Девушка с медовыми глазами

Ожидала, что Данель утешит, обнадежит, что не перестанем быть друзьями, что-то придумаем. По крайней мере мог бы бывать на утренних служениях церкви и видеться со мной. Мне пришлось расстаться с ним прямо в Сочельник, и теперь каждый год на Рождество буду вспоминать об этом позоре, унижении. Почему, почему я так привязываюсь к людям и потом начинается такая невыносимая ломка?

Чем быстрее выберусь из зыбучих песков воспоминаний, тем лучше. Но чувствую, что часть меня не хочет отпускать и забывать Данеля.

В Сочельник по семейной традиции отец развел огонь в камине. Пока родители поднялись переодеться к праздничному ужину, жгу одно за другим письма Данеля в ненасытной пасти пляшущего огня. Не вижу смысла их хранить, ведь не удержусь и буду перечитывать и раз за разом вскрывать раны.

Никто не дождется от меня сегодня нарядного вида или хотя бы натянутой улыбки. На семейном рождественском фото всем на зло буду в депрессивных пижамных штанах и мрачно-коричневом, как моя жизнь, балахоне. В зеркале потухшие глаза. Детская предпраздничная непоседливость и возбужденность Олега и Ани ещё сильнее действуют на нервы. Как им всем может быть так весело, когда мне так плохо?

Мамина стойкость даёт трещину к концу ужина. Она гладит меня по волосам, по лицу, молча целует в щеку и обнимает за плечи: «Ты нас потом поймешь… Когда-нибудь у тебя тоже будет дочь». Всё равно люблю её. Мне кажется, что, если бы не отец, мама бы не выдержала и разрешила дальше дружить с Данелем.

Сидим без света у камина на мягком диване. Прижимаюсь головой к маминой груди и погружаюсь в долгожданный исцеляющий сон.

***

В воскресное утро 30 декабря в холле церкви среди собравшихся кучками бабушек вижу Тима. Неожиданно и приятно.

«Бледнолицым привет!» – дразнит он.

Картинно закатываю глаза, цыкаю, и мы садимся на скамью в конце зала во время служения. Тим говорит, что ему по утрам здесь бывать удобнее – потом весь день свободен. Браво, маэстро врать и не краснеть. Догадываюсь, что пришел утром только ради меня. Я ему всё рассказала перед каникулами. Он откидывает рукой назад косую челку, по-доброму подмигивает смоляным глазом и тычет пальцем в мои ребра. Не могу не засмеяться. Звон серебряного браслета на его запястье, привлекает к нам взгляды соседей по лавке. Бабули начинают улыбаться.

Вот кто настоящий друг. И в горе, и в радости.

Залезть в чужую голову

Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце.

Марк Твен

Тим

«Двигатель внутреннего сгорания за счёт движения поршня, который совершает возвратно-поступательные движения, попеременно проходя…», – Лика отчеканивает зазубренный текст, в то время как учитель, ещё довольно молодой, закрыв глаза, чуть не стонет:

«Да, Воскресенская, давай ещё. Могу слушать это бесконечно. Просто услада для моих ушей».

Слова «возвратно-поступательные движения» он сопровождает соответствующими движениями руки, сжатой в кулак. Отчего по классу прокатывается волна басистого ржача. Здесь пацаны со всей параллели и совсем мало девчонок.

Препод, конечно, рад такой старательности Лики в неженском предмете, но тот ещё извращенец – его похвала звучит двусмысленно.

«Девочка моя, что ты здесь забыла?» – звучит сострадательный вопрос в моей голове. Она даже не понимает причины смеха в классе, ассоциации, которые вызвали её слова.

Кроме Лики, здесь ещё несколько таких же отчаянных, которые ненавидят шить и вязать больше, чем толпу спермотоксикозных самцов со всей параллели с их сальными шуточками.

По средам весь день профподготовка. Выбор невелик: швейное дело или автошкола. Для девчонок устроили жесткий отбор – пробный заезд сразу на грузовике. Допотопная колымага с огромным рулем без гидроусилителя заводится отвёрткой вместо ключа.

У отца Лики в гараже стоит ЗИЛ со времён постройки собственного дома. Потому до испытания в автошколе папа успел солидно поднатаскать её. Лика прошла отбор и попала с нами в группу «автошников». Догадываюсь, что не по своей воле, опять руку приложили родители.

Кто в силах шесть уроков подряд сидеть в одном кабинете, изучая железяки и правила дорожного движения? А потом ещё пару часов торчать на улице, ожидая свои десять минут позора за рулем чудо-мобиля.

Лика спрыгивает с подножки грузовика красная, как флаг СССР. На правой кроссовке сверху отпечатался протектор массивной ноги. Она боится газовать, а препод делает это не самым изящным способом – давит своим сорок пятым размером на её тридцать седьмой.

Нам с Ликой по пути до её остановки. По дороге она обнаруживает, что забыла ключи от дома, а родители за городом у бабушки до самого вечера.

Уговариваю пойти ко мне и не мерзнуть на улице. Все-таки январь на дворе. Представляю мамину ухмылку, когда приду домой с девушкой. Впервые. Мне фиолетово, мы же просто друзья.

Лика

Зачем согласилась? Хочется бежать без оглядки, когда двери лифта закрываются за нами. Хотя и нахожусь рядом с Тимом в школе каждый день, в таком узком и замкнутом пространстве между нами повисает почти осязаемая неловкая тишина, а лифт едет слишком медленно.

Как это будет выглядеть в глазах его мамы? А вдруг её не будет дома? Что тогда? Один на один оставаться нельзя – так нас учили в церкви. И как потом объясню родителям, где провела весь день, забыв ключи? Могла бы пойти к Соне, но без предупреждения как-то неудобно. Или просто ищу себе оправдание?

Хоровод вопросительных знаков в голове заставляет нервно теребить серьгу-рыбку в ухе.

Тим открывает дверь, и мы сразу же оказываемся в светлой кухне. В квартире нет коридора – видимо, сносили стены.

Брюнетка с короткой стрижкой и бронзовой, как у Тима, кожей мигом оборачивается к нам. Она на голову меньше меня ростом и, думаю, на десяток лет старше моей матери. Увидев меня, расплывается в лукавой улыбке, будто знает какой-то секрет.

– Мам, это Лика – моя подруга, – Тим делает сильное ударение на последнем слове. – Она забыла ключи, посмотрим что-нибудь на компе.

– Ага-а, девочка «щечки, как яблочки», – говорит она с той же самой улыбкой.

Та-а-ак, откуда ей известно это прозвище? Неравный поединок. Я не владею такими личными деталями о маме Тима, как она обо мне.

По-озорному хохочет и жестом зовет нас за стол.

Пьём чай с простыми гренками из батона и вареньем из дачной клубники, когда из другой комнаты с голым рельефным торсом вываливается старший брат Тима. Который из двоих – не знаю. Почти точная копия Тима, но возмужавшая, небритая и выше ростом. Увидев нас за кухонным столом, парень театрально хватается за живот, из гортани вырывается самый заразительный смех, который когда-либо слышала.

«Наш маленький Тим пришёл поиграть в игрушки с маленькой подружкой, или пришли сообщить, что поженитесь?» – говорит он, саркастично задрав одну бровь.

Краснею до самых корней волос. И как реагировать на такую реплику?

«Простите, не знал о Вашем визите, а то бы принарядился. Я – Алекс», – чмокает мать и садится рядом с ней за стол. По-прежнему без майки. Стараюсь не пялиться на его голое тело.

Позднее убеждаюсь, что брат Тима веселый и открытый человек, хотя и крайне беспардонный. Алекс рассказывает, как создал свою музыкальную группу. До жути стеснялся девчонок в школе, боялся к ним подойти и заговорить. На что его мать дополняет чересчур откровенно: «Я уже подумывала, что Алекс у нас гомосек, пока не нашла чемодан с презервативами».

Мои глаза против воли превращаются в два мяча для пинг-понга от её слов. Такие ужасные вещи для них – норма? И они болтают о них вот так запросто за чаем.

Короче, брат Тима нашёл способ кадрить девчонок, не разговаривая с ними. Все мы, дамы, падки на танцоров и музыкантов. Со временем увлечение, публичные выступления и поддержка зрителей сделали парня более раскованным.

Помогаю маме Тима с посудой, оставшись с ней наедине на кухне. Нашлась общая безобидная тема – у них есть дача, а я рассказываю про мамин сад.

Тим показывает свою комнату, потом куда-то выходит. Детская мебель, книги в жанре фантастики и фэнтези. Беру с полки фотоальбом. Внутри страницы с фотографиями девчонок. Некоторых из них знаю, учились в нашей школе. Здесь же фото Инессы. На снимке она сидит на столе с хищным взглядом и готическим макияжем. Подскакиваю от страха, когда слышу голос Тима за спиной:

– Нашла мою коллекцию?

– Что? – растерялась, что он меня так подловил.

– А твоей фотографии у меня так и нет. Подаришь на память?

– Зачем? Что ты с ней будешь делать? – Если честно, мне даже странно видеть фотографии этих девушек. Они сами ему их отдали?