Жертва. Между долгом и человечностью

Вены на его шее вздулись от натуги, как и у всех остальных. Но вшестером они бойко поволокли труп с пляжа.

Вера и Гарник, испуганные тем, что их едва не поймали, долго еще просидели в кустах, боясь даже шевелиться. И только много времени спустя, двинулись следом.

Они с трудом поднялись по крутому склону. При том девочке приходилось то толкать друга сзади, то оббегать и тащить за собой. Наконец, они вскарабкались наверх и почти проползли уже под забором. Вера, как всегда пролезла первая и выбравшись из-под сетки, намерилась помочь мальчику, но тут сильная рука дернула её за плечо. Девочку резко развернуло, она едва устояла на ногах.

– И что это вы здесь делаете? – одна из воспитательниц вперила в детей гневный взгляд.

Подкрашенные яркой помадой губы, собрались в узелок. Зализанные короткие волосы, топорщившиеся у самого воротника, слегка растрепались. Одна прядь вылезла на узко прищуренные глаза. Вид у нее был донельзя гротескный.

Вера быстро вытянула замешкавшегося друга из-под забора. Оба молча, как полагается, встали, опустив головы.

– Опять какую-то чушь придумали, так?! Что за глупые дети! Куда вас опять понесло?! Отвечайте!

Гарник скосил испуганные, полные отчаяния глаза на подругу, не зная что говорить. Девочка задорно моргнула ему, пряча улыбку, в глазах плясали бесенята. Засунув руку в карман, она вытащила пару покрытых песком ракушек и протянула воспитательнице, невинно хлопнув ресницами:

– Вот…

Гарник едва не подавился от изумления. Когда только успела?!

– Что вот?! – завопила та.

Выщипанные брови раскидало по ее лбу, как после взрыва.

– Ракушки собирали для поделки по природоведению… – ответила Вера, мило сморщив носик.

Воспитательница вздохнула и строго процедила:

– Нельзя ходить на берег одним! Вы ничего не знаете и не можете решать сами, куда ходить. Нужно спрашивать прежде, чем сделать, это понятно?

– Да! – хором ответили друзья.

– После обеда, вместо игр, работаете на грядках в наказание! Нужно слушаться старших!

– Хорошо! – вновь слаженно кивнули малыши.

Воспитательница покачала головой, на секунду задумалась, «переключая программу» (в уме у неё, должно быть, в это время всплывали возможные варианты педагогичного завершения разговора, втолкованные во время обучения) и продолжила уже совсем другим, поставлено-ласковым тоном:

– А теперь идите помойте руки и оботрите ботинки. Пора на занятия!

После такого эмоционального всплеска, теперь в глазах женщины плескалась беспросветная тоска. Это скрылось бы от погруженного в себя невнимательного взгляда взрослого, но не укрылось от любопытного, всепоглощающего, пытливого глаза ребенка.

– Мне кажется она нас ненавидит… – сказала Вера, когда они бросились бегом к умывалке.

– Конечно! – подтвердил Гарник. – Это все знают…

* * *

Едва Вера успела перевести взгляд от радужного плаката, как перед её глазами материализовалась очаровательная рыжеволосая женщина в сияюще-белом медицинском халате.

– Я рада первой приветствовать тебя в нашем отделении Благословенных!

Честнее будет сказать, она спешно выбежала из какой-то каморки и заняла заученную стойку: чуть наклонясь и протягивая к посетительнице обе руки. Несмотря на явную постановку, девушка впечатлилась.

– Если ты здесь, значит, Господь отметил тебя! Поздравляю!

Женщина была необыкновенная – совершенно особенной красоты. Она принадлежала числу тех особ, возраст которых невозможно определить «на глаз». Можно было с легкостью дать ей как двадцать, так и, скажем, тридцать пять, что несомненно добавляло какого-то загадочного шарма.

Она крепко сжала Верины ладони, в равном приветствии.

«Дьявол!» – Вера уничижительно посетовала на свои влажные от пота, грубые руки, ощутив теплое рукопожатие, мягкую, бархатную кожу обхвативших ее кистей,.

– Меня зовут Ангелина, – представилась новая знакомая и участливо заглянула девушке в глаза.

Вера с удивлением ощутила, что восторгается приветствующей. Такая женщина не могла не вызвать восхищение. Она, казалось, излучала тепло всем своим существом. Им была заряжена каждая спиралька ее густых янтарных волос, спадающих на высокую грудь; им светились широко расставленные голубые глаза, подчеркнутые густыми, чуть подкрашенными ресницами. Ее мягкие розовые губы растягивались в нежной улыбке, открывая крупные острые зубки.

Резкая перемена обстановки после мертвых, грязных коридоров, внезапное знакомство и, казалось, неподдельное дружелюбие женщины несколько выбили Веру из колеи. Она боялась разрушить магию момента и потому стояла не шевелясь и почти не дышала. Взгляд девушки зачарованно блуждал по маленькому заостренному к подбородку кукольному личику Ангелины, гладкую, матовую кожу которого, казалось, обошли печали и тяготы жизни.

Тем временем женщина продолжила, взяв Веру под локоток:

– Идем, я все тебе покажу!

И царственно шагая, она повела девушку по широкому коридору, обшитому светло-желтыми пластиковыми панелями.

– Здесь у нас родильное отделение… это кабинет консультанта-психолога, если у тебя возникнут вопросы или просто желание поговорить. А вот слева кабинет твоего лечащего врача, обрати внимание… здесь туалет, запомни, пригодится.

Девушка только успевала поворачивать голову, пытаясь запомнить по порядку одинаковые, аккуратные белые двери. Она еще не до конца верила в реальность происходящего. И старалась впитать всё что видела, как будто боялась проснуться, забыть прекрасный сон.

Ангелина меж тем, несмотря на высокие каблуки, шла быстро, не давая Вере зевать. Последняя семенила следом, безрезультатно пытаясь приноровиться к шагу спутницы. А сбросить руку – острожничала.

Девушке нравилось такое особенное панибратское внимание. И всё же, она, с непривычки, каждый раз шарахалась, когда Ангелина, болтая без умолку, по случаю, то ненавязчиво касалась её руки, то дружески поглаживала спину, то, с материнской заботой, убирала выбившуюся прядь. Правда потом стыдливо, словно нашкодивший пес возвращалась, позволяя себя погладить.

«Идиотка дерганая!» – ругала она себя.

А внутренний критик где-то глубоко подковыривал по другому поводу:

«Такая послушная, наивная, аж противно», – пока она мило и счастливо улыбалась, впечатленная вообще всем вокруг. Веру и удивляла, и пугала, и радовала чистота отделения, непривычное обилие света, уют и лоск помещения, особое, доброе отношение встречающей. Девушка, как могла, старалась соответствовать: попыталась выпрямиться, подняла голову, хоть и было неловко.

У очередной белоснежной пластиковой двери Ангелина, наконец, остановилась. Она развернулась к Вере лицом и вновь взяла её ладони в свои:

– Теперь ты Избранная! – важно сказала она и широко улыбнулась.

«Не может быть!» – чуть не взвизгнула та в ответ. Веру словно бы гелием наполнили – она готова была взлететь. Просто не верилось, что всё свершилось!

Правда в желудке отчего-то гадко щипало: казалось, где-то за поворотом поджидает ужасное разочарование. Ну не могут же её дела быть так хороши!

– Это большая честь, запомни! – добавила Ангелина и передернула плечами. – Путь к отпущению грехов не открывается кому попало!

Вера так давно к этому шла, что страшно загордилась! Несмотря на все опасения, на шквал контрастных эмоций и чувств, что топил её всё это время, девушка прочувствовала, что принята, что стала частью большого живого организма, что она нужна. Иначе быть не могло – это требовалось как воздух её стонущей от одиночества душе.