Золото Колчака

Каждый раз, прибегая на посиделки, Шурочка в первую очередь смотрела на висящие в прихожей шубейки и тулупчики – не мелькнёт ли среди них пальто Степана; и сразу теплело на душе у девушки.

А как задорно они танцевали! Иногда Шурочка шутки ради исполняла фигуры за кавалера, и вся радость, вся искренность юности выражалась в их отношениях. И какая уж там «трава забвения» – травка не помогает там, где чувства настоящие. Вот и Степан до сих пор не забыл свою Шурочку, ждал встречи с ней, стремился в дальний уральский городок.

Но в задуманном им деле эти «травки» должны были помочь. Заварил он «траву забвения», настоял на ней бражку, да и напоил грузчиков после окончания работы, и припас для будущих исполнителей, чтобы никто ничего не запомнил, что грузили и куда везли.

По пути в Чёрмоз на пароходе бочки и ящики сопровождали Степан и Анатолий с доверенными людьми. Приплывший груз был выгружен на берегу Камы, после чего Степан и Анатолий приняли меры по доставке груза с помощью подвод к заводской платформе, от которой с помощью вагонеток он доставлялся в тоннель.

В это время город заметно опустел, так как летом более трёхсот добровольцев записались в Красную армию и ушли на фронт воевать с белочехами, наступавшими в Поволжье. Оставшееся трудоспособное население придерживалось в основном левоэсерских настроений.

Давний друг Степана Миша Дёмин ушёл с ополчением в Красную армию, а Шурочка с нетерпением ждала встречи с любимым. Время для неё бежало быстро; подрастал младший братишка Ванечка, а старший брат Павел записался в Красную армию и тоже ушёл на фронт. Степан и не надеялся застать на месте верных друзей Павла и Михаила, но несмотря на это, нужно было организовывать размещение бесценного груза с соблюдением всех мер предосторожности и тайны. Но тут свершилось чудо – он увидел давнего знакомого Василия Безукладникова с его адъютантом Семёном Полуектовым, который давно уже бредил революцией и был у красных командиром. Кому как не им можно было доверить планы по претворению задуманного!

Степан Павленин был из купеческого рода, вся его семья занималась издавна торговлей и имела в городе свои склады и лавки. Так от родных Степан узнал, что рядом с их складом имеется заводской продовольственный склад, полностью заполненный спиртными напитками. Степан и товарищи решили заставить заводское управление открыть эти склады и начать продажу спиртного, чтобы предотвратить нежелательные волнения на заводе после ухода в ополчение большинства революционно настроенных рабочих, так как нормы выработки нужно было выполнять, давать план, а рабочих осталось мало.

Когда начали продавать спиртное во всех лавках и тавернах, народ развеселился и перестал настороженно наблюдать за происходящим в городе. А Степану только этого и было надо. Лишь на минуту забежав повидать Шурочку, умчался в тоннель размещать груз. Вовремя появился и руководитель всей операции Анатолий Поляков. Он тоже не зря спешил в этот городок: его здесь ждала с нетерпением огромная любовь – Леночка. Не успели они встретиться и стремительно обняться после долгой разлуки, как Анатолий побежал к тоннелю, где под руководством Степана размещали в заветные тайники секретный груз. А чтобы никто из участников работ в будущем не проговорился вольно или невольно, Степан загодя приготовил заговорённую бражку, настоянную на «траве забвения» по рецепту своей матушки. Единственное, что успел сделать до выпивки Анатолий, – это составить схему размещения тайников, да Степан успел заложить в тайники каравай ржаного хлеба, испечённый его матушкой с добавлением «травы забвения», и произнести требуемое заклинание:

Закройся, клад.
Минуют сроки,
И вновь послужишь для людей:
Не пустит бдительное око,
Не отопрёт его злодей!

Ржаной каравай предназначался для задабривания духов, матушка испекла его, даже не спросив для чего, – так она доверяла своему сыну, а сам Степан помнил главный завет сохранности кладов: сам заклинатель не должен был брать из клада ни одну вещичку, какой бы малой она ни была, иначе не действовало бы заклинание. И Степан это твёрдо усвоил ещё из учения дедушки Игната.

Заклинанию Степана учил дедушка Леночки, когда они вдвоем с Анатолием приставали к нему с расспросами о самых секретных приёмах ворожбы. Не хотел дед Игнат посвящать молодых людей в таинство общения с потусторонними духами, знал, что духи бывают как добрые, так и злые, с которыми лучше не связываться. Но ведомо также было Игнату, что не простят его духи, если он свой дар кому-нибудь не передаст и прервётся связь духов с земным миром, и без того узкая и ограниченная. Вот и пришлось выбирать дедушке между Степаном и Анатолием. Анатолий считался женихом Леночки, а дедушка, оберегая внучку, не хотел её будущего мужа втягивать в общение с духами, поэтому пришлось пройти обучение Степану.

Выпили все участники, благополучно заготовленной бражки, да и разошлись весёлые и довольные дальше гулять по трактирам, а Степан и Анатолий поспешили к своим наречённым невестам. Время было хоть и смутное, но для молодёжи весёлое – близилась пора осенних свадеб, никакие войны не могли остановить молодого задорного племени, охваченного пламенной любовью и доказанной верностью. Радуясь благополучно завершившемуся мероприятию с захоронением клада, не подозревали они, что самый драгоценный клад у них уже есть – добрые и верные сердца их подруг.

6. Чёрмоз (осень—зима 1918 года)

Покрывались золотом берёзки посреди темнеющих елей в лесах, окружающих городок, на заводе шла привычная работа. Потихоньку успокаивался народ после выпитого спиртного, а молодёжь справляла свадьбы. И жизнь текла по-прежнему, словно и не шла жестокая война, не подбирались к Прикамью войска адмирала Колчака, который в результате военного переворота стал верховным правителем. Народ сразу сложил о нём нехитрую частушку:

Мундир – английский,
Погон – австрийский,
Табак – японский,
Правитель – омский.

Первым актом новый правитель издал приказ войскам о наступлении на Пермь. С самых первых дней своей власти и до конца адмирал правил как один из жесточайших в истории диктаторов. Командующим военными округами было предоставлено право по своему усмотрению объявлять в отдельных местностях осадное положение, закрывать оппозиционные газеты и выносить смертные приговоры. Никогда больше во время Гражданской войны так не свирепствовал белый террор, как при Колчаке.

Анатолий должен был срочно возвращаться в Москву, как государственный служащий, и торопился обвенчаться с Леночкой и увезти её с собой. Дед Игнат очень боялся отпускать от себя любимую внучку, но видел их взаимную любовь, помнил, как ждала Леночка этой новой встречи, знал, что он сам уже скоро не сможет защитить своё сокровище, а Анатолий вполне подходящая партия. Благословил дед молодых, обвенчались они в соборе Рождества Богородицы, что стоял на горе, свидетелями были Степан и Шурочка. А дальше без пышной свадьбы увёз Анатолий Леночку в далёкую Москву, и не предчувствовал дедушка, какая судьба ждёт его внучку и что видит он её в последний раз. Чуть больше года проживёт уральская красавица в Москве, не успеет насладиться своим семейным счастьем, не превратится в статную женщину, не понянчит своего первенца – умрёт Леночка при родах, оставит мужу сыночка на долгое воспитание и сиротливое проживание без материнской ласки.

Трудно представить, что тогда творилось с Анатолием.

– За что? – лишь мог повторять про себя покинутый муж. – Неужели мы с Леночкой чем-то прогневили Бога? Где та грань судьбы, за которой не хочется уже ничего? Сколько страданий может выдержать человек и не согнуться? Неужели это неотвратимая цена за то безграничное счастье взаимно любить друг друга? Не может быть, чтобы человек был наказан за счастье!

Анатолий чувствовал, что его жизнь, так счастливо начавшаяся, должна закончиться. Даже родившийся сын не мог удержать его на этой земле, думал Анатолий, собираясь добровольцем на фронт.

Сына окрестили Ильёй, крёстными были Иларий Бельский с женой – уже немолодая бездетная пара, с которой и оставил Анатолий сынишку, уходя на фронт.

Так распорядилась судьба участником захоронения клада с применением недозволенных обращений к потусторонним силам. Всё, что успел сделать Анатолий, уходя на фронт, – это передать Бельскому карту закладки тайников, которую вывез из Чёрмоза. Подробностью эта карта не отличалась и могла быть расшифрована только при участии Степана – второго товарища, пользующегося полным доверием. Но о судьбе Степана Анатолию ничего не было известно со времени расставания, а сведения из мест, где хозяйничал Колчак, до Москвы не доходили, и не знал он, через какие испытания пришлось пройти его друзьям.

После отъезда Анатолия с женой в Москву Степан ни дня не пропускал, чтобы не встретиться с Шурочкой, прибегал к её дому и оставался рядом, даже когда сама девушка не могла уделить ему внимания – очень много времени занимали домашние хлопоты. Шурочка потеряла отца – он умер от тифа, когда она была ещё совсем маленькой, а вскоре заболела мать – кроткая набожная женщина, всю жизнь посвятившая мужу и детям. Отец один работал на заводе, а мать содержала корову и обрабатывала с детьми огород. Строго соблюдая все посты и посещая праздничные службы, она стремилась передать детям веру в Бога, но время было неспокойное, да и сам отец не стремился соблюдать церковные законы, хотя жене не мешал. Благодаря строгому соблюдению постов в доме накапливались запасы масла и сметаны, которые могли продать и получить дополнительные деньги. Шурочка рано начала рукодельничать «на заказ» и прославилась необыкновенным умением. Вот и приходилось девушке всюду успевать, хорошо ещё, что младший братишка подрос и в свои неполные шестнадцать лет уже пошёл работать на завод. Весёлым вырос Ванечка: любил песни петь и танцевать, даже уходя успевал на крылечке что-то пропеть и отбить чечётку, прежде чем направиться на нелёгкую однообразную, изнуряющую работу в горячем цеху.

Но не радовались родители Степана, зажиточные купцы, выбору сына, всячески препятствовали общению, стремились побыстрей сосватать и женить его на богатой невесте. Ну да не тут-то было: упрямый и своевольный сын у них народился, не хотел он слушать родителей и оставлять свою любовь, несмотря на запрет, приходил он к Шурочке.

Вместе шли они к дедушке Леночки, который тосковал о внучке и тревожился о её судьбе. Чувствовал Игнат, что не просто так приехали молодые люди в этот городок, что не зря суетились возле тоннеля. Догадывался знахарь, что Степан использовал полученные от него знания для общения с тёмными силами и что замешан в этом Анатолий, муж Леночки. Вряд ли пройдёт бесследно обращение к силам, много лет дремавшим в болотистых низинах.

А к городу с боями подступали войска Колчака. Все, кто поддерживал новую власть рабочих, стремились отступить вместе с Красной армией, а Степан был оставлен для дальнейшей связи, но должен был затаиться в подполье.

Наполненное тревогой сердце дед Игнат мог успокоить только обратясь к Богу, и он пошёл в храм Рождества Богородицы, расположенный на горе поселения с древних времён. Давно он не посещал богослужение, да и не чувствовал необходимость в священниках, принимая их не как посредников для общения с Богом, а как людей, которые, как и он сам, владеют некоторой тайной. Поэтому, войдя в храм, он не обратился к батюшке, а подошёл к иконе Николая Чудотворца и начал молиться. Но и молитва его не была по молитвеннику, из глубины души рождалось обращение к святому:

– Святой Николай, заступись перед Господом нашим за души чистые Елены и Анатолия, перенеси на меня их невольный грех, защити от невзгод и гонений. Аминь.

Кротко преклонив колени, стоял дед Игнат перед иконой Николая Чудотворца и верил в непреходящую мудрость его.

Лишь бы сами молодожёны не сопротивлялись Воле Божьей, лишь бы посетили святой храм и попросили прощения за все грехи вольные и невольные, но творящаяся в мире суета не давала деду Игнату надежды на лучшее. Проще всего спасали свои души католики – не молитвами, а индульгенциями – папскими грамотами «об отпущении грехов». Если бы всё было так просто (дедушка подозревал, для чего использовали Степан с Анатолием древние заклинания и смог бы открыть сокровища и откупиться)! Но в православии так не делается. Надо было спасать молодых влюблённых, что были рядом, и он занялся организацией подполья для Степана.

На западной окраине городка жила одинокая бабушка, которая часто пользовалась знахарством деда Игната. К ней-то и направил он Степана, но строго-настрого запретил говорить о том Шурочке. Как ни упрашивала потом Шурочка деда, как ни скучала по любимому, не рассказал ей, где прячется юноша. Не знали о том и родители Степана.

Но не выдержал разлуки с любимой Степан и поздним вечером пробрался к дому Шурочки. Снова встретились влюблённые и не могли наглядеться друг на друга, возникшая опасность особенно обострила их чувства, духовная близость, ощущение постоянного незримого присутствия друг друга наполняла их болью и счастьем. Признался Степан Шурочке, где скрывается, раскрыл не свою – партийную тайну. А Шурочка не могла оставаться дома, когда наступали сумерки. Она бежала на край селения, чтобы ещё раз увидеться с любимым, заглянуть в его глаза. И что ещё можно было делать под приглядом старушки, как играть в карты и тихонечко переговариваться? Так и проводили они долгие зимние вечера.

Но не могло так продолжаться долго, колчаковцы хватали людей по малейшей провинности и, избивая и издеваясь, выпытывали различные сведения о происходивших в Чёрмозе событиях в начале осени. Но никто ничего существенного вспомнить и рассказать не мог; поступали какие-то отрывочные воспоминания от сторонников белого движения, но представить ясную картину событий командующий военным отрядом не мог и очень нервничал по этому поводу.

Сжималось сердце от страха за дочь и у набожной матушки Шурочки: боялась она и божьего наказания за связь с юношей вне брака, но в то же время верила в девичью честность девушки. И сами молодые люди откладывали назревающую близость до лучшего времени, до окончания оккупационного кошмара. Верили, что наступят мирные времена и они обязательно обвенчаются.

Тревожные тучи всё ближе подступали к конспиративному домику, и Степан решил поздним вечером покинуть убежище и, одевшись потеплее, направился в сторону дальней деревни за болотом. И надо же такому случиться, что по той же дороге в город возвращался младший брат Шурочки – Ваня.

– Привет, Стёпа, – обрадовался встрече Ваня. – Как же ты пройдешь по этой дороге, ведь при выходе из леса белые поставили кордон и проверяют пропуска?

– Что же мне делать? Обратно возвращаться? Но в городе облава. Слушай, Ваня, дай мне твой пропуск, ты уже скоро дойдёшь до дома, пока не наступит комендантский час.

– Возьми, – сказал Ванечка – безгрешная душа. – Шуре передать что-нибудь?

– Пусть ждёт.

– А если тебя поймают?

– Не бойся – пропуск я уничтожу, а сам им в руки живым не дамся, не будут они меня бить и унижать.

Так и разошлись в разные стороны.

7. Арест

Тревога, поселившаяся в сердце Шурочки, не отпускала в течение следующего дня. На дворе стоял трескучий мороз, дым из труб поднимался вертикально и растворялся в неописуемой выси. Занятая по хозяйству, растапливая печь, замешивая тесто, Шурочка не переставая думала о Степане: где он скрывается, тепло ли ему, нашёл ли он пристанище, – и шептала непрекращающуюся молитву за него. Короткий день клонился к вечеру, и за окнами стелилось только бесконечное снежное пространство. Но не могла молитва любимой повернуть назад судьбу, которая уже начала свершаться, которая начала раскручиваться в тот момент, когда было произнесено заклинание над замурованным кладом – все, хоть как-то прикоснувшиеся к тайне, должны были умереть, чтобы «дух клада» успокоился на долгие годы.

    Воспоминания А. М. Нестеровой, написанные собственноручно 2 октября 1961 года.

Хочу написать о себе. Родилась я в 1899 году в посёлке Чёрмозе Пермской губернии, Соликамского уезда. Когда мне исполнилось три года, на нашу семью обрушилось большое горе – умер у нас отец от брюшного тифа, осталось нас пять человек детей и мама шестая. Старшему брату Дмитрию было десять лет, а младшему Ване – шесть месяцев.

Раньше не было государственной помощи, и нам дали пенсию пять рублей. Мы жили очень бедно, у нас была корова и мама соблюдала посты и, воспользовавшись этим, подкапливала масло, чтобы продавать богатым, и на эти деньги покупала нам самую дешёвую одежду и обувь. Старший брат Дмитрий одиннадцати лет пошёл на завод работать. Работа была непосильно тяжёлая, но он работал по двенадцать часов и приносил получку маме – три рубля в месяц. Второй брат Пётр учился, закончил три класса и тоже пошёл работать – ему исполнилось двенадцать лет. Потом и третий брат Павел, закончив в школе три класса, поступил работать на завод. Так и работали все трое, но зарабатывали очень мало, и жизнь была тяжёлая. Я училась один год, мне надо было дома прясть куделю, а мама ткала холст, шила нам всем холщовое бельё, а младшему брату Ване шила шубку, штаны – всё из холста, покрашенного чёрной краской, и он в этом ходил в школу. Учился он пять годов, а когда окончил школу, у нас старших двух братьев уже не было дома – они были взяты в солдаты в царскую армию.