Всё, что мы обрели

– Сейчас вернусь, – сказал он, и через пару минут, когда я услышала шум на кухне, он вернулся с двумя бутылками пива в руках. – Думал, у меня есть бутылка шампанского, но нет. Придется налить это.

– Прекрасно. – Я взяла открывашку и сняла крышки.

– За тебя. – Наши бутылки звякнули. – За твои мечты.

– И за нас, – добавила я.

Лэндон благодарно посмотрел на меня, прежде чем выпить и закончить снимать рубашку. Он лег рядом со мной на кровать и притянул меня к себе. Он поцеловал меня. Приласкал меня. Заполнил меня. Я обвила его ноги своими, думая о том, что ничего не может быть лучше.

6. Лея

С Лэндоном я познакомилась вскоре после того, как приехала в Брисбен.

Мы договорились погулять с Морган и Люси после ужасного дня – такого, какие иногда обрушиваются на меня в первые месяцы и сопровождаются воспоминаниями. Может быть, именно поэтому мне захотелось умыться, так как глаза мои все еще были опухшими от слез, надеть платье, которое я так и не достала из шкафа, и оказаться в баре, чтобы пропустить с ними по стаканчику.

В какой-то момент мы начали танцевать. Когда заиграла медленная песня, я ушла, сказав, что собираюсь заказать еще один напиток, но на самом деле планировала оставить их одних. Сидя на стуле перед баром, я наблюдала за их движениями под музыку, они улыбались и тихо переговаривались.

– Ты рисуешь? – спросил меня один парень.

– Как ты узнал? – нахмурилась я.

– По ногтям, – ответил он, садясь на барный стул рядом со мной и оглядываясь по сторонам в поисках официанта. У него были темно-каштановые волосы, раскосые глаза и заразительная улыбка. – А что именно рисуешь?

– Не знаю. Зависит… – тихо ответила я.

– Вижу. Ты одна из тех загадочных девушек?

– Уверена, что нет, – улыбнулась я, потому что меня забавляла его дедукция. Я была скорее, наоборот, слишком прозрачной. – Просто… день плохой.

– Понимаю, о чем ты. Давай сначала. Меня зовут Лэндон Харрис. – Он протянул руку. Я пожала ее.

– Приятно познакомиться. Лея Джонс.

Мы проговорили всю ночь. Не знаю, сколько было времени, когда я уже достаточно выпила и решила, что выпустить пар с совершенно незнакомым человеком – хорошая идея. Я рассказала ему о смерти родителей, о моей истории с Акселем, о трудных месяцах, проведенных по приезде в Брисбен… обо всем. Лэндон был одним из тех людей, что излучают уверенность. Он внимательно слушал, перебивал меня, когда это было необходимо, и тоже делился подробностями своей жизни: как требовательны были к нему родители, как сильно он любил фотографию и скалолазание, когда удавалось вырваться.

Когда мои подруги собрались расходиться, я сказала им, что останусь с Лэндоном еще ненадолго. Он предложил мне прогуляться до общежития вместе. Когда мы брели по улицам и наши голоса разрывали тишину ночи, я осознала, что уже давно не чувствовала себя так спокойно. Когда мы подошли к двери дома, он немного нерешительно приблизился, оперся рукой о стену и поцеловал меня; это было неловко, но приятно. Он отстранился и посмотрел на меня в оранжевом свете уличных фонарей.

– Ты все еще любишь его.

Это был не вопрос, а просто утверждение, но я все равно кивнула и постаралась не заплакать, потому что мне хотелось, чтобы это было не так; я бы хотела иметь свободное сердце и получше узнать такого парня, как Лэндон, такого очаровательного. С того дня он стал одним из моих лучших друзей. За следующие несколько лет я познакомилась со многими другими парнями, а у него было несколько девушек, которые оказались не такими, как я ожидала. Я ограничивалась сексом на одну ночь, где искала что-то, чего никогда не находила. Вскоре я поняла разницу между «трахаться» и «заниматься любовью», между тем, чтобы вожделеть человека и любить его. Эта грань была прочерчена слишком явно, и я уже не могла представить, что когда-нибудь снова переступлю ее.

Ранним зимним утром, когда я позвонила в дверь его дома со слезами на глазах и колотящимся о ребра сердцем, Лэндон сразу же открыл.

– Что случилось? – спросил он, закрывая дверь.

Тревога. Эти симптомы были хорошо мне знакомы. Я тяжело сглотнула.

– Думаю, я ничего не чувствую, Лэндон, думаю…

Я не могла говорить. Он обнял меня, и я спрятала голову у него на груди, подавляя рыдания. Это было очень тяжелое время для меня. Меня пугала мысль о том, что я снова стану пустой, о том, что могу онеметь. Перестать рисовать… От одной лишь мысли о такой перспективе в горле вставал комок. Но с каждым днем эмоций становилось все меньше, и я обнаружила, что встаю каждое утро только потому, что знаю, что должна это сделать. Меня больше не удовлетворяли ни поцелуи незнакомца, ни воспоминания, за которые я цеплялась, когда мне нужно было их нарисовать, излить.

– Тише, Лея. – Лэндон погладил меня по спине.

Я почувствовала легкую дрожь, когда его рука двигалась вверх и вниз. А дальше я не думала – просто позволила себе действовать импульсивно. Я дышала ему в щеку, дрожа от страха, замечая, как хорошо он пахнет, какая мягкая у него кожа… Наши губы соприкоснулись, будто бы естественно. Лэндон покрепче притянул меня к себе, и мы целовались, казалось, целую вечность, не торопясь, просто наслаждаясь поцелуем.

Когда мы начали раздеваться, я почувствовала себя в безопасности. Когда мы опустились на матрас в его спальне, меня охватило чувство комфорта. А ощутив его движения внутри меня, я поняла, что меня любят. Прошло много времени с тех пор, как я испытывала такое, поэтому я прижалась к нему; к его спине, к его дружбе, к его миру, потому что присутствие его рядом было безмятежностью и спокойствием после бури. Через неделю ко мне приехал брат. Мы встретились в тихом кафе, где подавали вкусные сэндвичи с курицей. Заказали два, как обычно, плюс напитки, и тут я увидела, как он потирает затылок и вздыхает.

– Что-то не так? – обеспокоенно спросила я.

– Я… я думаю, что должен тебе сказать.

– Давай. Расскажи мне, что бы там ни было.

– Я снова виделся с Акселем.

Мой желудок сжался, когда прозвучало это имя. Я бы хотела сказать, что оно не вызвало во мне никакой реакции, я бы хотела быть равнодушной к этим пяти звукам, я бы хотела…

– Зачем ты мне это говоришь? – запротестовала я.

– Это справедливо, Лея. Я не хочу, чтобы между нами была ложь. Я даже не планировал этого, просто знаю, что, потусовавшись с Нгуенами на днях, я поехал к ним домой, не думая. Или думая. Потому что с тех пор, как обручился с Бегой, я не могу перестать думать… Она спросила меня о том, кто будет моим шафером, и я… блин…

– Не продолжай. Все в порядке, Оливер.

Он с благодарностью посмотрел на меня. Я понимала, правда понимала.

Я знала, насколько Аксель был важен для моего брата, и я не собиралась вставать между ними, если они хотели что-то вернуть… Но это не означало, что было менее больно. Больно было на протяжении всей трапезы, хотя больше об этом мы не упоминали. Больно было и потом, когда я брела по улице. Боль утихла лишь тогда, когда я дошла до квартиры Лэндона и его руки обхватили меня. Безопасность. Вдали от всего остального. С этого момента мы стали чем-то большим. Я не была уверена в том, что подразумевает это «большее», и не чувствовала себя готовой к тому, чтобы пытаться это выяснить. Мы не были парой, но и просто друзьями не были. Лэндон несколько раз пытался заставить меня поговорить об этом, а я… я просила время.

7. Аксель

Когда она появилась, моросил мелкий дождь.

Я потушил сигарету и присел перед ней. Она была очень худой и тяжело дышала. Я не видел ее несколько недель. Она легла на пол террасы, и я нежно погладил ее по спине. Она тихонько застонала, будто от боли.

– Что случилось, красотка?

Раскосые глаза кошки сузились.

Не знаю, как и почему, но я понял ее.

Я понял, что она пришла, чтобы умереть рядом со мной, провести последние минуты своей жизни в моих объятиях.

Мои глаза заслезились при мысли об одиночестве, о том, каким грубым оно может порою быть. Я сел на пол, прислонившись спиной к одной из деревянных балок, и положил ее к себе на колени. Я медленно гладил ее, успокаивая, провожая, пока ее дыхание становилось все тише, будто она засыпала… Мне хотелось так думать. Что это была спокойная смерть.

Я оставался там еще некоторое время, наблюдая за дождем, созерцая темное небо той мягкой ночи. Встал, когда дождь уже перестал моросить. Пошел в дом, порылся в шкафу, где хранились мои инструменты, нашел маленькую лопату. Я копал, копал и вырыл яму гораздо глубже, чем нужно, но не мог перестать копать все дальше. Было уже утро, когда я закончил. Яма заполнилась грязью. С комком в горле я похоронил ее там, а потом засыпал землю обратно.

Пошел домой, встал под душ и закрыл глаза.

Приложил руку к груди.