Первое, что мне захотелось сделать – это под банальным предлогом «припудрить нос», смыться домой. Все равно я больше никогда не увижу этого барана. Но моя врожденная честность не позволяла мне сделать этого. Избавиться от него мне не удастся – он достаточно настырен, чтобы любым способом залезть ко мне в постель. У меня был только один выход – напиться! Напиться и просто ничего не соображать. Завтра события минувшего дня уже потеряют всякий смысл.
– Мы можем поехать ко мне…– не очень внятно пробормотала я.
Но он все отлично разобрал, судя по тому, как он заметно оживился, и глаза его заблестели.
– Отлично! – Он довольно крякнул и зачем-то огляделся по сторонам.
– Только перед этим…– мое продолжение несколько обескуражило его, – поедем еще выпьем что-нибудь.
Дэвид глядел на меня несколько секунд, словно хотел спросить о чем-то, но ничего не произнес, только согласно кивнул.
Спустя полчаса мы уже допивали бутылку шампанского в каком-то кафе. Мы хохотали и веселились, однако всем своим видом Дэвид показывал, как ему не терпелось уйти поскорее оттуда и заняться кое-чем гораздо более увлекательным. Но как раз этого мне хотелось меньше всего. Я выпила еще полбокала шампанского и вдруг:
– Официант! – Выкрикнул мой рот. – Принесите мне кусок шоколадного торта и мороженое!
Дэвид посмотрел на меня так, будто вместо «принесите мне кусок торта» я крикнула: «Я больна сифилисом и проказой и сейчас буду всех заражать!»
Но он снова ничего не возразил: в конце концов, он платил только за шампанское.
Мы выпили еще бутылку шампанского, и в моей утробе исчезли еще тирамису, мороженое, салат «цезарь», бисквит и пятнадцатиэтажный бутерброд с индейкой. Из бара я выходила, шатаясь, животом вперед. Как сумасшедшая, пьяная беременная.
Дэвид решил сэкономить на такси, и домой мы побрели пешком, благо, я жила совсем близко. За пятнадцать минут пути я успела слегка протрезветь и мысленно нарисовать себе список всего съеденного за этот вечер. По ощущениям, мой желудок походил на пятилитровый аквариум, заполненный шампанским, в котором вместо рыбок плавала еда. Меня вновь охватила паника: я, с огромным животом, который только и ждет, чтобы его опустошили, веду домой едва знакомого мужика!
Этот мужик был мне откровенно противен, и он, мало того, что наблюдал мое обжорство, сейчас увидит мой немыслимый живот, так еще и будет пытаться раскладывать меня на кровати в разнообразные позы. Бог мой, да меня же вырвет сразу, как он ткнет меня пальцем!
Надо было что-то предпринять.
По его решительному лицу было ясно, что он не намерен отказываться от своих планов ни при каких обстоятельствах. Я же не могла позволить себе опустошаться в его присутствии. И, в то же время, не опустошаться вовсе я тоже не могла. Необходимо было что-то придумать. Но только, что?!
Уже у самого подъезда, мой, работающий на критических оборотах мозг, внезапно выдал следующее: я вдруг скорчилась в три погибели, схватилась за живот и протяжно завыла.
Дэвид, не ожидая такого поворота событий, подпрыгнул на месте, а потом, с глупейшим выражением на лице, задал сакраментальный вопрос:
– Что с тобой?
– О! – скулила я побитой собакой. – Я объелась. О, как же мне плохо! Мой живо-о-от! – Сейчас самым лучшим способом выкрутиться для меня была истинная правда.
Дэвид завертелся на месте, не зная, что предпринять.
Сейчас самым лучшим выходом из положения для него было бы просто распрощаться и отправиться восвояси, предоставив мне самой разбираться со своим животом, и спокойно отдыхать.
Но тогда Дэвид не был бы Дэвидом. Он привык всегда получать то, что хотел, и на этот раз не собирался отступать.
Так что о возвращении домой, несолоно хлебавши, не могло быть и речи:
– Вообще-то, милая, я и сам хотел тебе сказать, что кушала ты, мягко говоря, очень много… – удрученно напутствовал меня Дэвид.
– О-о-о! – Еще громче и протяжнее завыла я. Я была готова выть часами напролет, только бы не слышать его.
– Что, тебе так плохо?
– О-о-о! – Заорала я дурным голосом и театрально сползла на корточки, раскачиваясь взад и вперед.
– Я могу тебе помочь? – Наконец, ему хватило ума спросить это.
– Да! – Любая дворняга позавидовала бы моему жалостливому скулению. – Прошу тебя, здесь за углом есть аптека. Она сейчас открыта. Купи мне что-нибудь от желудка. Пожа-а-алуйста-а!
– Ну-у… – замялся Дэвид, почесывая лысоватый затылок. – Я не знаю…
– О-о-о! Как мне плохо! – Продолжала я вопить.
– Ну, ладно. Я сейчас. – Он решительно развернулся и быстрым шагом, почти бегом, отправился туда, где действительно находилась аптека. В моем распоряжении было где-то двадцать минут.
Едва он ушел, как я тут же вскочила на ноги и, сломя голову, кинулась к себе.
ХХХ
Я только скинула плащ перед тем, как отбросить крышку унитаза.
Но едва я приступила к активным действиям, едва мой желудок начал ощущать долгожданное облегчение, как дверной звонок подло зазвонил.
Я на мгновение зависла над унитазом, страстно надеясь на то, что звонок мне померещился. Но, к моему ужасу, это было не так. Дэвид вернулся намного раньше, чем я ожидала. Неужели аптека была закрыта?
Я быстро сполоснула рот и руки и пошла открывать. Залежи полупереваренной пищи продолжали рваться прочь из меня, но я удерживала их усилием воли и насильственными глотательными движениями.
Мой ужас перерос в панику, когда на пороге я увидела Дэвида, с упаковкой таблеток в зубах и с бутылкой шампанского и тортом в руках. Его лицо светилось счастьем.
– Ты что, не знала, что у тебя прямо под домом есть круглосуточная лавка, где продается просто все?!!
Как же, не знала я. Это ему не надо было об этом знать!
– О! Ты молодец! – Процедила я.
– Я вот что подумал, – щебетал Дэвид, – сегодня такая особенная ночь! Зачем себе в чем-то отказывать? Сейчас ты примешь таблетку, а потом можно будет насладиться этим замечательным тортом! Обмазывать друг друга кремом! – При этих словах, мой приступ тошноты сделался почти неуправляемым.
Мне пришлось демонстративно отвернуться и приложить все усилия, чтобы подавить его. Я выхватила у него коробку и бутылку и метнулась на кухню. Вслед мне неслось:
– На диету ты сможешь сесть завтра. А сегодня устроим пирушку!
Господи, как же мне надоели эти пирушки!
Как же я устала от этой проклятой тошноты! Как я устала от своей чертовой жизни, в конце концов!
Мне было так плохо, что единственное, о чем я сейчас мечтала, это исчезнуть. Превратиться в картинку на обложке чьего-то журнала. Холодную, блестящую и безжизненную.
Стоило мне подумать об этом, как в кухню вбежал, разыгравшийся не на шутку, Дэвид.
Он потрясал журналом с Кеану на обложке, тем самым, который я украла в библиотеке, и напяливал на себя дешевые черные очки: