Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

– Элиф, привет. Не знаю, насколько этот сюрприз приятен, но ты права, это Гриша.

Фрейдин звонил с ужина для участников конференции. Ему было неудобно из-за отсутствия аспирантов.

– Тебя нет. Фишкина нет. Джоша нет. Никого нет. Это выглядит… ну… странно. Как-то неловко.

– Но нас никто не приглашал, – указала я.

Молчание.

– Понимаю. Вы ожидали, что вас пригласят.

Развернув машину, я направилась в факультетский клуб.

За тремя из четырех столов в зале мест не было, а за четвертым никто не сидел. Пока я раздумывала, не сесть ли мне там в одиночестве, меня заметил Фрейдин и освободил место между собой и Джанет Линд, профессором, под чьей редакцией выходил первый английский перевод конармейского дневника. Кроме нас за столом сидели Натали Бабель, упомянутая американская журналистка, Вернер Платт, профессорша литературы из Будапешта и переводчик, который недавно опубликовал первое английское издание избранных работ Бабеля.

Фрейдин представил меня Джанет Линд и предположил, что мы, возможно, захотим поговорить о «Кинг-Конге». Как вскоре выяснилось, о «Кинг-Конге» нам друг другу сказать практически нечего. Какая-то искра в нашем разговоре появилась было, но ее быстро погасила Натали Бабель, которая недоброжелательно уставилась на Линд. Над столом опустилась леденящая тишина.

– Джанет, – произнесла в итоге Натали своим бездонным голосом, – Это правда, что ты меня презираешь?

Джанет Линд повернулась к ней.

– Прошу прощения?

– Правда ли, что ты презираешь меня?

– Не могу вообразить, что навело тебя на такие мысли.

– Я говорю это, потому что хочу знать, правда ли, что ты меня презираешь?

– Это чрезвычайно странный вопрос. Что внушило тебе эту идею?

– Просто, думаю, тебе передали, что я – злобная старая ведьма.

– Совсем удивительно. Тебе кто-то что-то сказал? – Линд слегка нахмурилась. – Мы же с тобой практически не общались.

– Все равно у меня такое впечатление, что ты меня презираешь.

Этот диалог длился дольше, чем можно было бы счесть возможным, поскольку Джанет Линд по тем или иным причинам не собиралась, очевидно, заверять Натали в отсутствии презрения. Переводя взгляд с Линд на Бабель, я вдруг поняла весь смысл строчки из песни группы «Смитc»: «Одни девушки крупнее других». Дело не в том, что лицо у Натали было физически больше, – просто она наглядно демонстрировала, что прибыла сюда из иного места и иного времени, оттуда, где человеческие мерки тоже были иными, крупнее.

– Ну ладно тебе, Натали, – вмешался Фрейдин.

Она пронзила его взглядом своих глубоких слезящихся глаз.

– Понимаешь, некоторые меня в самом деле презирают… – Она вздохнула и указала на два бокала: – Который из них мой?

– Они оба твои.

– О! Я ничего не вижу. В каком из них вода?

– Похоже, в обоих – белое вино.

Натали уставилась на него.

– И зачем мне два бокала вина?

– Ты говоришь так, будто это плохо. На твоем месте я стал бы думать: «Наверное, это награда мне за что-то очень хорошее». Кстати, а вот и твой бокал с водой.

– Ага. – Натали выпила воды.

Последовало долгое молчание.

– Итак, – обратился к Фрейдину Платт, когда официанты стали разносить основное блюдо. – Я слышал, что в Штатах падает число заявлений на славянские отделения.

– Правда? Возможно.

– А здесь, в Стэнфорде, вы это ощущаете?

– Я бы сказал, в последние годы у нас была весьма неплохая зачисляемость.

– А аспиранты? У вас их много? Я их почему-то не видел.

– Вот Элиф, – сказал Фрейдин. – Одна из наших аспиранток.

В течение нескольких секунд Платт разглядывал меня поверх очков и снова повернулся к Фрейдину.

– Да. Один экземпляр я вижу. А другие есть?

Тем временем нам уже подавали какие-то котлеты, плавающие в море сливочного масла. Они, похоже, повергли в уныние всех. Венгерская профессорша даже вернула свою порцию на кухню с подробными инструкциями. Через несколько минут порция вернулась без всяких заметных невооруженным глазом доработок.

Ближе к окончанию приема пищи Лидия Бабель встала из-за стола, подошла сзади к стулу Натали, обняла ее за плечи и потрепала по голове.

– Моя дорогая, – сказала она, – как я тебя люблю! Как славно, что мы все вместе!

Натали посмотрела через плечо с выражением кошки, которая не хочет на руки. Фрейдин переводил взгляд с Натали на Лидию и обратно.

– Спасибо! – воскликнул он. – Спасибо, Лидия!

Лидия изумленно на него посмотрела.

– За что?

– За то, что приехали! На вашем месте я бы, наверное, колебался.

– Что вы имеете в виду? Что мне трудно ездить с матерью?

– Конечно нет! Но расстояние немаленькое, незнакомое место…

– Кстати, о твоей матери, – обратилась к Лидии Натали, – сколько ей лет? Одни говорят, девяносто два, другие – девяносто шесть. Или это тайна?