– Не важно. – Он заставил жену лечь в постель и обложил ее подушками. – Послать за твоими дамами?
Она знала, что супруг заботится только о нерожденном ребенке, а до ее горя ему нет дела. Алиенора была одинока в своей скорби, но все же протянула к нему руку:
– Пожалуйста, останься со мной.
Генрих хотел было уйти, но, поколебавшись, со вздохом забрался на кровать, лег и обнял ее, устроив подбородок на ее плече. Она чувствовала, как шею покалывает его борода, ощущала тепло его дыхания, и это было хоть какое-то утешение. Лежа в его объятиях, она вспоминала, как они с Петрониллой крепко прижимались друг к другу в их детской постели. Алиенора помнила запах свежего белья и ночных сорочек, нежной кожи, спутанных волос. Девочки хихикали под одеялом, засыпанным хлебными крошками и заляпанным липкими пятнами меда, который они потихоньку таскали со взрослого стола; однажды умыкнули даже кувшин с вином. Шепотом поверяли друг другу секреты, делились надеждами и мечтами. Давным-давно и далеко-далеко. Как они были наивны и невинны! Тесно прижавшись к сильному телу мужа, Алиенора не решалась заплакать, ибо знала, что, начав, остановиться не сможет.
Глава 9
Дворец Бомонт, Оксфорд, июль 1157 года
– Госпожа, я привела кормилицу. – Изабелла поманила рукой молодую женщину на сносях, которая ждала на пороге комнаты, смиренно опустив глаза и сцепив руки на огромном животе. – Это госпожа Годиерна из Сент-Олбанса, женщина достойная во всех отношениях. Ее рекомендуют многие, не только я. – Она сделала знак повитухе, что та тоже может войти.
Молодая женщина с трудом присела в реверансе. Ее волосы благочестиво скрывал вимпл из беленого полотна. У нее была светлая гладкая кожа и белые руки с коротко обрезанными чистыми ногтями. На пальце блестело простое обручальное кольцо, но других украшений она не носила.
– О тебе очень хорошо отзываются, – обратилась к ней Алиенора, улыбаясь Изабелле, которая, вместе с повитухой Алисой, взяла на себя труд найти подобающую кормилицу для королевского отпрыска. На эту роль предлагали себя многие женщины, но мало кто из них отвечал всем требованиям. – А кто твой муж?
– Я вдова, госпожа, – негромко, но с достоинством произнесла Годиерна. – Мой муж был сержантом и служил у епископа Сент-Олбанса. Он умер от подагры, прежде чем я узнала, что жду ребенка. Сейчас живу с матерью.
Хорошо. Значит, ей не нужно ублажать мужчину.
– Дай мне осмотреть тебя.
Годиерна неторопливо расстегнула платье и спустила его вместе с нижней рубашкой, обнажив тяжелую белую грудь с проступающими голубыми венами, бледно-коричневыми сосками и крупными ареолами. Женщина была в теле, но не толстуха, живот ее уже сильно выдавался вперед.
– Одевайся, – сказала Алиенора. – Я не вижу в тебе изъянов и возьму тебя кормилицей для малыша, когда придет время. Мой канцлер проследит, чтобы тебе заплатили.
Застегнув платье, Годиерна снова сделала реверанс, и повитуха тут же увела ее из комнаты. Алиенора повернулась к Изабелле:
– Мне она понравилась, спасибо.
– Рада, что вы ее одобрили. – Изабелла наморщила нос. – Так много женщин предлагали свои услуги. Я никогда не видела столько беременных, но ни одна из них не годилась. Годиерна оказалась единственным зерном среди плевел.
Алиенора усмехнулась:
– Осенью всегда рождается много детей. Рождественские гулянья и темные зимние дни способствуют появлению богатого урожая в пору жатвы.
Изабелла промолчала. Может, это и касалось других женщин, но не ее.
Они с Алиенорой отправились с шитьем в сад, чтобы заняться вышиванием при ярком свете летнего дня.
– Как вы думаете, король вернется к тому времени, когда вам рожать? – спросила Изабелла, как только они уселись.
Алиенора взяла из шкатулки для рукоделия моток шелковых ниток.
– Обещал, но у Генриха слова часто расходятся с делом.
Уладив пограничные разногласия с Шотландией, король двинулся покорять валлийского правителя Оуайна Гвинеда и с этой целью повел войска к замку Рудлан. От него давно не приходило вестей, но Алиенора была уверена в успехе мужа. В этот раз они расстались довольно мирно. Перед его отъездом супруги снова сблизились, вместе посетили мессу в бенедиктинском аббатстве Сент-Эдмендс с его роскошным алтарем из кованого серебра с драгоценными камнями. После этого Генрих отправился в Уэльс, а Алиенора поехала в Оксфорд, где коротала время до рождения их четвертого ребенка. Она уловила беспокойство в вопросе Изабеллы и почувствовала легкое раздражение.
– Нельзя так опекать мужа, ты же ему не мать. Он в состоянии сам позаботиться о себе.
Изабелла изумленно взглянула на нее и смущенно потупилась:
– Какое-то время я была ему почти матерью.
Лицо Алиеноры выразило удивление, но она ничего не сказала – в иные минуты лучше промолчать.
Изабелла вздохнула и расправила плат под напрестольный крест, который расшивала шелковыми нитками.
– Мой отец однажды уехал на войну и не вернулся. Я не хочу так же скорбеть по мужу.
– Такова участь мужчин, их жизнь сопряжена с риском, надо смириться с этим, – отрезала Алиенора.
– Я знаю и пытаюсь уговаривать себя, но все же волнуюсь. Когда нас поженили, он был еще мальчиком. Я тоже была очень молода, но уже созрела для брака, а он еще нет. Мне приходилось утешать его и утирать его детские слезы. Поэтому я всегда относилась к нему по-матерински.
Алиенора колебалась: выразить ли подруге сочувствие или намекнуть, что той пора оторвать мужа от своей юбки. В конце концов сочла за лучшее проявить деликатность и прикоснулась к рукаву Изабеллы:
– Я не могу сказать тебе, когда он вернется. Это зависит от короля. Подумай лучше о том, что Гильом привезет с собой мешок грязного белья в стирку, по ночам станет стягивать на себя одеяло, – есть о чем горевать.
Изабелла изобразила бодрую улыбку.
– Я буду вспоминать ваши слова каждый раз, когда во мне проснется наседка; особенно про грязное белье, – заверила она Алиенору, но ее грустные глаза нисколько не повеселели.
* * *
Плечи Амлена зудели, как будто с внутренней стороны кольчугу покрывали мелкие шипы и пронзали стеганый подлатник. Удушливая августовская жара пропекала все тело под доспехами, но пуще жары Амлена терзала тревога. Генрих с конным отрядом двинулся короткой дорогой через лес Кеннадлог, а основные войска и обозы с припасами отправил по берегу. В результате такого маневра он намеревался вынырнуть в тылу у Оуайна Гвинеда около Басингверка, окружить его и вынудить сдаться.
Проводники-валлийцы, недоброжелатели Оуайна, вели англичан нехожеными тропами, узкими и извилистыми. Томительный зной обременял всадников, словно лишний груз. Там, где деревья были повалены, проглядывало небо, темная лесная зелень разбивалась золотыми солнечными заплатами, и воздух становился свежее. Казалось, они попали в потусторонний мир, и хотя Амлен часто охотился в густом лесу, этот пейзаж выглядел неведомым и опасным.
Впереди Амлена размахивал хвостом гнедой конь Генриха, чтобы отогнать тучу гнуса. Пот сочился из кожи животного и пенился у поводьев. Коннетабль Эсташ Фицджон скакал слева от Генриха, крепко держа поводья своего норовистого вороного жеребца. Фицджон был слеп на один глаз и все время ерзал в седле, рассматривая дорогу. Возглавлял отряд Генрих Эссекский с королевским штандартом в руках.
Гильом Булонский рядом с Амленом наклонился в седле и потер поврежденную ногу.
– Валлийцы в лесу как дома. – Он поморщился от боли. – Не то что я.
– Ты уже встречался с ними в бою? – Амлен промокнул потный лоб рукавом.
– Нет, но бывалые вояки рассказывали о них у костра, а приграничные бароны нанимают валлийских лучников и солдат для кортежа. У них нет больших городов, живут в деревнях, разводят скот и питаются мясом и молоком. Они не рвутся воевать, потому у них нет сильной армии. Зато они незаметно передвигаются по лесу, словно призраки, и стрелы их коварны, как тать в ночи.
Амлен подивился тому, как высокопарно выражается Гильом.
– Зато мы отважно обнажаем мечи при свете дня, – напористо возразил он. – Мы – грозная сила с выносливыми конями и неприступными стенами замков.
– Не спорю, но я бы предпочел находиться под защитой этих стен, потому что мы здесь чужаки, а валлийцам каждая кочка помогает.
Внезапный треск сучьев заставил всадников схватиться за оружие, но Генрих вдруг расхохотался и указал на двух спаривающихся в листьях ясеня голубей. Рыцари вздохнули с облегчением, успокоились, стали посмеиваться и обмениваться неловкими взглядами. Они все еще улыбались, когда в воздухе со свистом пронеслась стрела, вонзилась прямо Эсташу Фицджону в лицо и рассекла скулу, из которой фонтаном брызнула кровь. Дозорный, шедший впереди отряда, вскрикнул и упал с лошади; в груди его качалось древко другой стрелы. Прямо над ухом Гильома Булонского просвистел дротик и с глухим звуком впился в дерево, отчего конь Гильома вскинул голову и рванулся вперед.
Амлен дотянулся до щита и прикрыл им левое плечо. Вытаскивая меч из ножен, он почувствовал, как что-то звонкое дважды воткнулось в обтянутую парусиной доску. Повсюду уже гудели, как сердитые шершни, стрелы, сея гибель и сумятицу. В стремительной атаке валлийцы выскочили из засады, вооруженные метательными дротиками и длинными ножами, стараясь покалечить коней и стащить рыцарей на землю. Все больше и больше воинов, выкрикивая боевые кличи, спрыгивали с деревьев прямо в седла английских лошадей, и вскоре они уже роились всюду, как осы.