из земли. Они Падаль, им воздуха не надо. Но как?

– Ты опять за свое?!

– Слушай!

Дед уселся рядом и тоже задрал нос. Как назло, ветер тут же стих, и запах пропал вместе с ним, как не было.

– И что?

– То самое. Ветер стих – и пропало.

Мы сели на поляне задрав морды и ждали нового порыва ветра так долго, что я успела замерзнуть.

– Уверена?

– Нет.

– Они близко к твоей Чокнутой?

– Тоже нет.

– Тогда пошли. Ежели что – не пропустим. Сами нас найдут.

Он был прав, и это было сомнительное утешение. Найдут, еще как найдут! Я снова вспомнила минувшее лето и нашу стычку с Падалью. Кажется, она будет мне сниться всю оставшуюся жизнь, но дело даже не в этом. Я просто помню, просто знаю, просто боюсь услышать знакомый запах, вот и вынюхиваю его повсюду. Просто помешалась уже. И в тот раз опять понадеялась, что мне кажется.

Падали в ту ночь я больше не слышала. Крутила носом так и этак, специально выбирая ветреные места – нет. Я хотела верить, что мне показалось, и почти поверила.

И все равно гонялась до утра за этим фантомным запахом, наплевав на дедово ворчание. Хотя, мне кажется, он был только рад, что Твари отвлеклись от запаха Чокнутой и переключились на поиски врага, пусть и напрасные. Про Чокнутую я вспомнила только под утро, и то случайно. Она все время лезла в ноздри, эта Чокнутая, я уже пропускала ее запах мимо головы, но под утро она наконец вошла в тот населенный пункт. Я это заметила и успокоилась. Наверное, зря.

Октябрь

Уже давно лунный месяц не казался мне таким долгим. Днем и ночью я листала в телефоне криминальные новости и сведения о пропавших, обновляя страницы каждые пять минут. Мне не давал покоя тот запах. Показалось или нет, тогда я сама не могла толком этого понять и, конечно, хотела верить, что показалось. Листала новости, чтобы убедить себя, и от этого становилось только хуже. Люди пропадают и будут пропадать – этого не изменишь. Но мне тогда казалось, что это моя вина. Что это мы с дедом той ночью упустили Падаль.

Хотя среди убийств не было ничего похожего на ее работу. После Падали остаются тела без видимых повреждений, да так, что никто не может понять, от чего человек умер. Такое попало бы в новости, но нет. Людей в новостях убивали люди: нож, огнестрел, ничего необычного. Но вот пропавших без следа было слишком много.

Конечно, я пролистала сведения и за предыдущие месяцы: вспышка была летом, после белых ночей, потом тихий сентябрь. И вот опять – за один месяц по городу и области пропало народу больше, чем за все лето. Как будто и впрямь где-то поблизости открылась ячея сетки Сандерсона. Шучу. Возможно, этому было простое объяснение, вроде маньяка или осеннего призыва в армию, когда парни разбегаются в неизвестном направлении, лишь бы военкомат не поймал. Но нет, все-таки нет. Пропадали слишком разные люди, пропадали в основном вечером – либо по дороге домой, либо вовсе выскочив на пять минут с собакой или за хлебом.

А еще – география. Может, я и сошла с ума, но к середине месяца я нарисовала карту пропавших. Все были из разных районов. Маньяк предпочел бы одно-два места, он слишком ленив и тревожен, чтобы что-то менять. Никакого интересного рисунка, типа креста или черепа с костями, как любят маньяки в кино, тоже не получилось, но меня было уже не унять. Я примеряла на эту карту автобусные маршруты, карту аномальных мест (и такая есть), заброшенных домов, кладбищ, тюрем – и нигде не видела никаких стыковок.

Падаль я бы тем более узнала. Она либо идет из пункта А в пункт Б, убивая по пути, либо наоборот: торчит на одном месте и нападает только на ближайшие населенные пункты. Люди пропадали хаотично. Сегодня север, завтра юг, потом восток и опять юг… Я искала закономерность – и не видела ее. Я не понимала, что происходит.

Люди, включая Кильку, видели, что я не отлипаю от телефона, и реагировали как люди. «Ну что ты там запостила такое, хочешь, я лайкну, только уймись!» (Килька); «Так мы теряем молодежь, ее засасывает в телефоны» (комендантша общежития); «На доску смотрим, сейчас телефон отберу!» (преподы и дед тоже).

* * *

Еще я видела сны. Лес в сером дыму, черные балахоны, охваченные пламенем, запах Падали и гари. Запахи могут сниться. Да еще как! Я вскакивала под ворчание Кильки и еще несколько минут не могла прийти в себя. Мне казалось, что кто-то из них стоит в том углу, где Килька вешает свою черную куртку, и даже запах в носу был – недолго, лишь первые секунды со сна. Утром Килька мне выговаривала, что я опять орала и вскакивала во сне, и советовала попить валерьянки. Я не злилась на нее. На людей не злятся, хотя иногда они здорово достают.

Кильку, кстати, я мучила весь лунный месяц. Мне было не стыдно. По утрам я подслушивала, как она повторяет про себя уроки и думает, мыть ли сегодня голову. Иногда я подкидывала в эту голову какую-нибудь глупость типа «Сегодня пятница», и Килька ходила довольная аж до первой пары, а то и до второй, пока не соображала, что лекции идут по расписанию вторника.

По вечерам я пыталась добиться от нее мысленного ответа и для этого троллила. Звала про себя: «Киль-ка!», получала в лоб толстой тетрадкой и делала круглые глаза: «Ты чего?» Ведь я ничего не говорила вслух. Килька сперва мне не верила, потом смущалась, но вытрясти из нее мысленный ответ мне так ни разу и не удалось. Это больше всего бесило: казалось, она не хочет со мной разговаривать.

Иногда я давала ей дурацкие установки, например, вместо «Здрасьте» сказать «Ку» первому встречному в коридоре. Чаще всего, это оказывалась Анна Михайловна – комендантша общежития.

Нет, кое-как мы ладили. При всей Килькиной болтливости и телепатической бездарности она оказалась не злой и не сплетницей, а больше ничего от нее и не требовалось. Она не боялась работы, и, когда нам выпадало дежурить вместе, мне не приходилось делать все за двоих, как часто бывает. Когда ты не одна, и шваброй махать веселее.

Мы даже вместе ездили домой на выходные, когда дед задерживался и не мог меня подвезти. Нам по пути почти полдороги.

* * *

В тот раз она чуть не умотала без меня: я вышла и увидела Кильку уже у ворот – она болтала с каким-то дедом. Я помахала, но она была слишком увлечена беседой, чтобы отвлечься. Ну и ладно. Я прошла мимо них через ворота, даже спросила «Ты идешь?», но Килька не среагировала. Дуется, что ли?

Она догнала меня уже на остановке и набросилась как ни в чем не бывало:

– Чего не подождала?!

– Думала дед за тобой.

– Не, это не мой. Этот заблудился, дорогу спрашивал.

Подошла маршрутка, мы уселись и, как всегда, стали трещать о всякой ерунде. Как бы ни бесила меня Килька, с ней можно говорить обо всем, она найдет что ответить кроме бессвязных междометий. Если я когда-нибудь ее убью, голову придется сохранить, а то совсем будет поболтать не с кем.

– …А если тебе, например, снится кошмар, такой, что просыпаешься в холодном поту с адским сердцебиением – значит, у тебя тупо тахикардия. А видеоряд уже мозг подкинул на фоне симптомов.

– То есть сперва сердцебиение, а потом кошмар?

– Ага.

– А если снится какая-нибудь фигня, не вызывающая эмоций?

– Разве так бывает?

– Фигня-то? Да только она и бывает!

– Нет, но чтобы совсем без эмоций…

– А я тебе расскажу. Мне снилось, что мы с тобой так же едем в маршрутке, нас окликает какой-то мужик и просит передать за проезд. Я отдаю деньги водителю и выхожу не на своей остановке. Знаю, что не моя, а все равно выхожу! Ты из маршрутки орешь – мне пофиг. Вот вообще никаких эмоций! Мне даже не любопытно, чего это я. Выхожу, пересаживаюсь на другой автобус и еду-еду, наверное, целую вечность. Приезжаю в какую-то богом забытую деревню с покосившимися домами, выхожу на остановке – а там ты. Стоишь как дура, в парадной форме и с пирогом, и поешь «С днем рождения, тебя!».