Игра отражений

– К сожалению.

Близнецы умолкли. Воины за столом хохотали, от очага тянуло вкусным запахом жареного мяса и золы, на которую капал жир.

– Мы слишком мало знаем о наших соседях, чтобы строить какие-то планы, – наконец нарушила молчание Рангхиль.

– Нам никогда не требовалось знать о них много.

– Пока был жив отец…

– Да.

Олафа Миккельсена, громадного, с виду злого, словно сошедшего с небес скандинавского бога, боялась вся округа. При нем Кенельм не осмеливался выказывать свои претензии столь явно. Полунамеки, шутки – вот все, что он мог.

– Мне стоит написать тэну Лефстану, – предложила Рангхиль.

– И верно, – оживился Роалль, – он давно не приезжал к нам! Мы устроим пир в честь его приезда.

– У меня нет в том сомнений, но я хочу позвать его не за этим. Он знает, кажется, всех людей в мире. Он расскажет нам о Кенельме и других Олдхамах. Мы должны знать своих… соседей.

– Ты хотела сказать – врагов, – усмехнулся Роалль. Эта его ухмылка, когда уголок рта вздергивался, а губы растягивались, приоткрывая белые зубы… В такие моменты молодой тэн напоминал хищника, готового вцепиться в горло.

– Да, но не сказала. Я надеюсь, что мы не станем врагами.

Рангхиль поднялась. Было далеко за полночь, кое-кто из воинов уже храпел прямо под лавками, а утро в замке начиналось рано. Иногда и ночь завершиться не успевала.

– Хорошо, – Роалль посмотрел на нее снизу вверх, – напиши ему. Я буду рад видеть старого Дефстана.

Рангхиль кивнула и пошла к лестнице, ведущей наверх, к ее комнате. За спиной у девушки раздался нестройный, возглавляемый единственным местным певцом хор голосов:

– Дали в жены дивну
Девицу за деньги
Храбру, мне-де равну,
Храфну достославну.
Мне к дому в буре бранной
Выл Адальрад преградой.
Оттого-то воин
Слова едва и вяжет![8 - Цитата из песни скальда Гуннлауга Иллугасона. Перевод С. В. Петрова.]

Ранди впервые не понравилась эта песня.

Глава 2

Тэн Лефстан был именно тем человеком, из-за которого отношение семьи Миккельсенов к саксам оставалось добрым. Этот мужчина, преклонных уже лет, но неиссякаемой бодрости духа и силы, дружил с Олафом, а после его смерти дружил с его детьми. Он владел землями к западу от надела Миккельсенов и являлся тем соседом, с которым приятно было иметь дело. На него можно было положиться если бы кто-нибудь вздумал отвоевать часть земель, только вот людей у тэна Лефстана имелось совсем немного. Хороших воинов – и тех всего человек тридцать, и все пешие, – а саксы теперь чаще воевали верхом, провозглашая преимущество конницы. Им не особо верили (кто же по доброй воле возвысится над сражающимися, где ты и стрелам открыт, и копьям!), однако нельзя не признать, что равное количество конных и пеших, выставленных друг против друга, сходились с довольно тревожащим результатом. А уж насколько быстро могла перемещаться конная армия! Роалль, к примеру, старался развести побольше коней и научить своих дружинников верховому бою, однако лошадь – удовольствие дорогое. И растет она не один год. А если приходится коней еще и королю отдавать… Даже после смерти отца, по заведенному правилу, пришлось лошадей преподнести в дар – двух неоседланных, двух в полной сбруе. А еще вступающий в права наследования Роалль отослал в Лондон два меча, четыре копья, четыре щита, шлем, доспехи и пятьдесят манкусов[9 - Англосаксонская монета достоинством в 30 пенсов.] золота – но об оружии и деньгах не жалел, а вот о конях очень.

Тэн Лефстан в Данелаге своих земель пока не утратил и с удовольствием навещал Миккельсенов, да и к себе приглашал. В его замке, маленьком и тесном, Рангхиль, тем не менее, любила бывать. Там было уютно. Однако сейчас отправляться к тэну Лефстану нельзя – не хотелось покидать свои владения. Лучше пригласить его сюда, устроить пир, как предлагает брат, и расспросить после нескольких кубков медвяного эля.

Рангхиль отправила письмо следующим же утром. Она радовалась, когда отец решил, что его наследники оба должны уметь читать, писать и знать счет; это облегчало ведение хозяйства и просто было приятным и полезным умением. Книги к Миккельсенам попадали редко и стоили очень дорого, но те, что имелись в заветном сундуке, Ранди бережно хранила. А составить письмо старому другу означало получить удовольствие от написания и порадовать старика. Тэн Лефстан ценил уважение, и послание, переданное не на словах, а в запечатанном свитке, совершенно определенно это уважение показывало.

Поэтому неудивительно, что через два дня после того, как письмо было отправлено, на западной дороге, ведущей к замку, показалась цепочка людей. Конными были двое – сам тэн Лефстан и дружинник Роалля, отосланный с приглашением. Впереди пешком шествовал знаменосец, несший стяг с гербом тэна Лефстана, а за всадниками – человек десять саксонских воинов. Все это были давние знакомцы, и замок оживился, готовясь к приему добрых гостей.

Роалль, с утра ездивший вместе с Хальдором на соколиную охоту, уже возвратился и стоял на пороге дома рядом с Рангхиль. Он окинул ее внимательным взглядом и улыбнулся:

– Твое платье мне нравится.

– Ты видел его много раз, – она тоже улыбнулась брату.

– От этого оно не перестало нравиться мне.

Платье было по нраву и Рангхиль – темно-зеленое, как дубовая листва в августе, отороченное серебряной лентой и с вышитыми цветами на воротнике. Швея скроила платье так удачно, что высокая и довольно крепкая Ранди смотрелась в нем невесомой и хрупкой, словно лесная фея. О феях ей рассказывали саксы – у них тут, оказывается, на холмах чего только не водилось. Страшно из дому выйти, особенно ночью, особенно при луне.

– Я смотрю на тебя и думаю: счастлив будет тот, кто назовет тебя своей, – продолжил между тем Роалль.

Рангхиль нахмурилась.

– Ты намекаешь на что-то, брат мой?

– Ни в коем случае! – он принял столь невинный вид, что сразу стало ясно: конечно же, намекает. – Я просто замечаю, как идут дни. Быстро, быстро…

Ранди знала, что он никогда не поступит против совести. Никогда не велит ей выйти за человека, о котором она скажет: «Нет», – если не возникнут на пути непреодолимые обстоятельства, и от этого брака не будет зависеть выживание всех. Бывают ситуации, которые сильнее личных желаний. Но по доброй воле Роалль никогда бы так не сделал. Слишком хорошо близнецы знали друг друга, слишком сильной была между ними родственная связь, чтобы брат мог жестоко поступить с сестрой. Однако беспокойство Роалля можно понять: если ему, двадцатилетнему воину, можно подождать и не брать пока никого в жены, то для Ранди время уже проходит. И в голосе брата слышится не только смех, но и тревога.

Что ему сказать? Что ее сердце не созрело для любви? Что ей не хочется покидать замок Миккельсенов и отправляться к человеку чужому, у которого заведены свои порядки и которому нужно… подчиниться? Да и не смогла бы она. Сейчас Рангхиль была свободна – настолько, насколько может быть свободна женщина данов, живущая на английской земле. И добровольно поступиться этой свободой нелегко. Если бы она знала, ради кого так сделать!

Только вот она еще этого человека не встретила.

– О любви поют скальды[10 - Древнескандинавский поэт-певец.], но, возможно, ее и вовсе нет на свете, – пробормотала Рангхиль. Роалль хотел что-то возразить ей, и она ткнула его кулаком в бок: тэн Лефстан как раз въезжал в ворота.

Он спрыгнул с лошади и пошел к встречающим его близнецам: огромный, словно медведь, в подбитом волчьим мехом плаще, хотя была жара, сгреб их обоих в объятия и прогудел над головами тяжелым колоколом:

– Вот так счастье пришло ко мне! Миккельсены позвали меня в дом!

– Еще не в сам дом, а только на порог, – засмеялся брат где-то в складках монументального плаща, и тэн Лефстан, заслышав этот сдавленный смех, наконец, отпустил Роалля. Ранди сакс прижимал к себе чуть дольше, но и ей через пару мгновений даровал свободу. Говорили они на саксонском – из уважения к гостю, к тому же данский язык сосед понимал плохо, а говорил и того хуже. – А теперь заходи, тэн, и будь дорогим гостем в нашем доме.

– Будьте желанным гостем, – кивнула и Рангхиль, и тэна с его свитой пропустили в длинный зал.

Прежде чем говорить о делах, следовало выполнить ряд условий, без которых хорошая беседа не начинается. Проще говоря – обед, переходящий в ужин, и ужин, переходящий в завтрак. Рангхиль надеялась, что где-то между ужином и завтраком удастся вставить словечко, однако надежда эта была слаба. Тэн Лефстан славился не только своей мудростью и редкой удачливостью, но и способностью поглощать огромное количество съестного и эля.

В зал принесли еще несколько длинных столов и скамеек, за которыми смогли разместиться люди обоих владетелей. Шум поднялся невообразимый: когда в одном месте собирается много мужчин, которые, к тому же, не виделись целую вечность – с апреля! – то все они стремятся перекричать друг друга, дабы поведать новости. Ранди взяла на себя честь прислуживать брату и гостю. Она подливала эль в их кубки, подносила мужчинам самые вкусные блюда, над которыми на кухне трудились с позавчерашнего дня, и лично отрезала острым ножом по громадному куску от жарившегося над очагом поросенка. Тэн Лефстан наблюдал за нею с удовольствием, и его взгляд так временами напоминал отцовский, что Ранди невольно вздрагивала. В такие моменты она чувствовала, как сильно ей не хватает отца.

Говорили о всяком: о соколиной охоте, грядущем сенокосе, погоде, походах и королевских причудах. Тэн Лефстан рассуждал немногословно, но со знанием дела; Рангхиль всегда замечала за ним, что, несмотря на кажущуюся громогласность, он больше слушает, чем говорит. Потому, наверное, и знает так много. В обществе, где все стараются друг друга перекричать, как вот сейчас за нижними столами, искусство навострить уши и извлечь выгоду из услышанного весьма ценно.

– Слыхал новости из Уэльса, – неторопливо рассказывал тэн Лефстан. – Говорят, Грифид ап Аливелин нанес поражение Грифиду ап Ридерху и вернул себе Дехейбарт. Также говорят, что он заключил союз с Эльфгаром, знакомым вам эрлом Мерсии и сыном Леофрика, который был изгнан из своих владений эрлом Гарольдом. А еще слышно, будто все они собираются пойти на Херефорд.

– И выступить против эрда Ральфа? – удивился Роалль. – Но у него же укрепленный замок, и армия вооружена на нормандский манер! Это преимущество.

– Да, но что только не творит жажда справедливости! – заметил Лефстан. Ранди иногда не могла понять, шутит он или говорит серьезно.

Рангхиль прислушивалась к беседе мужчин, однако не так тщательно, как обычно. Ее занимали собственные мысли. Как скоро можно будет пригласить тэна Лефстана покинуть длинный зал и отправиться туда, где можно поговорить без помех?

Случай представился лишь несколько часов спустя, когда за порогом уже сгустились летние сумерки, тягучие и сладкие, как темный мед. Тэн Лефстан завершил свой рассказ о Иорвике, где успел побывать в мае, и спросил Роалля: