Эдвард поравнялся с ней и, задыхаясь от волнения, сообщил:
– Легат отозвал дело короля в Рим. Папа сам будет выносить решение.
– Хвала Господу! – выдохнула Джейн. – Теперь у королевы есть шанс на справедливое решение.
– Король в ярости. Видела бы ты его лицо!
– Я бы предпочла увидеть госпожу Анну! Она была так уверена, что корона достанется ей. Ох, Эдвард, это обнадеживающая новость. Боже, пусть король поймет, какую ошибку он совершает.
– Это укротит амбиции госпожи Анны, – сказал брат, беря Джейн за руку и отводя в сторону от толпы придворных, быстро шедших по дорожке. – Только сегодня утром она сидела в личных покоях короля и рассказывала нам всем, что будет, когда она станет королевой. Для начала она добьется перевода Библии на английский. Бог мой, она жаждет реформы Церкви! О папе и кардинале Уолси она отзывалась уничижительно.
– Эта женщина весьма решительно настроена привести короля к погибели, – пробормотала Джейн. – Если она добьется своего, мы все последуем за ним. Меня это пугает. Разве мы обязаны терять свои бессмертные души из-за какой-то безрассудной девицы и ее опасных идей?
– Не падай духом, сестрица, – улыбнулся Эдвард. – Реформы могут пойти на пользу Церкви. Там есть злоупотребления, которые нужно исправить. Отчего богачам позволено покупать себе путь на небеса? И почему бы нам не читать Слово Божье на родном языке? Это не повредит нашим душам.
– Но толковать Писание положено священникам.
– Джейн, не все священники так набожны, как отец Джеймс, а некоторые едва обучены грамоте. Как могут они толковать своей пастве латинское Писание? Нет, я бы хотел увидеть реформированную Церковь, без недостатков.
Джейн вдруг заметила, что за ними кто-то наблюдает. Она оглянулась. Это была Нан Стэнхоуп. Она с нескрываемым интересом рассматривала Эдварда.
– Это слишком серьезная тема для беседы с таким прекрасным поклонником, – игриво сказала Нан.
– Он не поклонник! – воскликнула Джейн. – Госпожа Нан Стэнхоуп, позвольте представить вам моего старшего брата, сэра Эдварда Сеймура. Его только что назначили эсквайром тела к королю.
Эдвард поклонился. Когда он поднял голову, Джейн заметила, что брат смотрит на Нан так, будто она была объектом, достойным удивления, и глаза его, такие холодные в последнее время, потеплели.
«Не может этого быть, – сердито думала Джейн, без сна ворочаясь в постели. – Не мог Эдвард влюбиться в Нан Стэнхоуп. Нашел кого выбрать! Почему его не привлекла милая Джоан Чепернаун, или Марджери, или Бесс? Зачем он ищет близости с такой злоязычной, взбалмошной и неприятной женщиной?» Не то чтобы он слишком явно демонстрировал свое увлечение ею, сама Нан вешалась на него уже две недели. Фрейлины принимали участие в ежегодном летнем объезде королевства, правда на этот раз не с самого начала: уже проделав часть пути, король неохотно вызвал королеву в Вудсток, чтобы она присоединилась к нему, двору и госпоже Анне. Джейн становилось дурно, когда она видела ухаживания Эдварда за Нан Стэнхоуп, так же неприятно было открытое выражение королем преданности Анне Болейн.
Наступил сентябрь. Двор теснился в небольшом охотничьем доме в Графтоне. Фрейлины с трудом разместились на чердаке. В тот же день прибыли кардиналы. Легат должен был попросить у короля официальное разрешение на отъезд. Все полагали, что Генрих откажется принимать Уолси, но нет, он встретил его с распростертыми объятиями, словно никакого разлада между ними не произошло. Двор бурлил спекуляциями на тему, будет ли Уолси восстановлен на прежних высоких постах. Госпожа Анна и ее приверженцы ходили с сердитыми лицами, не оставляя никому сомнений в том, что уж они-то сбили бы с кардинала спесь, если бы могли.
На следующий день после обеда Генрих и Анна поехали на охоту. Из открытого окна, выходившего во двор, Джейн наблюдала, как король с улыбкой прощается с кардиналами, которые должны были отправиться в Лондон вечером того же дня, и услышала, как Генрих сказал Уолси, что еще увидится с ним по возвращении. Она заметила хитрое выражение на лице госпожи Анны и не удивилась, когда час отъезда кардиналов настал, а король так и не вернулся. Джейн и другие фрейлины находились при королеве, которая, как могла, пыталась развлечь гостей. На морщинистом, осунувшемся лице Уолси застыло выражение унылого разочарования, в глазах читалось крушение всех надежд. Наконец ему не осталось ничего другого, кроме как попрощаться. Наступали сумерки, им нужно было ехать.
Через несколько часов, когда Джейн была уже в постели, охотничья партия вернулась.
Новый посол императора представлялся королеве. Джейн присутствовала на аудиенции и наблюдала за ним. Его предшественник оказывал Екатерине большую поддержку, и королева была сильно опечалена отъездом испанца, однако по теплому выражению лица госпожи было видно, что прибывший на смену мужчина, посланный ее племянником, императором Священной Римской империи, королем Испании и самым могущественным правителем в христианском мире, ей нравится. Джейн мессир Шапуи тоже приглянулся. Она предположила, что ему около сорока, и обнаружила, что не может оторвать глаз от его худого подвижного лица; девушку очаровали искренность и восхищение, с которыми он говорил с королевой, уверяя ее в любви императора и его готовности заботиться об интересах старшей родственницы. Джейн надеялась, что интуиция ее не обманывает и этот новый посол встанет на сторону Екатерины и будет защищать королеву так же рьяно, как и его предшественник. Заверения Шапуи подтверждали, что он стремится к правде и справедливости. Джейн ощутила в нем силу, мудрость и даже страсть. Когда посол удалился, госпожа выглядела намного более счастливой.
Господь знает, как она нуждалась в ободрении. Король принялся докучать ей мелкими придирками, изводить угрозами. Ей не позволят видеться с дочерью; запретят появляться при дворе; он обрушит на нее всю мощь закона. Так он кричал на супругу за дверями ее кабинета. Фрейлины слышали это. Анна Болейн теперь не соблюдала правил вежливости по отношению к королеве, отпускала ядовитые замечания и делала мрачные намеки на планы мести. Для доброй госпожи Джейн жизнь превратилась в ночной кошмар, и тем не менее королева терпеливо сносила все.
Они вернулись в Гринвич и пробыли там совсем немного, когда Эдвард пришел повидаться с сестрой. Обычно Нан являлась вместе с ним, тряся своими кудрями, но сегодня он был один. Пользуясь хорошей погодой, необычайно мягкой для декабря, брат с сестрой отправились на прогулку в дворцовый сад и сели на каменный борт чаши фонтана.
– Ты знаешь, что кардинала лишили должности лорд-канцлера, – сообщил Эдвард. – Его обвинили в том, что он позволил папе вмешиваться в дела Англии.
Джейн была потрясена. Такого она еще не слышала. Новость, вероятно, была совсем свежей.
– Разве папе не положено по закону заботиться о делах Англии?
– Очевидно, теперь нет. Джейн, это повод радоваться. Падение Уолси – победа для тех из нас, кто хочет добиться реформ в Церкви. Нан со мной согласна. – Он изложил подробнее то, что ему было известно.
«В чем тут победа? – недоумевала Джейн. – Старого сломленного человека лишили всего имущества и прогнали от двора». Трудно было поверить, что так обошлись с прежде всемогущим кардиналом, слово которого не уступало в весе слову короля. Она не особенно любила Уолси, не одобряла его жадность и страсть к мирскому, но этот человек олицетворял собой стабильность Церкви и неизменность традиций, которые мало-помалу расшатывались.
– Король забрал себе дом Уолси в Вестминстере и переделывает его под дворец для мистресс – простите, леди Анны.
Да, теперь все они должны были называть ее так, потому что отца Анны Болейн недавно сделали герцогом Уилтшира и Ормонда. Она была некоронованной королевой, и Джейн кипела яростью из-за несправедливости, творимой по отношению к Екатерине.
Эдвард не мог ее утешить. Всем было известно, на чьей он стороне. Джейн понимала, что пытаться изменить его бесполезно, поэтому при редких встречах с братом старательно избегала обсуждения этой темы.
– На самом деле я пришел к тебе не только рассказать об Уолси, – продолжил Эдвард, и щеки его вспыхнули. – Есть кое-что еще. Я хочу жениться на Нан. – («Только этого не хватало», – подумала Джейн, но разве она не была готова к такому «сюрпризу»?) – Я был дома. Виделся с Кэтрин. Пытался убедить ее стать монахиней и дать мне свободу, но она отказалась. Честное слово, теперь мне понятны чувства короля!
Что могла сказать Джейн, чтобы не навредить? Брат сурово обошелся с Кэтрин и теперь собирает вторую жатву своей жестокости.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Эдвард. – Но она предала меня, Джейн. Это нельзя простить.
– Прошло уже два года, – заметила Джейн, сожалея, как с ней часто бывало, что за это время не сделала больше для Кэтрин. – Ты не можешь найти в себе душевных сил, чтобы простить ее? Мать простила отца. И мальчикам нужна мать.
– Она у них будет – Нан, как только я обрету свободу.
– Нан?
«Она постарается лишить детей наследства, как только сможет запустить в него свои цепкие пальцы. Эта женщина всегда была эгоистичной и амбициозной; она будет думать только о своих сыновьях».
– Да, Нан. Я знаю, ты недолюбливаешь ее, Джейн, но она оказала мне большую поддержку. Это она заставила меня пойти к королю и попросить его восстановить Кэтрин в правах наследства.
– И ты не открыл ему всей правды?
«Господи, хоть бы он и Нан ничего не сказал!»
– Я говорил с его милостью конфиденциально. Он проявил большое участие и сказал: это несправедливо, что я теряю часть наследства жены из-за ее непристойного поведения.
– Твое недостойное поведение тоже тому виной, Эдвард! – не удержалась Джейн от напоминания. – И ты опозорил отца, рассказав все королю! Не могу поверить, что ты мог так поступить.
– Джейн, на кону большие деньги, и мне нужна помощь его милости. Я сказал ему, что мы решили никогда не упоминать о том, что случилось, и он согласился представить парламенту дело так, что меня лишили наследства из-за любовных похождений моей супруги. Никакие имена не будут упомянуты.
– Представить парламенту! Тогда весь мир узнает, что Кэтрин изменила тебе.
– Да, но никто не узнает, что она изменила мне с моим отцом. Я уверяю тебя в этом так же, как король заверил меня.
– Ты сказал только королю? Не Нан?
Эдвард отвел взгляд:
– Разумеется, она должна была обо всем узнать, если мы решили пожениться.
Джейн встала:
– Значит, ты ей рассказал?
– Да.