При виде Машиного покрасневшего пятнами лица, выпученных глаз и конвульсивно дергающегося рта новые знакомые дружно засмеялись.
– Пищевой паралич, – вынес свой вердикт Роман. – Наверное, так вкусно, что она просто зарыдала от умиления.
– Уп-п-пс! Похоже, супчик – реально потрясающее блюдо! – добавил Ник.
– Гайз, прикиньте, нашу чепушку не просто потрясло, а прям прибабахнуло, – для убедительности Люба помахала раскрытой пятерней перед вздернутым носиком Маши. Но не способна была реагировать. – Эй, подруга, ты чо?
Тут уж опомнился Ник: он схватил стакан фреша, запрокинул Машину голову назад и влил сок в обожженный бесчувственный рот.
– Глотай, – скомандовал он.
Маше показалось, что ее слизистая зашипела так, как шипит раскаленная сковорода, когда на нее брызгают водой. Наконец-то она смогла сглотнуть, и втянуть воздух в обессиленные легкие.
– Ну как ты? Говорить-то можешь?
– Могу, – с трудом прошептала Маша. – Это было… чудовищно! Как варварская пытка… или даже казнь.
Роман и Любовь зашлись в новом приступе хохота, но Ник раздраженно шикнул на них:
– Хватит ржать, дурачье! Вы что не видите, что ей реально плохо?
Люба обиженно надула губы:
– И чо теперь, нам всем кислиться? Прикинь, чепушка ротик обожгла!
– Да ладно тебе, Любовь моя, – вступился Роман. – Сама же рассказывала, как в детстве «добрый дядя сосед» угостил тебя ложкой тертого хрена. И ты от этого чуть концы не отдала.
– А эта табула разум, конечно, не знала, что мексиканская кухня спайси? Это же совершенно понятно!
– Не знала, – прошептала Маша обожженными губами и подумала, что признание собственной глупости входит у нее в привычку.
– Нежное ты насекомое, художница! Ну-ка дай я твой варварский супчик попробую, – Ник зачерпнул ложку и, отхлебнув, крякнул. – Уп-п-пс! Даже для меня это слишком. Значит, поступим вот как: произведем небольшой эксченч. Ты ешь мою рыбу, а я вылавливаю из твоего супа всех его обитателей. Надеюсь, они еще не успели окончательно отравиться перцем. А варварский бульончик мы оставим заведению.
– Не надо, Ник, – запротестовала Маша. – Я больше ничего не хочу. У меня аппетит пропал.
Но ее голодные глаза говорили обратное. Маше ужасно хотелось есть, но она не могла позволить себе оплатить еще один неудачный эксперимент с едой. Как не могла заставить себя есть жидкое пламя варварского супа. Что ж, придется поголодать. Ничего, говорят, что голодание очищает организм и излечивает от многих болезней. Например, от глупости…
Но Ник понял уловку. Он решительно поменял местами тарелки.
– Аппетита, говоришь, нет? Да-да, я уже несколько раз слышал сытое урчание твоего желудка. Давай-ка, потребляй без разговоров. Еще не хватало, чтобы ты концы отдала от голода.
Маша решила на этот раз не возражать и с наслаждением съела запеченную на гриле рыбу, тщательно обсосав каждую косточку.
Когда принесли счет, Роман, казначей и хранитель общего кошелька, оплатил всю сумму. Но Маша запротестовала и настояла на том, чтобы внести свою долю.
Как многие небогатые, но гордые люди она очень щепетильно относилась к расчетам. Деньги, которых ей всегда не хватало, гарантировали приятную независимую жизнь, потворство часто неразумным, но от этого еще более милым, слабостям. Тратила Маша импульсивно и часто покупала что-то красивое в ущерб действительно нужному. Например, она могла спустить деньги, предназначенные для покупки новых сапог, на набор винных бокалов только потому, что в их стекле волшебно играли солнечные лучи. Любой долг, даже копеечный, воспринимался Машей как отказ от частички свободы. Особенно сейчас, когда она вынуждена была просить помощи у чужих людей и не представляла, какой эквивалентной ценностью могла бы отплатить им.
Поэтому Маша стремилась поддерживать иллюзию независимости хотя бы в мелочах. Она уже смирилась с тем, что съеденная рыба будет стоить дороже первоначально выбранного огненного супчика. И, значит, еще больше сократит ту незначительную сумму, которую надо растянуть до конца путешествия, с учетом всех непредвиденных обстоятельств и трат. Жалея о каждом песо, Маша выложила на стол деньги.
Роман пожал плечами, дескать, «мы могли бы угостить тебя, но, если ты настаиваешь…» и протянул руку за деньгами. Но Ник решительно остановил его.
– Тут слишком много, художница.
– А сколько стоила рыба?
– А ты рыбу не заказывала.
– Но ведь я ее съела, – уперлась Маша.
– Ну и что? Твоим заказом был суп, и мы с тобой просто поменялись. Или у тебя слишком много денег?
При этих словах Люба скептически хрюкнула, а Роман небрежно заметил:
– Ну что ты мелочишься, олдбой! Ей-право, разница-то всего в нескольких жалких песо.
– Мой щедрый друг, – отозвался Ник, – если ты помнишь, весь бюджет нашей временной попутчицы меньше двухсот долларов. Когда и как она вернется к своим оплаченным завтракам и ужинам пока не знает никто. Почему, думаешь, она даже от сока отказалась? Еще вопросы есть?
– Тогда пусть вообще не платит. Не обеднеем, – предложил Роман под возмущенное фырканье Любови.
– А ты скажи это ей. Как, художница, согласна?
– Нет, я должна платить, как все, – упрямо повторила Маша.
– Видишь? Ей гордость и предубеждения не позволяют. Или страх, что с нее стребуют услугами. Так что бери с нее, Ромыч, стоимость супчика и закроем эту тему. Так и запишем!
После ужина измученная Маша совсем раскисла: мысли ее путались, глаза сами собой закрывались, а маска внимания то и дело сползала с лица. Но неутомимая Любовь жаждала новых приключений. Она предложила компаньонам романтическую ночную прогулку по берегу моря и купание голышом. Маша знала, что вопреки своему желанию, вынуждена будет тащиться за своими «благодетелями» на этот дурацкий пляж, сидеть, клевать носом и ждать, пока они не накупаются вдоволь. И еще неизвестно, не посетит ли шальную Любину голову идея новых развлечений. Если бы только Маше было куда уйти!
Спасение пришло неожиданно: Ник, зевнул и сказал, что устал и хотел бы вернуться в отель.
– Нацелился на лав стори, а, Никитос? – тут же съязвила Люба. – И грелочку на все тело уже прикормил…
При этих словах на Машином измученном лице снова появилось затравленное выражение. Увидев его, Ник недовольно скривился.
– Да не слушай ты ее! Ох, как же с вами, девками, сложно! А у тебя вечернее обострение стервозности, да, Любаня? Направь свой страстный темперамент на Ромыча, он будет только счастлив. Правда, Ромыч? Думаю, что в купании ню вам «ню понадобятся» дополнительные участники. Буэнос ночас, амигос!
Пары разошлись, договорившись встретиться за завтраком, в восемь утра. На прощанье Люба снова не удержалась:
– Ладно, детки. Чмоки-споки-ноки! А ты, подруга, береги целомудрие нашего Никитоса!
***
– Ма-а-ам! Клопик, жрать хочет. Она уже начала хныкать и скоро заорет.
– Никита, сколько раз я тебе говорила, что не «жрать», а «есть», не «заорет», а «заплачет»! И потом, что ты мне об этом докладываешь? Ты же взрослый парень – возьми и покорми сестренку.
– Ну ма-а-ам! Ну почему я должен все это делать? Вы же меня не спрашивали, когда рождали Клопика. Если б я знал, что мне придется так мучиться, я бы ни за что не согласился!
– Ах ты, святой мученик! Никита, ты же хочешь, чтобы тебя считали взрослым? А у взрослых людей есть свои обязанности, которые надо выполнять, даже если они не слишком приятны. Я сейчас не могу оторваться от работы. Так что давай, милый, подключайся!