И я сказал себе «Нет!», или Глиняная дева

И я сказал себе «Нет!», или Глиняная дева
Элеонора Мандалян

Гениальный советский ученый Карагези создает искусственного человека из протоматерии – очаровательную девушку, обладающую звериной силой и пластикой. Казалось бы, Лилит – само совершенство. Лишь одного ученый не смог в нее вложить – человеческий интеллект. Он сотворил милое, но опасное животное в облике человека. Другой ученый – американец Кларк, под видом научной взаимопомощи предлагает исследовать Лилит в своем центре, чтобы попытаться найти, где закралась ошибка. Получив разрешение на вывоз Лилит, Карагези отправляет ее в Штаты со своей сотрудницей и сыном. Там, в научном городке Кларка, начинают происходить странные и страшные вещи, поскольку Кларк – не тот, за кого себя выдает, и у его научных экспериментов совсем иные задачи и цели. В экстремальных условиях послушная, ручная Лилит превращается в агрессивного зверя. Сын Карагези, Орбел, всей душой ее полюбивший, стремится спасти и вернуть прежнюю Лилит…

Элеонора Мандалян

И я сказал себе «нет!»,

или Глиняная дева

ГЛАВА 1

– Собирайся, Орбел, сегодня ты поедешь со мной.

– С чего бы? – Юноша недоверчиво посмотрел на отца: – Вот уже несколько лет ты только и делаешь, что уединяешься с сотрудниками, проскальзывающими в твой кабинет с детективной таинственностью; плотно закрываешь дверь, говоря по телефону; не отвечаешь ни на один вопрос, если речь идет о твоем эксперименте; и вообще игнорируешь нас с матерью, будто мы тебе чужие… И вдруг на тебе! Ни с того ни с сего: «Собирайся, мы едем»…

– Значит, так было надо тогда и так надо сейчас, – отрезал отец. Бесстрастно выслушивая тираду сына, он завязывал перед зеркалом галстук тщательнее обычного. – Лучше взгляни, хорош ли узел.

– Узел-то хорош, да сам галстук… – Сын выразительно поморщился и покачал головой.

– Так подбери что-нибудь более подходящее. Только побыстрее.

– Ну конечно, у тебя как всегда мало времени, – ворчал Орбел, перебирая разноцветные языки галстуков на внутренней панели отцовского шкафа. – Мог бы и заранее предупредить. Сам наряжаешься, а мне за тобой, что – в домашних шлепанцах бежать?

Уже в машине Орбел, не скрывая досады, сказал:

– Может, все-таки объяснишь, куда мы едем?

– В НИК, разумеется. Конференция у нас. Международная. Но при этом конфиденциальная. Для узкого круга специалистов, наших и зapyбeжных.

Просторное помещение, в котором, как знал Орбел, должна была располагаться секретная лаборатория отца, сегодня выглядело неожиданно празднично. Музыка, мягкий свет, стол с угощениями… и люди. Довольно много людей.

Романа Борисовича Фальковского и Ольгу Пескареву Орбел знал, они были сотрудниками Научно-исследовательского комплекса, то бишь «НИКа», и часто приходили к отцу домой. Остальных же видел впервые.

Его внимание привлекла девушка у плотно занавешенного окна. Своим присутствием она вносила явный диссонанс в галерею чопорных, самоуверенных лиц, на которых печать глубокого ума заслоняла все прочие человеческие качества. С чувством восхищения и любопытства Орбел разглядывал ее длинное, грациозное тело, очень узкие плечи и бедра. Ее движения были настолько плавны и грациозны, что вся она будто струилась, будто под облегающим оранжевым платьем скрывались не кости, облаченные в мускулы, а какая-то удивительно пластичная упругая масса.

Ученый мир хорошо знал его отца – по международным конгрессам и симпозиумам, по регулярным публикациям в научных журналах, и Орбел нисколько не удивился, когда при его появлении все бросились к нему, чтобы пожать руку, выразить свои симпатии и уважение.

– О-о, мистер Карагези! Рад. Чрезвычайно рад засвидетельствовать вам… – широко улыбался странноватого вида пожилой американец с большими, подвижными руками. Он был руководителем обширного лабораторного городка и прославился оригинальными исследованиями в области генетики и микробиологии.

– Дорогой коллега! Видеть вас для меня истинное удовольствие, – радушно, на свободном английском приветствовал гостя отец. – Мистер Кларк, разрешите представить вам моего сына.

Жесткая кисть Орбела хрустнула в медвежьем рукопожатии американца.

– Мистер Эдвард Тернер! Счастлив видеть вас. Что нового в старой Британии?… Бесподобная фрау Виллер! Слушал вас в Гарварде, это было прелестно – изящно и эффектно… Это мой сын, фрау Виллер. Прошу любить и жаловать… Дон Монорес! Благодарю вас… Мое почтение, мистер Калчер!.. Господа! Я всем вам выражаю свою глубокую признательность за то, что откликнулись на мою просьбу и нашли время посетить нас… – Карагези сердечно жал руки светилам, находя для каждого нужное слово.

Не без гордости наблюдая за отцом, Орбел с доброй иронией подумал: «Зафанфаронил старик… Ох, зафанфаронил. Уж всем вроде бы доказал, что умен за десятерых, а все не упускает случая лишний раз сорвать аплодисменты. Есть грешок – любит порисоваться, пощеголять знанием языков.»

– Для начала, дамы и господа, прошу всех к нашему скромному столу. Думаю, небольшой а-ля фуршет никому не помешает.

Не дожидаясь повторных приглашений, гости окружили стол, откупоривая бутылочки с прохладительными напитками, разбирая заранее приготовленные Оленькой бутерброды. Девушка в оранжевом платье, оттолкнув от стола Фальковского и фрау Виллер, схватила несколько бутербродов с бужениной и попыталась съесть их все сразу, не обращая внимания на вытянувшиеся от напряжения и конфуза лица хозяев лаборатории. Орбел заинтригованно следил за ней. Карагези, заслонив собой девушку, попытался отвлечь гостей разговорами о генной инженерии.

– Оля, кто это? – шепотом спросил Орбел.

– Это..? Лилит, – деланно беспечным тоном ответила та и увела лавандовый взгляд в сторону.

Дожевывая бутерброды, ученые сгруппировались вокруг Карагези. Здесь были биохимики и социобиологи, психологи и антропологи.

Прелестная дикарка между тем, зажав в узких ладошках новую порцию бутербродов, вернулась в укромное место между сейфом и окном и с завидным аппетитом уплетала их. Темно-карие сумрачные глаза ее тревожно смотрели из-под округло выступавшего лба.

«И где отец такую откопал», – думал Орбел, не спуская с нее глаз. Его поражал контраст между изяществом совершенных форм, грациозностью движений – с одной стороны, и непристойной алчностью и невоспитанностью – с другой. – «Кто она? Пловчиха? Гимнастка? Акробатка? А может, балерина? – гадал он, пережидая, когда девушка наконец насытится, чтобы не смутить ее. – «Спортсменов и балерин держат на строгой диете. Вот она, наверное, и дорвалась».

– Привет, Лилит, – сказал Орбел тем игриво-беспечным тоном, каким обычно заговаривал с девушками, и пододвинул ей стул: – Не хочешь присесть?

Она вскинула на него быстрый подозрительный взгляд – одна щека ее смешно оттопыривалась. Так и не дожевав, девушка судорожно глотнула, и лицо ее снова стало симметричным. Большие, ничего не говорящие глаза не отрываясь смотрели на Орбела. Наконец она с усилием, как ему показалось, произнесла:

– П…привет… Лилит.

Наверное, это надо понимать так: «Привет. Лилит», подумал он. Она решила представиться ему, не расслышав, что он уже назвал ее по имени. Улыбнувшись, Орбел ответил:

– У тебя очень милое имя. А меня зовут Орбел. Давай знакомиться.

Она выслушала его, слегка наклонив голову набок, и с той же интонацией… вернее – без нее, повторила:

– П…привет… Лилит.

Улыбка соскользнула с его лица.

– Ты потрясающе выглядишь.

Ее губы раскрылись подобно бутону, глаза не отрываясь смотрели в его глаза.

«Ах, вот в чем дело! – осенило Орбела. – Девушка иностранка. Она плохо понимает по-русски.»

Он заговорил с ней по-английски, по-немецки. Даже по-армянски. Она безмятежно созерцала его. Тогда он, для наглядности тыча пальцем себе в рот, спросил:

– Ам-ам. Кушать… Если хочешь, я принесу.

Она поняла его и, казалось, обрадовалась:

– Лилит кушать хочет.

– Как, еще?!. – не удержался он и, устыдившись своей бестактности, поспешил добавить: – Понял. Я мигом. Подожди.

Он подошел к столу – отец, не прерывая беседы, краем глаза наблюдал за ним – уложил на тарелочку целую горку разных бутербродов и вернулся к девушке, уютно устроившейся на предложенном им стуле.

– Вот, пожалуйста. Это тебе.

Она посмотрела на еду, потом на него и снова сказала: