Сердце, открытое любви

– Почему же тогда она не вернулась?

Задав вопрос, он сразу пожалел, решив, что тот прозвучал глупо. На лице Элис мелькнуло что-то новое. Сожаление? Может, он упустил что-то важное?

– Ее домом был Брэннокберн. К тому же она была молода, а сердце ее разбито. И ей нужна была помощь матери.

Разбитое сердце? Она была не единственной женщиной на свете, считавшей, что может укротить Андре Лорана. Он мог бы назвать ее полной идиоткой, если бы на эту тропу через десять лет не ступила его собственная сестра.

– Простите… – неожиданно сказала Элис. Ее извинения стали для Жюльена неожиданностью.

– За что?

Она покрутила прядь волос и покосилась на дверь, ведущую в комнаты.

– Вы потеряли сестру. У вас, должно быть, здесь семья. Мама? Я пришла в очень неподходящее время, у вас немало личных проблем. Простите еще раз. Поверьте, я бы не решилась, если бы представляла, что здесь происходит.

– Моей семьей была сестра, – спокойно произнес Жюльен. – И я потерял ее три месяца назад. Она умерла во время родов.

Тишина была давящей и напряженной. Элис не могла заставить себя поднять глаза. Значит, ребенок тоже умер? Он в один день потерял всех близких родственников, как и она? Впрочем, их ситуации нельзя сравнивать. Он знал сестру, любил ее, она же только собиралась познакомиться с отцом. Однако ей знакомо чувство, которое испытываешь, когда уходит самый дорогой человек на свете. Мама была еще молода и могла жить дальше, но она не знает, сколько лет было сестре Жюльена. Вероятно, около тридцати, учитывая возраст его самого.

В любом случае это страшная трагедия, и он во всем обвиняет ее отца, о чем, безусловно, сам жалеет. Она же приехала, чтобы заявить о своем родстве с Андре, неудивительно, что он не рад ее видеть. Может, Лоран был так же безрассуден на дороге жизни, так же любил рисковать, как и на гоночной трассе? Если бы сестра Жюльена погибла вместе с мужем, упреки в его адрес были бы объяснимы, но в чем он может быть виноват, если она умерла при родах тремя месяцами ранее?

По спине опять пробежал холодок. Может, он хотел, чтобы жена сделала аборт? В некотором смысле, такой вариант был возможен и в ее жизни. Вернее, своим рождением она обязана лишь нежеланию матери делать то, что казалось единственно правильным.

Тишина становилась невыносимой. Но внезапно ее нарушил звук, который в этой ситуации был совсем неожиданным.

Плач ребенка.

Глава 3

Элис застыла, во все глаза глядя на дверь. Жюльен побледнел, резко встал и прошел к выходу, не сказав ни слова. Не задумываясь о том, что делает, она поднялась и последовала за ним.

В комнате она увидела две группы людей, расположившихся в разных концах. Стоящие напротив друг друга мужчины в темных костюмах громко разговаривали. За спиной одного из них стояли две женщины; на той, что постарше, был передник, а молодая держала на руках младенца не более трех месяцев от роду. Именно такого возраста и должен быть племянник или племянница Жюльена.

Он быстро вошел в комнату, словно своим присутствием надеялся заставить всех замолчать. Когда он остановился, Элис была в нескольких шагах позади него.

Разумеется, люди заговорили по-французски, и она не поняла, о чем речь, но смогла уловить общий смысл происходящего. Очевидно, существовала какая-то проблема, и Жюльен не желал иметь к ней отношения. Даже не взглянув на ребенка, он подошел к мужчине, стоявшему напротив женщины постарше. Малыш орал все истошнее, и люди говорили все громче. Молодая девушка растерянно хлопала глазами и, кажется, была готова сама расплакаться.

Элис никогда не работала в ясельной группе, она занималась детьми постарше, но и ее опыта было достаточно, чтобы понять, что младенец болен. Плач временами прерывался кашлем, у него явно был насморк, и он часто тер глазки маленькими кулачками. Державшая сверток женщина – возможно, мать – отчаянно пыталась успокоить ребенка. Изредка она поднимала голову, смотрела на мужчин и оглядывалась по сторонам. В один из таких моментов Элис поймала ее взгляд и увидела в нем мольбу. Разумеется, она не смогла остаться равнодушной.

Она подошла ближе и протянула руки, предлагая отдать ей на время ребенка и передохнуть. Удивление сменилось облегчением, когда, незаметно для других, Элис взяла ребенка. Поспешив выйти из комнаты, она направилась обратно в оранжерею, чтобы дать шанс мужчинам поговорить спокойно и разорвать наконец порочный круг, ведь чем громче плакал ребенок, тем громче становились голоса, еще больше нервируя малыша.

– Все хорошо, милый, – приговаривала Элис. – Ты расстроился, да? Смотри, здесь прохладнее. Давай снимем одеяльце, и тебе не будет так жарко. Давай?

Таким тоном она разговаривала со всеми детьми, которые капризничали, но движения ее при этом были быстрыми и уверенными. Она проворно развернула ребенка, которому явно было жарко, похоже, у него температура.

– Ты ведь не замерзнешь, нет? – Она провела рукой по лбу малыша, приглаживая потные темные волосики. – Простуда очень неприятная штука, да, но знаешь, что я скажу?

Похоже, ее голос все же привлек внимание малыша, он громко икнул и открыл глаза, глядя прямо на Элис. Они были темными, но еще мутными, как бывает у новорожденных, поэтому нельзя было сказать точно, темно-синие они или карие.

– Простуда пройдет, солнышко, – улыбнулась Элис. – Через пару дней тебе станет лучше.

Она расстегнула несколько верхних кнопок его кофточки, чтобы малыш мог дышать свободнее, и свежий воздух чуть охладил кожу. Чудесным образом ребенок перестал плакать и затих, а она принялась укачивать его, тихо напевая колыбельную. Удивительно, как приятно прижимать к себе это крошечное существо. Неожиданно Элис ощутила себя комфортно в этом доме.

Глазки малыша закрылись, и через несколько минут она уже сидела на диване в оранжерее, держа на руках спящего ребенка.

Он спокойно посапывал во сне. Она несколько минут разглядывала его лицо. Кто же он? Скорее всего, ребенок Жюльена. А та молодая женщина его жена? Или подруга, ведь он сам сказал, что вовсе не обязательно выходить замуж, чтобы стать родителями. Если ее предположения верны, он резко упал в ее глазах, ведь, прежде всего, он должен был помочь, а не делать все, чтобы стало только хуже. Аргументов в его пользу Элис не нашла.

Через некоторое время тишина стала ее настораживать. Возможно ли, чтобы все куда-то ушли и оставили ее с ребенком одну? Повернувшись, она с ужасом увидела, что в дверях стоят пять человек и молча смотрят на нее.

Жюльен выглядел разозленным.

– Что, позвольте спросить, вы делаете? – спросил он ледяным тоном.

Разве не видно? Элис сочла разумным промолчать. Молодая женщина посмотрела на нее и опустила голову, словно точно знала, что Элис делает что-то не так. Жюльен сказал ей несколько слов, и она направилась к ребенку, но пожилая женщина взяла ее за руку, заставляя остановиться, и заговорила. Посыпались незнакомые слова, превратившиеся в поток, из которого Элис опять ничего не смогла понять. Закончив, две женщины и один из мужчин развернулись и удалились. Элис понимала, что на ее лице отразился немой вопрос, но Жюльен встал так, чтобы не встречаться с ней взглядом.

– Впервые за много часов малыш успокоился, – произнес он. – Пусть поспит, лучше сейчас его не тревожить.

– Он болен, мне кажется, у него температура.

– Врач уже едет.

Жюльен прошелся по оранжерее и остановился спиной к Элис.

Поколебавшись, через несколько минут она все же решилась заговорить первой.

– Как его зовут?

– Жак.

– Он ваш сын?

Жюльен повернулся к ней как-то очень медленно, и по его лицу она увидела, что он в высшей степени… потрясен. Будто его шокировала одна мысль о том, что у него может быть ребенок.

– Разумеется, нет. – Жюльен чуть повысил голос.

Элис нахмурилась.

– Тогда, почему он здесь? Чей он?

Жюльен закрыл глаза и покачал головой.

– Это сын моей сестры.

Настала очередь Элис испытать шок. Получается, Жак – его племянник. Сирота, за столь короткий срок потерявший обоих родителей, но, похоже, Жюльен не намерен стать его семьей и вообще не желает иметь к нему отношения. Все потому, что он сын Андре?

Ох… Наконец до Элис стало доходить очевидное. Раз этот малыш сын Андре, получается, он ее единокровный брат? Ее единственный родственник?

Элис любила детей и была готова помочь любому, оказавшемуся в беде, но внезапно в сердце зародилось совершенно иное чувство к ребенку, которого она держала на руках. Нечто новое, неожиданное, захватившее ее целиком.