Долгожданное продолжение сказок-детективов о чихуахуа Пинки и её друзьях

– Лестрейд, дружище, что со мной? Где я и сколько времени тут пролежала? Если прошло меньше часа, то мы ещё успеем в зоопарк ко льву Конану.

– Мисс Пинки, – засуетился Лестрейд, – мы тут давно, гораздо больше часа. Вы под лошадь попали, но всё обошлось. Вы скоро встанете на лапки, и мы вернёмся домой.

– А сейчас мы где, позвольте спросить?

– А сейчас мы у Большеглазого. Он и его Лекарь, сэр Стенли, вас спасли.

Пинки попыталась подняться, но не смогла. Она опять была перебинтована с головы до лапок и напоминала клубок пропитанных лекарством бинтов. Потому что, кроме разбитой лапки, она была вся покрыта ранками и ссадинами разной степени тяжести и опасности, но по сравнению с лапкой это было уже не столь страшно.

– Да-а, ничего не скажешь, попали же мы в переплёт, мадемуазель! Но вы не волнуйтесь, всё под контролем, и как только вам станет лучше, мы сразу отсюда убежим. А пока вы ни от чего не отказывайтесь. Вас будут лечить и кормить, а я буду с вами с утра и до вечера. Вы под моей защитой, а мне здесь ещё и Большеглазый помогает, – торопливо сообщил Лестрейд.

– Да, потерянного времени не вернёшь, – сказала Пинки. – Ну да делать нечего, придётся лечиться, пока не вылечусь.

Так что долго или коротко лечили Пинки в доме Большеглазого, как говорится, скоро сказка сказывается, да не скоро лечение заканчивается, но в один из ветреных и дождливых дней Пинки сама встала и пошла пройтись по комнате. На лапку было не наступить, пришлось её волочить, в остальном было терпимо, и дышать уже было приятно, а не больно. Лестрейд лежал возле большой стеклянной двери, за которой было видно улицу, и крепко спал. Он и так был очень худеньким, а стал совсем бестелесным.

«Одна шкурка осталась и косточки, – подумала Пинки. – Чтобы так похудеть, нужно время. Похоже, мы находимся здесь уже давно. Надо отсюда выбираться. Сейчас Лестрейд проснётся, и мы это обсудим».

Сеттер как почувствовал мысли подруги, сразу открыл глаза и вскочил на лапы.

– Мадемуазель Пинки, вам лучше?! Как я рад! Вы уже ходите! Вы героическая собака! Я вами восхищаюсь!

– Ах, оставьте, можете не продолжать! Лучше расскажите, как мы здесь очутились?

Выслушав рассказ Лестрейда, Пинки легла на пол прямо там, где стояла, и закрыла глаза. Перед её мысленным взором летели смутные картины произошедших событий, одна страшнее другой.

– Так вот оно что! Я чуть было не погибла! – сказала она вслух.

– Да! Именно так! Но мы с Большеглазым вас спасли. Тут есть замечательный Лекарь, и он вас вернул с того света! У них самые лучшие лекарства. И вообще, Большеглазый очень хороший хозяин.

– Чей хозяин?!

– Ну, пока ничей, но очень хочет стать вашим хозяином, это уж я чувствую!

– Мало ли что он хочет! Вы же знаете, как я к этому рабству отношусь. Это для меня неприемлемо, хоть бы он был золотой!

И в это время открылась дверь и в комнату, сверкая эполетами, золотыми пуговицами, галунами и орденами, вошёл Большеглазый. На мундире было так много золотой тесьмы, что только кое-где проступала тёмная ткань.

– Ого, – пролаял Лестрейд, – а он и впрямь золотой!

Золотой Большеглазый радостно заулыбался, подошёл к Пинки и осторожно взял её на руки.

– Моя золотая собачка, тебе лучше?! Я так рад! И похоже, что ты собралась домой, если я тебя правильно понимаю. Но поживи у меня ещё немного, пока не выздоровеешь, а потом побежишь домой и будешь приходить ко мне в гости, когда захочешь. А пока давайте поедим.

– Джеймс, – обратился он к Лысому, – накройте мне в кабинете и принесите еды моим друзьям. Принесите побольше, чтобы у них был выбор.

– Слушаюсь, Ваше Величество! Но только какой выбор? Этот, – он указал на Лестрейда, – ест всё. А ваша клюёт, как птичка.

– И тем не менее принесите побольше и поразнообразнее.

Лысый отправился выполнять поручение, а Лестрейд радостно забегал вокруг подруги.

– Мадемуазель Пинки, ну что я вам говорил! Он старается вас повкуснее накормить, а это первый признак поведения хорошего хозяина.

– Я и сама всё вижу, друг мой! Это как раз меня и не устраивает. Хотя… – собачка посмотрела в глаза Большеглазого. Они были совсем рядом, очень красивые глаза…

Пинки вдруг понюхала его щёку и зачем-то её лизнула. Большеглазый рассмеялся и опустил собачку на пол.

– Ну вот, значит, это знак согласия дружить и не убегать, пока не выздоровеешь?! Я правильно тебя понял, золотая моя?!

– Не золотая, а рыжая! – пролаяла Пинки.

Но Большеглазый понял всё по-своему. А тут ещё принесли еду. Все уткнулись в свои миски. На Пинки напал волчий аппетит. Это всех порадовало, даже Лысого. После еды сразу захотелось спать. Чихуашка вздохнула и похромала в свою кружевную кроватку. Лестрейд пошёл за ней и лёг рядышком на пол.

– Ну вот, идиллия, – сказал Большеглазый. – Я тоже пойду вздремну, погода располагает. А потом поработаю. Джеймс, присматривайте за Голди. Как только она проснётся, позовите сэра Стенли. А затем он мне лично доложит результаты осмотра.

Большеглазый посмотрел на лондонское небо, низкое и свинцово-серое. Дождь лил не переставая, и упругие струи били о стекло. За окном было темно и неуютно. «Похоже, что Рыжий сегодня останется во дворце. Через час станет совсем темно. Ну, будем надеяться, что его хозяин привык к длинным отлучкам своей собаки. И надо же, какая у этих собак почти лебединая верность!» Большеглазый вышел из кабинета и сам осторожно закрыл за собой дверь.

Глава вторая

If there were no clouds we should not enjoy the sun. Или если бы не было туч, то мы не ценили бы солнце!

Долго ли, коротко шло выздоровление Пинки, скорее долго. Но и плохое, как и хорошее, в конце концов заканчивается. Такова жизнь! Нельзя сказать, что Пинки жилось плохо, когда она болела. Её никто и ничто ни в чём не ограничивали, кроме бинтов и лангеты, которые очень мешали двигаться. Лестрейд прибегал к ней каждый день в любую погоду. По приказу Большеглазого ему все помогали, а со временем были даже рады видеть и потрепать по огненно-рыжей шёрстке.

Вот и сегодня за окном был ненастный день. Лил затяжной дождь, но дверь кабинета приоткрылась, и влетел запыхавшийся Лестрейд.

– Мадемуазель Пинки, у меня прекрасная новость, – заголосил он с порога, – но сначала расскажите, как вы себя чувствуете?!

– Я замечательно себя чувствую, и позвольте без подробностей. Рассказывайте, что у вас за прекрасная новость, и не тяните. Я вся внимание!

– Хорошо. Не буду вас нервировать. Новость такая: у нас появился внук. Надо бы его вам как-то представить.

– Очень интересно! И кто же он?

– Это бельчонок. Зовут его Браун. Точнее, его никак не звали, когда мы его нашли. Его так назвала Коломба. Вообще, я наблюдал преемственность поколений! Когда она взяла его за шкирку и понесла домой, я сразу вспомнил, как вы несли её, когда нашли в сквере под кустом, малюсенькую и еле живую.

– О господи! Я-то спрашивала, кто этот наглец, что ухитрился сделать меня бабушкой! А вы в этом смысле! Фу, фу, фу! Ладно, понятно. А где вы нашли этого бельчонка, тоже в сквере?

– Нет, мы навещали льва Конана. Когда шли через парк, бельчонка нашла под деревом Коломба. Он выпал из гнезда и лежал на земле без движения. Она его решила спасти и взяла себе на воспитание. Так что теперь вы бабушка!

– Вы в своём уме, Лестрейд?! Прекратите это повторять, лучше расскажите, как он себя чувствует? Он быстро пришёл в себя? Вы выяснили, почему он выпал из гнезда?

– Да, думаю, что мы смогли правильно предположить, что он потерял своих родителей и от голода упал с ветки. Он был очень маленький, когда мы его нашли. Сейчас он уже окреп и подрос. Мэг Рэд делится с ним орешками и фруктами. Кар-Карыч собирает ему грибы. Так что мы справляемся. Он сыт и живёт в атмосфере любви. Всё, чего ему недостаёт, – это только вашего присутствия. Но этого нам всем недостаёт. И в целом мы справляемся.

– Почему мне сразу не сказали? – разволновалась Пинки.

– Не хотели тревожить. Вдруг бы он умер, и вы бы огорчились, а вам нельзя этого совсем, – при этих словах в животе у Лестрейда как-то странно пискнуло.

– Это не я, – сказал он торопливо, – Коломба приняла такое решение.