Самый ядовитый чай

– Пора возвращаться, – сказала медсестра, уже перебирая в руках парочку верёвок, готовая привязать Саманту к себе. Девушка лишь кратко кивнула, бросив на священника прощальный взгляд. Когда две фигуры уже начали отдаляться, священник бросил в спину девушки.

– Ты всегда можешь прийти сюда и рассказать, что пожелаешь. Здесь тебя всегда ждут. Бог с тобой, дитя, – сердце девушки на секунду согрелось добрым словом.

Англия, Лондон. Замок ???.

Снизу раздавался железный звон вилок о тарелки, звуки чайной ложки, мешающей сахар в сервизной кружке. В нос бил запах свежеприготовленной еды. Слышались приглушённые голоса где-то отдалённо, а глаза слепили солнечные лучи. Всё было пропитано атмосферой утра. Златовласая женщина спускалась по ступеням белого мрамора витиеватой лестницы. «Я не уверена, стоит ли мне вообще являться к ним» – сомневалась она. Оказавшись внизу, перед ней предстаёт трапезничающая утренним кушаньем семья. Два пустующих стула неприятно укололи сердце.

– О, Элизабет, с добрым утром. Прекрасно выглядишь, – откровенная лесть. Сложно не заметить отчётливо отёкшее лицо, – Прошу, присаживайся, – вежливо предложила женщина средних лет.

– Миссис Беатрис, – натянуто улыбнулась Элизабет, – Благодарю. Всех с добрым утром, – и, как только Элизабет уселась, обмен любезностями между членами семьи продолжился. Правда, сложно было не заметить большую притворность этих разговоров сейчас, чем во все прошлые утра.

– Элизабет, на самом деле мы думали, что ты сегодня не придёшь на завтрак, – сказала миссис Беатрис. Элизабет так и ощущала скрытый укор в каждом слове, обращённом от членов семьи к ней. Очевидно, так все выражали к ней внутреннюю злобу. «Я была права. Никто не хочет видеть меня, – В дверном проёме появилась чёрная макушка, – Ну, вероятно, все, кроме него».

– С добрым утром, бесконечно рад наблюдать всех присутствующих в добром здравии, – поприветствовал зашедший мужчина, и аристократы сразу замолкли. Он был как белая ворона среди Дэвнпортов, единственный имел эти чёрные волосы и грубые черты. А все остальные истинные Дэвнпорты были равны как на подбор, обладали каштановыми волосами, карими глазами, острыми точёными, аристократично-элегантными чертами лица. Мужчина пробежался глазами по сидящим за столом, задержавшись взглядом на Элизабет. На секунду его взор смягчился, но он быстро отвёл глаза от неё, отмечая три пустующих места – Однако Джереми я не наблюдаю, так что сами делайте выводы, – его выпад вся семья тактично пропустила мимо ушей и только Элизабет подала голос.

– Даниил, – она признательно улыбнулась ему, – Даже с утра пораньше ты не изменяешь самому себе. С добрым утром, – мужчина открыл рот в улыбке, готовясь ответить, но его опередила женщина.

– Чтоб ты знал, у Джереми много работы, в отличие от некоторых, – нежданно влезла в разговор миссис Беатрис. Он презрительно повёл бровью.

– У Джереми много самомнения. Уверен, он думает, что семейные завтраки это глупости, недостойные его внимания, – пожав плечами, будто бы непринуждённо говорит Даниил.

– Даниил! Как не стыдно, рассказывать о брате гадости, ещё и в присутствии всей семьи, – возмутилась мать двух сыновей, – Уильям, скажи ему!

– О, миссис Беатрис, нет нужды в беспокойстве, – с толикой театральности произнёс он. Затем как-то саркастично ухмыльнулся,– Я и в лицо ему такое говорю, – и отец встаёт, громко приложив руки к столу.

– Довольно. Ты и семейное времяпровождение в черти что превращаешь, – нарочито грубо начинает он, – Не надоело? Обуздай свой нрав, знай когда, где и что можно говорить. Тем более, сейчас, когда все прибывают в стрессе, – холодно отчитал мистер Уильям, на что Даниил лишь хмыкнул, встал со стула и ушёл прочь из-за стола, только напоследок остановившись у лестницы.

– Ах да, возможно и Джереми не пришёл, чтобы не наблюдать меня лишний раз, учитывая то, насколько кислее прежнего стали ваши лица, как только появился я. Спасибо, позавтракал, – бросил он через плечо, уходя прочь. Элизабет тяжело вздохнула. «И стоило омрачать это утро ещё больше?» – возник немой вопрос. За столом воцарилось напряжённое молчание. Элизабет не лез и кусок в горло, поэтому она поспешила удалиться, под предлогом принести завтрак в кабинет мужа.

– Как его жена, я ведь должна позаботиться о нём, – неловко улыбнувшись, оправдывалась она, – Прошу прощения, что оставляю вас. Всем приятного аппетита, – взяв поднос с едой, направляется к лестнице она. «Какой цирк. Они только и ждали, когда же я поскорее покину их» – поднявшись, Элизабет стучится в дубровую дверь. По ту сторону мужской голос безразлично отвечает «Войдите!». Она тянет ручку, заходя внутрь и застаёт Джереми стоящим у окна, вчитывающимся в неизвестные бумаги. Она подходит ближе, ставя на столик поднос. Он даже не оборачивается.

– Джереми. Я принесла тебе завтрак.

– Да-да. Большое спасибо, можешь поставить, – отмахнулся от неё муж. «…можешь поставить и уйти» – подумала Элизабет, и это и было истинным окончанием его фразы, не сказанным возможно лишь по тому, что он не хочет отвлекаться лишний раз.

– Я не просто так пришла. Нам нужно поговорить, – честно призналась она. Наконец, он поворачивается к ней лицом, отвлекаясь от своих документов.

– Что тебе сейчас надо? Разве ты не видишь, я занят! – сердито произнёс Джереми. Сведённые брови, прищуренные глаза, всё выдавало в нём сдерживание внутреннего гнева.

– Тебе не помешает на пару минут отвлечься от своих бумажек. Это важно, – настояла Элизабет, – Мы не можем оставить её там.

– Элизабет, прекрати. Мы уже всё решили и она не вернётся.

– Джереми. Она наша дочь, мы не можем так поступить, – кротко возразила женщина. На что мужчина взорвался, в ярости посмотрев на даму.

– Наша дочь? Повтори пожалуйста, наша дочь? О нет, нет, нет, – тихо и пугающе произнёс он, ступая вперёд. Он наклонился к ней, кладя свою руку на её плечо и сжимая. Женщина почувствовала боль, – Это твоё отродье и она убила, убила моего сына, единственного наследника! – с тихого тона он внезапно перешёл на крики. Его непредсказуемость пугала Элизабет всегда. Женщина удручённо вздохнула и всё же нашла в себе силы посмотреть на мужа.

– В том и дело! У нас больше нет детей, если она вернётся, мы непременно выдадим её замуж, и она родит ребёнка. Если тот будет мальчиком, то и станет наследником! – отчаянно убеждала его она. Но в ответ он схватил её за руку, до боли сжав запястье.

– Заткнись, глупая женщина, неужели ты не понимаешь? Никаких наследников от этой ошибки! Какой кошмар, у нас же даже больше нет детей, – разочарованно произнёс он, – Потому что ты бракованная женщина, больше не способная родить.

– Джереми, я понимаю, но… – возразила Элизабет.

– Лучше помолчи. Или ты хочешь вновь проверить, способна ли ты родить ещё? – перебил он. Джереми толкнул её к стене. Его рука скользнула вниз к её груди, до боли сжимая. Элизабет в страхе оглянулась на него.

– Не надо… – промолвила она. Джереми проигнорировал. Мужчина грубо расстегнул пуговицы у её платья, обнажая женское тело. Рука мужа легла на шею женщины, сильно сжимая и оставляя багровые следы. Он упивался болью и страхом, который она испытывала. Джереми поднял подолы её платья и притянул тело ближе к себе. Это надо перетерпеть. Она терпит это всю их супружескую жизнь. Однако мерзкое чувство в груди всё равно не покидает её. Ничего не происходит. Это странно. Элизабет чувствует, как её платье опускается, а Джереми отстраняется с охладевшим выражением лица.

– Уходи. Я сейчас всё равно ничего не хотел, – безразлично сказал он. Видимо, просто хотел напугать, – И, чтобы ты не забывала. Ты женщина, ты слушаешь и повинуешься. А я мужчина, я главный, я решаю. Так что больше не смей оспаривать мои решения и поднимать эту тему, – жена удручённо вздохнула на его слова. Она застегнула платье и покинула комнату. Элизабет вышла, закрыв за собой дверь и обессиленно облокотилась на неё. Слава богу, ничего не произошло. И неважно, что говорит Джереми, разрешит он или нет, мать вернёт своего ребёнка. А пока, её внимание привлекают разливающиеся мелодии фортепиано. Она идёт на звуки музыки, что ласкают уши, заставляя забыться. Мелодия приводит её в музыкальный класс. Музыкантом оказался Даниил. Она тихо подходит и аккуратно присаживается рядом, не отвлекая его. В нотах узнаёт мотив и принимается за игру. Ближе к концу они оба быстро перебирают пальцами по клавишам, гонясь за нотами. В окончание бьют по «фортиссимо», создавая громкий трепещущий звук. Элизабет выдыхает, довольствуясь игрой, и оборачивается на Даниила. Слабая улыбка озарила его лицо. Он редко улыбается так искренно.

– Как давно мы не играли вместе, – начала Элизабет, вспоминая минувшее.

– Ты права. Но я не забыл, как приятно играть с тобой.

– Боже, не льсти мне, – усмехнулась она. Он взглянул на неё и кажется, в его глазах отпечаталась её улыбка и блестящие на солнце золотые кудри.

– Не переживай из-за утра. На меня только что Джереми тоже наругался, совсем как отец на тебя, – Даниил помрачнел, вспомнив о брате.

– Джереми на тебя? Как посмел опять? – затем Даниил заметил красные следы на шее женщины, выглядывающие из под воротника, – Вот чёрт, этот мерзавец, я бы ему…

– Я, – отвела взгляд Элизабет, немного тянув, – опять начала оспаривать его решение оставить Саманту в Гроувере, – найдя силы взглянуть на него, заметила его внимательный взгляд.

– Я понимаю тебя. Так ведёшь себя, думаешь, буду ополчаться против тебя как вся семья?

– Не знаю уже. Мне тяжело. Джордж мёртв… Саманту забрали от меня. Я хочу вернуть хотя бы дочь, я люблю её, несмотря на то, что она убила Джорджа, – женщина задрожала, – Я ужасная мать.

– Нет, – мужчина потянул к ней руку, облокачивая на себя, – Ты не могла знать того, что случится. Ты не виновата в том, что родила «чудовище» Саманту, как они говорят, – и обнял её, почувствовав, как его плечо намокает от её слёз. Долго это действо продолжать нельзя, заметят, не так поймут. Поэтому она медленно отпрянула, вытирая горячие капли, – Я… верю, что ты сможешь с ней воссоединиться, – как-то неуверенно произнёс он, будто сам не веря в правдивость своих слов.

– Спасибо тебе. Ты всегда был моим единственным другом в этом доме, – поблагодарила Элизабет. Наличие его рядом всегда приносило её сердцу тепло.

– Я должна идти, прости, – извинилась она, вставая с места.

– Конечно, иди. Я не возражаю, – с толикой грусти в голосе произнёс он, – Мне, как бы то ни было, тоже скоро нужно отправляться. Работа.

Англия, Гроувер. Психиатрическая клиника.

Из церкви Саманту вновь увели обратно в больницу. Она не желала снова возвращаться в эту клетку и лишаться свежего воздуха, дарующего хоть и ложное, но ощущение свободы. Как только они зашли в здание, медсестра стащила с неё тёплую вещь, бросая на рядом стоящий стул.

– У тебя плановые лечебные процедуры. Идёшь за мной, – схватив её за руку, повела она. Когда они зашли в нужную комнату, Саманта увидела большую ванну перед собой. Белое покрытие той местами было отодрано, ванна выглядела немного заржавевшей. Плиточный пол и стены, уже где-то пожелтевшие, где-то и вовсе прогнившие. В дверном проёме появляется медсестра.

– Снимай всё с себя и полезай в ванную, – равнодушно бросила медсестра. Саманта легко сбросила с себя растянутую больничную сорочку. Неловко прикрылась руками в недозволительных для чужого взора местах. Дальше шла другая головная боль – залезть в эту убогую ванну. Девушка брезговала, и выражение неприязни не могло не отразиться на её лице в сведённых вниз уголках губ, в отведённых глазах, лишь бы не смотреть туда. Медсестра замечает её выражение лица.

– Я не пойму, тут нашлась, что ли принцесса белоручка? – в претензионном тоне сделала укор девушка, – Нет, ну вы посмотрите на неё, приехала тут лондончанка и нос свой избалованный воротит. Полезай, а то сама засуну! – пригрозила напоследок она.

– Да, брезгую, потому что видела нормальные ванные, – «В отличие от вас», закончила в мыслях она. Но съязвишь, не съязвишь, придётся лезть туда. Зажмурившись, она ступила ногой, затем другой. Присела, сжавшись всем телом, будто то поможет ей лишний раз не ощущать эту шершавую противную поверхность. На слова девушки медсестра ещё о чём-то возмущалась себе под нос, но Клоуфорд не стала обращать внимание. Ванна стала набираться обжигающей жидкостью. Девушка поморщилась от жгучего ощущения по всей коже и посмотрела вниз. По её ступни ванна была наполнена кровью. Девушка прикрыла рот ладонью, удерживаясь от собственного вскрика. Дыхание спёрло. Она подняла голову вверх. Работница лишь спокойно лила в ванну вёдра. Преспокойно лила вёдра, полные крови. Её белый халат был испачкан таким контрастным бордо от периодически попадающих на неё капель. А кровь была тошнотворно разгорячённой, будто только что выкаченной. Саманта купалась в чьей-то крови. Ладонью она сдерживала не только вскрик, но и рвотный позыв. Руки начинают слабо трястись. Саманта медленно моргает. Следующее мимолётное погружение во тьму рассеивает видение, как только она снова открывает глаза. Перед ней обычная вода. Возможно, с лёгким оранжевым оттенком. Всё такая же горячая. Саманта, всё ещё не отошедшая от инцидента, ошеломлённо замирает, не осознавая, что только что произошло. Пока её сверху не окатывает холодной водой. Теперь тело шокировано мало того, что ненормированными температурами, так и их последующими перепадами. Девушка задрожала всем телом, схватилась за плечи. Яростно оглянулась на медсестру.

– Ч-чт-то вы тво-р-р-ит-те? – Саманта хотела закричать на неё, но единственное, что она могла выдать это заикающиеся сбивчивые упрёки.

– Это водные процедуры, помогут изгнать бесов из тебя. Сиди и помалкивай, – грубо отрезала медсестра.