Рыжей тропой
Покидаю твой рай.
Ты обитаешь
В тюльпановых вёснах,
В стылых закатах
И в талых снегах.
Ты меня жди,
Я вернусь к тебе снова
В час, когда здесь
Оживёт вешний сад.
Вновь подставляю
Лицо ветрам буйным
И растворяюсь
В спонтанности дней.
Мир только полнится
Голью беспутной —
Ты навсегда
Остаёшься в весне.
Ветер сменится
Сердце съёжилось мокрым августом, грусть пульсирует в ритме блюзовом – пресыщение одиночеством. Мою боль в бинты ангел кутает…
И не вяжется город пасмурный с кодом снов твоих странных бережно. Пролистать хочу тебя заново, и прошить семь раз нитью вечности…
Но взглянуть тебе в душу нежностью – недостаточно миль пути Млечного. Тебя нет в наступающей осени – жду другой, когда ветер сменится…
Облачное
Исчезла за спиной
Радость продолговатая.
Щурится нагло
Печаль постылая.
Успокоить в себе
Верность горькую
Спрятать страсть
Со свирепой пылкостью.
И смотреться в мир,
Сжатый до мрачности,
И не видеть в нём
Лживой нежности.
Растворить себя
В адском времени,
А потом возродиться
Ливнями.
И залить сплин
«к чёртовой матери»,
Выжать телом
Свои откровенности,
Стать обычным
Облаком – ветреным,
Безмятежным… и
Исчезающим.
«Я вдали от страхов, дальше, чем возможно…»
Я вдали от страхов, дальше, чем возможно.
Угнетало небо стылой синевой.
Мир твой многосложный не помечен богом —
вывязан из нитей жутких пауков.
Я в нём раскрошилась на степную пудру,
украшая воздух свежим серебром,
наготу прикрыла свежестью морозной
от своих соблазнов и лилейных слов.
Выжжена годами ежедневной фальши,
одеял свинцовых ты просил в ответ.
Я не стала плакать. Улетела с ветром,
и теперь не пахну свежим имбирём.
Но тревожны мысли. А следы затёрты.
И свирель-сиринги не звучит в душе.
Засушила листья ядовитых лилий.
Их бросаю в тени – в память о тебе.
Нас нет
Как жаль, что этот город умер.
Пастель из вялых мотыльков.
Ленивый свет слоновой кости
По стенам, крадучись, ползёт.
Тоской пропахли вены Рая
В подвалах чуткой пустоты,
Лишь отпечатки Вашей жизни
На пальцах бархатных теплы.
Разбит флакон аква-тофана
Над центром тонких нежных чувств,
Наш город умер – Нас не стало,
Дрожит свирель в руках у муз.
Нерисовальное
Не рисует сны ангел
Те, что съедены молью
В сундуках огрубевшей души.
Четверть жизни сгорела
За попытку вернуться,
Чтобы вновь погибать не во сне.
Пляска дьявольских стрелок
На часах говорящих
Шепчет горькое слово «забудь»,