Потерянная перчатка

Потерянная перчатка
Елена Владеева

Мечты на исходе пятого десятка, на смех повзрослевшим детям и надзирающей жене? Счастливые грезы, убаюкивающие на волнах давней мелодии и уносящие от реальности, что незыблемо поджидает на берегу твердыней будней… А ведь наверняка существует где-то «она», как две капли похожая на придуманную им любимую женщину.

Елена Владеева

Потерянная перчатка

Утро.

"Как хочешь, а я поплыла, очень жарко…" – Наташа легко, почти не плеснув, скользнула с их каменного островка по влажному шелку водорослей, и неожиданно оказавшись с другой стороны, вдруг хлестко ударила ладонями по воде, обдав его веером сверкающих брызг. "Ну, теперь держись у меня!" – стряхнув блаженную дремоту, шутливо пригрозил Александр Дмитриевич, вдохнул побольше воздуха и нырнул с нагретого полуденным солнцем камня. Приятно освежившая вода была удивительно прозрачной, на дне отчетливо виднелись извивы песчаных волн, чуть колышащиеся подводные оазисы и верткие стайки мелких рыбешек. Далеко вынырнув, почти у выхода из маленькой бухты, он быстро догнал Наташу, Натали – свою гибкую, искрящуюся мокрым телом русалку. Поняв, что уже не уплывет от него, она со смехом обернулась и сразу обняла за шею, просияв серыми глазами, отразившими все изменчивые цвета моря, и подставив для поцелуя нежные губы.

В этот момент, по закону подлости, чудесный сон начал постепенно таять и отхлынул, бросив его огорчено вздыхать на отмели реальности… Сейчас над ухом должен заверещать неотвратимый будильник. И тело, помимо еще сопротивляющегося сознания, напружинилось суетливым угодливым спаниелем, готовое по команде "Ищи!" продираться по топи сквозь заросли осоки, и кинувшись в холодную воду, плыть за добычей и в зубах принести ее хозяину. Но тиран-будильник почему-то молчал. И Александр Дмитриевич вспомнил, что сегодня долгожданная суббота! Он мысленным щенком доверчиво перевернулся кверху животом и радостно задрыгал всеми четырьмя лапами. Потом, сладко зевнув наяву, с наслаждением потянулся… Наташа дышала рядом совсем неслышно, значит его милая девочка еще спала.

Наташенька – моя нежная пушинка, танцующая на ветерке, снежинка на ресницах, ромашка на июньском лугу, ласкающий ночной шепот… Натали – мой легкокрылый ангел, изысканные лепестки лилии, весенняя капель, тонкие изящные пальцы. Вся прелесть, если она еще сохранилась в потайных уголках его жизни, все не тускнеющее и не обесценившееся с годами, все немного волшебное среди пустынной житейской скуки это его любимая Наташа. Ее лучистые глаза, озаряющие радостью и цветущей красотой все вокруг. Легкие, одним неуловимым движением подобранные заколкой светлые волосы с очаровательными пушистыми завитками на висках и затылке. Когда он целует ее там, в ложбинку шеи, она иногда смеется, что лучший ее ракурс – вид сзади. Хорошо, если бы сейчас Наташа спала на спине, тогда… Не поворачиваясь и не открывая глаз, Александр Дмитриевич представил, как осторожно отогнув краешек одеяла, чуть прикоснется… Нет, сначала всласть налюбуется на ее грудь – он не встречал формы совершенней и желаннее, а ему было с чем сравнить! – и только потом прикоснется поцелуем, тихонько, чтобы не разбудить раньше времени.

Словно почувствовав неладное, жена шумно заворочалась в постели и бурно откинула со своей стороны одеяло. "И отъелась же ты, мать! Все малину мне испортила…" – с досадой буркнул про себя Александр Дмитриевич, уткнувшись лицом в подушку с ядовито-лиловыми пальмами. Татьяна и вправду заметно раздобрела за прошедший год, и ей всегда теперь было жарко, хотя ничего удивительного, тоже недавно полтинник стукнул. И затылок вечно жестко-стриженый, выкрашенный в темный цвет. Ладно, мечты о Наташе оставим до вечера, а сейчас придется в дела впрягаться, труба зовет…

Первое – надо пилить с женой в универсам и загрузить полный багажник продуктов на неделю. С тех пор, как Татьяна шесть лет назад сломала руку, она в магазин почти не ходит и тяжелее хлеба и пачки масла ничего не носит. Еще и шипит: "А когда мне? Весь день у плиты, да еще Матвейку мне все норовят подкинуть." Это правда – их старшая дочь родила уже второго пацана, и двухлетнего Матвея даже ночевать иногда оставляла у бабушки с дедом. Малыши, конечно, забавные и трогательные создания, но беспокойства от них очень много. А родители-молодожены сначала целый год все мерились характерами и перетягивали канат амбиций. После одной, особенно бурной сцены Настя и домой возвращалась, но потом, народив двух детей, окончательно заломала мужа, и они угомонились. Точно, вся в мать пошла.

Татьяна его тоже на свой лад перековала, правда другим манером – вкрадчивым, как и положено приезжей в столицу из маленького городка. И пока он умилялся, какими ласковыми кругами эта симпатичная девушка вокруг него вьется, оказалось, что она уже опутала его тонкой шелковой ниткой, как того слона из притчи или еще кого-то крупного, так что ни рукой, ни ногой не шелохнуть. А когда попытался дернуться на волю, было уже поздно по всем срокам, и он женился, как честный человек, к беспомощному ужасу своей матушки, деликатной библиотекарши.

Да, кстати завтра надо еще заезд к ней сделать по части снабжения, а это уже через всю Москву тащиться. И пора что-то решить с ее операцией катаракты, пока она окончательно не ослепла на один глаз, но куда отдаться, чтобы хорошо сделали? И не забыть в аптеку заехать, купить это дорогое лекарство для сосудов, которое ей посоветовали. Еще Татьяна наверняка сегодня велит им со Стасом квартиру пылесосить, но сынок, как водится, куда-нибудь срочно умчится по звонку.

В последнее время Стас их очень беспокоил, а все началось с появления новых соседей по лестничной площадке. Однажды Александр Дмитриевич оказался с ними в лифте, и пока поднимались наверх, хорошо разглядел. Это была невообразимая пара – вылитые Карлсон и фрекен Бок! Она выше мужа на полголовы, да еще с наверченным на темени узлом вытравленных до пакли волос, и самым широким местом фигуры – на бывшей талии. А он – такой же пухлый, и с всклокоченной макушкой, но роста ему это не прибавило. Фрекен Бок – ее потом всей семьей они так и называли – была высокомерная дамочка из тех, к кому, как говорится, и на кривой козе не подъедешь, включая собственного мужа. Зато Карлсон изо всех старался пойти на контакт, причем было ясно, что стоит ему приоткрыть маленькую щелку двери, как просочившись, он уже через минуту будет сидеть за вашим столом и под разговоры уплетать плюшки с вареньем. Но родители – это все были цветочки, а ягодки… Вернее одна "ягодка" в лице их дочки – ядреной девицы в возрасте на выданье, с волоокими надменно-томными глазами. Иначе, чем вульгарное слово "телка", ей трудно было подобрать определение, но "телка" многообещающая – странно, что эта красотка могла уродиться у таких предков!

Когда недавно утром они со Стасом встретились с ней на площадке у лифта, сын буквально потерял ориентацию в пространстве. Как уставился на ее роскошный – в мамашу! – бюст, так и пялился зачарованно, совершенно забыв, куда и зачем надо идти… Выходя из лифта, она медленно повернулась и пошла, играя обтянутыми бедрами и давая зрителям счастливый шанс запечатлеть в уме произведенное ею впечатление. Для Стаса это был полный нокаут, сын гипнотически лез в пасть к удаву… Даже Александр Дмитриевич ощутил некоторое известное перераспределение крови в организме, и счел за благо подвезти свое ошалелое чадо поближе к институту, а то, как бы не вздумал дожидаться ее у метро – с него станется. Хотя понятно, что в любовных делах подстраховаться невозможно.

Потом выяснилось, что даже имя у роковой обольстительницы весьма подходящее – Алиса, а неказистый общительный Карлсон – всего лишь ее отчим. М-да, сказочная семейка… Главное теперь, чтобы их двадцатилетний балбес не оказался в роли глупого Буратино. Правда, в бестолковости он и в детстве не был замечен, но разве можно равнять мирное время с гормональной атакой безрассудного влечения? Пока же он с энтузиазмом порывался то вынести мусор – когда это раньше его допросишься! – то сходить за хлебом, то вдруг задружил с бывшим одноклассником Максом со второго этажа, к которому стал забегать каждый день, от него же и получил первые сведения о своей обольстительнице. То вызывался спуститься к почтовым ящикам, чтобы проверить, не принесли ли квитанцию за квартплату – и откуда он вообще узнал, что таковые существуют? В довершение проблемы Александр Дмитриевич уже пару раз случайно заставал сына, подсматривающего в дверной "глазок" за соседской дверью напротив.

Из-за этой девицы Стас, похоже, совсем забыл свою подругу Олю, милую интеллигентную девочку, тоже бывшую одноклассницу, живущую через подъезд в их же доме, которую без малейшего опасения можно было представить в роли невестки. И отношения у них вполне теплые, хотя слишком ровные для серьезного чувства, по крайней мере со стороны Стаса. И похоже, что они не думали переступать грань физической близости, у Оли в глазах еще светился застенчивый вопрос – верный признак, отличающий девушку от женщины, для которой не осталось тайн. Очень жаль, если сын с ней расстанется… Александр Дмитриевичу нравилась тихая Оля, и он не терпел самоуверенных, напористых амазонок, особенно за рулем – никогда не угадаешь, каких выкрутасов от них ждать.

День.

"И что за радость мне с того, что ты добрый и хороший? Объясни хотя бы вкратце, почему я должна дышать твоим перегаром? Не припомню, чтобы мне назначили такое наказание." – и не дожидаясь тяжелого ответного вздоха, Наталья нажала "отбой" на телефоне, в который раз подумав: "Дурак ты, Лёшечка…" Она на дух не переносила подвыпивших мужчин – не видела ни одного человека, который не поглупел бы на глазах после возлияний. Ее отец, когда-то отправившийся на поиски нового счастья, вообще, кроме бокала хорошего вина в праздник, ничего не пил. А такие разговоры с мужем, которого она выпроводила жить к матери, повторялись примерно раз в две-три недели уже полгода. Окончательно разводиться пока не предполагалось – время от времени в домашнем хозяйстве требовалась мужская сила, да и лень было суетиться.

Изредка Леша появлялся лично, покаянно напрашивался попить чайку и жалобно канючил, чтобы ему разрешили погостить хотя бы одну ночь, но у Наташи это вызывало только раздражение или смех, в зависимости от настроения. А дочка, выходя на кухню, тоже чуть насмешливо поглядывала на отца и весело, заговорщически – на маму, и под ее взглядом Наташа твердо отправляла мужа обратно, поскольку девочке нужен пример последовательной семейной политики. Она никогда не испытывала к Леше ни малейшей страсти, зато и мучительные страдания тоже отсутствовали, так что ее замужество нельзя было назвать совсем неудачным. Они поженились как-то не всерьез, полушутя, когда Наташа горестно переживала равнодушие красивого парня, в которого она была отчаянно влюблена, и про которого нафантазировала себе невесть что… И которому посвятила свои первые стихи.

И сердце рванется при виде тебя, дыханье собьется при виде тебя,

Но ты улыбнешься, маня и губя, и вновь отвернешься, совсем не любя.

Лечу под откос – не поможет совет, я бьюсь над вопросом, хоть ясен ответ.

Длиннее твой список любовных побед – короче мой список оставшихся бед…

Тут и возник случайно Леша с своими трогательными ухаживаниями и сказал: "Возьми меня замуж, я хороший…" Тогда Наташа обрадовалась ему и отогрелась рядом душой, с ним было легко, они чему-то все время смеялись, возможно потому, что Леша очень артистично рассказывал анекдоты. Особенно запомнился такой: "Жил человек, полнейший неудачник, за что ни возьмется – все мимо… Однажды не выдержал он и в сердцах возопил к небу: "Господи, за что ты меня караешь? Скажи, что плохого я сделал?" Отодвинулась вдруг тучка, и раздался сверху громовой голос: "Ну, не нравишься ты мне!"

Правда, смеялись они недолго, их брак оказался каким-то ненастоящим, без злого умысла поддельным, вроде морковной котлетки вместо ростбифа – пресно и безвкусно, а есть-то хочется… И понимаешь, что твой долгожданный заказ, при мысли о котором слюнки текут, все равно не принесут никогда. Остается утешаться, перефразируя поговорку "в чужой руке и синица – птица", чтобы не было соблазна кому-нибудь позавидовать.

А других вариантов на тот момент было не густо, если только пытаться сменить шило на мыло. И бытие многое в отношениях людей определяет. Вот, например сейчас – давно уже барахлит дверной звонок, и начал капать в ванной кран, а как только потечет струйкой, придется звать благоверного. Ну, и отблагодарить соответственно, для грядущих трудовых усилий. Вообще-то Леша нормальный мужик, действительно добрый, даже ласковый, дочку любит и о них в меру сил заботится, но вечный мальчик – младший сын в семье, и ее моложе на три года, наверно, оттого и держится непутевым подростком.

А еще всегдашние друзья на работе с отмечаниями оконченных заказов, особенно загородных, и прочими веселыми поводами. Правда, теперь заказов стало несравнимо меньше, и соратники принялись заливать грусть-печаль… Муж сначала подвизался по мебельному, а теперь по оконно-балконно-верандному делу. Спору нет, руки у него приставлены, как надо, но лишь для конкретной, реальной работы: строительство и починка родительской дачи, ремонт в квартире, пригляд за машиной, а в жизни на Лешу положиться нельзя. Или пальцы у него слишком чуткие, артистичные? Не своим делом, видно занят – ему бы на рояле играть, а не тяжелой дрелью с перфоратором шуровать.

Вот Сашиным рукам она всецело доверила бы свою жизнь, с легкостью, не раздумывая – настолько они верные и надежные! Она поняла это мгновенно, когда он в первый раз протянул ей руку, выходя из автобуса. Нет, даже еще раньше, когда Саша оказался совсем рядом с ней в утренний "час пик". Как давно, оказывается, они знакомы – еще до появления в их районе метро… А однажды им посчастливилось – достались два местечка на задней площадке, и они взахлеб прошушукались всю дорогу до нужной остановки, как давно не видевшиеся близкие друзья, и все-таки не успели наговориться… Решили встретиться в ближайшие выходные и съездить куда-нибудь в тихое, душевное место – Кусково или Коломенское. С этого началась их любовь… "А в пруду зеркально-гладком отражен дворец-игрушка, соловьи самозабвенно уходящий славят май…"

Ничего, скоро Саша должен вернуться, и сразу пройдет ее грустное настроение, и все наладится! А пока есть интересные книги, можно раскроить к лету новое платье, а то ведь не успеешь оглянуться… Еще она давно хотела поискать в Интернете и записать хорошую музыку, что-нибудь для себя зарифмовать, чтобы напевать между делом. И принимаясь за послеобеденную посуду, Наташа замурлыкала мелодию "Жизнь в розовом цвете", на припев которой недавно сочинила слова.

И… однажды я проснусь, как птичка весела,

и будет воскресенье…

Милый голос – как спала? -

и я сойду с ума от этого везенья!

Не приоткрывая глаз, мурлыкаю: "прекрас…"

"…но" стихнет в поцелуе…

И никого, кроме нас, в мире нет,

forte закончу последний куплет, и…

Будет день, когда проснусь,

и снова удивлюсь – не грежу ль наяву я?..

Вечер

.

Dance me to your beauty

with a burning violin

Dance me through the panic

'til I'm gathered safely in

Lift me like an olive branch

and be my homeward dove

Dance me to the end of love

Dance me to the end of love

Низкий, устало-чувственный голос Леонарда Коэна завораживающе уносил Александра Дмитриевича в давнее и глубинное… Даже не в юность – тогда они его песен почти не знали, а в какую-то сокровенную тайну души, неведомую самому, которую ни в пьяном бреду, ни под пыткой никогда не доверишь другому. И скрипка! Она переливчато вступала после каждого куплета, не повторяясь в вариациях, с упоительной возносящей тоской перебирая по жилочке всю душу… И манила куда-то, обещая несбыточное, и плакала сквозь смех. Ею невозможно было наслушаться, как соловьиной трелью, когда с замиранием ждешь следующего восхитительного коленца и боишься, что чудо вот-вот оборвется…