Экспозиция чувств

Макс еще больше занервничал перед неизбежностью откровенной лжи.

– Ну… Я же тебе уже сто раз говорил, конфетка.

– Что-то я не припомню, чтобы ты говорил мне о своем переходе в «Шармэн».

Макс был явно не готов к такому повороту событий.

– Как ты узнала? – всполошился он. – Кто тебе сказал?

Саша едва удержалась от банальнейшей фразы «тайное всегда становится явным».

– Узнала. Какая разница, как? Почему ты не рассказал мне?

– Тебе бы это не понравилось…

– Да, не понравилась бы. Но еще больше мне не понравилось, что ты врал мне. Целых три недели.

– Я не хотел, конфетка. Так получилось.

– На кой черт тебе это агентство?

– Я думал, ты поймешь… Я задолбался продавать электрооборудование. Ты же сама всегда говорила, что мне нужно заняться чем-то другим… чем-нибудь творческим. А тут предложение само подвернулось. И деньги нормальные.

– Чем-то творческим? И кем ты там работаешь?

– Как кем? Моделью, конечно. Кем же еще…

– Быть моделью – это не творчество, это эксгибиционизм. Перед камерой.

Макс обиделся: поджал губы. В глазах сверкнул сердитый огонек.

– Значит, я – эксгибиционист? А ты – творец? Ясно. А что ты творишь? По-твоему, это искусство – шляться по улицам и снимать то, что каждый может зафоткать телефоном. За это даже денег не платят!

– А по-твоему, критерий искусства – это деньги. Платят – значит, искусство. Не платят – нет смысла и заниматься. Между прочим, Ван Гог при жизни продал только одну из своих картин. А сегодня они стоят миллионы.

– Только ему это уже фиолетово! Кому сдались миллионы после смерти! И что плохого, в том, чтобы зарабатывать приличные деньги? И жить нормально.

– Вопрос, что ты готов делать за эти «приличные» деньги? Чем придется платить?

– По крайней мере, грабить и убивать меня никто не заставляет.

– Да, тебя всего лишь трахают!

– С чего ты взяла? – по лицу Макса пронеслась тень мимолетного смущения. Теперь, когда Сашка знала, что искать, она сразу же поняла: попала в самую точку.

– Что, разве Мадам тебя еще не трахнула, Малыш? Не попользовала твои «активы»?

Макс молчал, но молчание его было более чем красноречиво. Сашку замутило: она представила себе, как Макс ласкает перезревшие прелести Мадам Пащенко.

– Ублюдок! – взвизгнула она. – Мы с тобой спим в одной постели, а ты притаскиваешь туда эту… эту… похотливую суку. Гадость! Какая гадость! Я презираю тебя!

– Послушай, конфетка. Но это же ничего не значит! Ничего личного! Мне она даже не нравится. Она старуха. Это только бизнес, понимаешь? Если хочешь продвинуться, приходится идти на маленькие жертвы. Ведь я пошел на это для нас двоих. Клянусь тебе!

Макс словно перешел на санскрит – Сашка слушала его и не понимала. Неужели он действительно верит в то, что говорит? Считает, что можно предать в интересах того, кого предаешь? Абсурд!

А Макс все продолжал сыпать самооправдательными аргументами:

– Мне надо месяца два, чтобы закрепиться в агентстве. Как говорит Ирина, надо создать свой личный бренд. А потом я и тебя смогу туда пристроить. Там хорошие фотографы нужны. А ты снимаешь просто фантастически: Мадам меня по твоим портретам выбрала. Ей особенно понравился с голым торсом и в расстегнутых шортах. Ирина сказала, что если бы еще тело маслом натереть и обрызгать водой – было бы вообще супер-сексуально. Но ты постепенно всему этому научишься. А деньги там, сама понимаешь, очень хорошие. Не то, что твои нищенские свадьбы.

Неужели с этим человеком Саша жила в одной квартире, спала в одной постели… Так ошибиться…Черт!

– Надеюсь, твоих «приличных» денег хватит на аренду квартиры?

– Почему? – всполошился Макс.

– Потому, что эта квартира – моя, и ты немедленно съезжаешь отсюда.

– Конфетка, не делай этого! Нам с тобой было так хорошо!

– Было… Черт, и прекрати называть меня конфеткой! У тебя теперь другие сладости! Даю тебе полчаса на сборы. И чтобы через полчаса тебя здесь не было.

– Ну да, ясно. Включила обвинителя? А ничего, что ты меня гонишь из дома на ночь глядя? Не лето ведь…

– Ничего! Тебе есть, куда пойти. Позвони своей нанимательнице – она тебя и приютит, и согреет. В конце концов, ты – ее новый актив. Она должна о тебе заботиться, пока ты не окупился.

– Издеваешься? Ладно, я уйду. Но ты сама об этом пожалеешь!

– Не дождешься, не пожалею. Лучше быть одной, чем одной из клиенток жиголо.

– А ты так и будешь одна! Тебя же ничего не интересует, кроме твоей дурацкой фотографии. Посмотри, как ты живешь! Круглый год носишь одни и те же затасканные джинсы, жрешь дешевые полуфабрикаты… И то, если не забыла их купить. У тебя нет денег даже на отдых в какой-нибудь вонючей Турции. Зато мы не продаемся! Да лучше уж продаться задорого, чем считать копейки!

– А ты реализовал свою мечту – продался задорого. Поздравляю! А теперь вали отсюда. Тебе не место в нищенской квартире. У твоей Мадам, наверняка, шикарный особняк на Рублевке. Она возьмет тебя к себе комнатной зверушкой.

– Между прочим, Ирина меня ценит. Это твой дед всегда считал меня комнатной зверушкой. Типа: поиграть можно, но недолго.

Какой странный упрек! Сашка даже не подозревала, что Макса настолько задевает презрение старшего Корбуса.

– Причем тут Элем?

– А притом! Для него я всегда шел вторым сортом. Я, видите ли, недостаточно хорош для его талантливой внучки. Гожусь только удовлетворения естественных надобностей. Он всегда настраивал тебя против меня.

– Черт, что ты несешь, Макс? Бред какой-то! Никто меня не настраивал. И потом – нечего валить с больной головы на здоровую. Ты мне изменил. Ты!

– Я… Ладно, может, так и лучше. Я сейчас соберу вещи. В конце концов, переночую в машине.

Последняя фраза взывала к Сашиной жалости. Но Сашка не поддалась на манипуляцию. Еще не хватало провести ночь рядом с Максом на узком диванчике. А если он попытается восстановить отношения? А он попытается… Нет! Рвать так рвать – быстро и безжалостно!

Тяжело вздохнув, Макс вынул из стенного шкафа дорожную сумку и стал молча бросать туда свои вещи. А Саша села за компьютер, вывела на экран одну из последних фотографий и занялась редактированием. Ее профессия была важнее всех предательств и разочарований. Абсолютная ценность, не подверженная девальвации.