Человек повернулся, и я увидела светлое лицо Никиты. Раздутое какое-то лицо. Когда мы ночью встречались, я не смотрела на него. Стояла спиной, дышала в грудь, целовала в губы, но в лицо и в глаза не смотрела. А тут на меня уставились его глаза. Или не его…
Я быстро забежала и закрыла за собой дверь. Дрожащими руками повернула ключ. Меня затрясло мелкой дрожью.
Я зашептала песню, которая тут же пришла мне яснее ясного:
«Он рвется туда, где не нужен сейчас его пыл и горячая кровь.
Когда-то и песня сочилась вдали в объятьях цепей и оков.
И если уснул человек в эту ночь, так значит, крепко заперта дверь.
И если уж нужно кому-то помочь, не прошибешь этот сон, ты поверь.
Не забывай его, поплачь, но все ж люби
Не последняя ночь с валидолом в руках, ты пойми».
В дверь тихо и осторожно постучали. Я прижалась спиной и чувствовала, что могу даже упасть в обморок, но откуда-то взялись силы улыбнуться и повторить «Не забывай его, поплачь, но все ж люби…» Через несколько секунд Никита нервно застучал в двери.
«И пускай стучит, он под навесом стоит. Гроза скоро кончится».
Но Никита уже, похоже, не мог сдерживать себя:
– Мила, открывай! Я не уйду! Ты должна мне всё объяснить! Мила!
Я не отвечала, но он продолжал настойчиво стучать, проснулась мама и я увидела в коридоре её силуэт.
Она спросила только:
– Дочка? Это Илюшенька пришел?
Я покачала головой.
Никита продолжил настойчиво стучать, и крикнул из за двери:
– Я сейчас буду выбивать твою дверь ногой! Я выбью окно! Мила-а-а! Все окна! Все до одного! Я не шучу! Поговори со мной, открой!
Испугалась, что он и правда выбьет все окна, поэтому повернулась к закрытой двери и сказала:
– Никита, уходи домой, нам не о чем говорить!
– Это я буду решать!!! Слышишь меня? Я мужчина, и я буду решать! Мила, никуда не уйду, пока не услышу, что ты задумала! Открывай, или я … всё здесь… Я твою собаку уведу!
Мама медленно подошла, обняла меня и сказала мирно, успокаивающе:
– Иди спать, доченька, пусть этот хмырь там беснуется. Илью упёк, а сам улизнул. Иди спать и не волнуйся. Как ты себя чувствуешь, Мирошка?
– Собаку жалко.
– А ты его не жалей. Не жалей. Он тебя не жалел, и ты брось.
– Я про Бандита, мама. Про мою собаку.
– Да на кой он ему сдался, твой старый пёс? Это ж он языком молотит от бессилия и злобы.
Она подошла к двери и громко сказала:
– А ну пошел отседова, кобель. Иди своим кобелиным языком чеши кому другому. Мирослава тебя видеть не хочет, и знать не желает. А только тронешь дверь или окно, в полицию звоню и отцу твоему Василию Иванычу! Иди, куда шел, плут шелудивый. Не тронь мою девочку, только лучше стало он тут, как тут! Кобелиная морда! Проспись, очухайся! Завтра с тобой сама поговорю поутру!
Мамины слова рассмешили. Или, я, может, просто удивилась, что она как заправский деревенский мужик Никиту отчихвостила.
Сразу же послышались удаляющиеся шаги и я улыбнулась.
А еще через минуту в моей бывшей спальне раздался звон разбитого стекла, громкий и такой страшный, осколки на пол еще долго сыпались.
Не дожидаясь, пока Никита влезет в окно, мать схватила в сенях какие-то грабли и побежала в мою бывшую спальню незваного гостя отгонять.
А я стояла словно каменная статуя, боясь даже слово сказать. Никогда такого у нас дома не было.
Наконец, отмерла и пошла посмотреть.
Мать его гнала, но Никита не уходил.
Несколько мгновений я смотрела, как она машет в окно палкой, а потом разворачивается и просит меня принести телефон, чтобы полицию вызвать.
Мне показалось, что мир перевернуться с ног на голову, и мой ласковый Никита ворвется к нам в дом, разрушая все вокруг.
В эти секунды, я забыла обо всем на свете, кроме этого слова и крикнула: «Мне было больно, ты, Никита знал, что мне было больно!!!»
Внезапно я поняла, что гормоны дают о себе знать. Я разозлилась. Впервые за много лет я очень сильно разозлилась, как солдат на войне, когда его товарища немцы убили.
Я обняла маму и попросила её не вызывать полицию, потому, что я хочу поговорить с этим плутом.
Подошла к окну. Внизу под дождем стоял Никита, поднял на меня светлое лицо.
«Лампа в глаза»
Я взяла настольную лампу, включила и направила на него. Под ногами хрустело стекло.
Никита сделал один шаг ближе ко мне. Затем еще один, и вот он уже дотянулся и положил руки на подоконник.
Направила лампу на руки и увидела след от обручального кольца такой светленький.
Он тут же протянул ко мне эти руки и почти прикоснулся, так близко я стояла.
– Мила… – простонал он – Смотри, до чего ты меня довела! Зачем ты так?
– Как? Я разве плохо себя веду? … Бью тебе стекла? … Угрожаю увести любимую собаку? … Свадьбу пытаюсь отменить?