Жены и дочери

– Для вас, должно быть, это нелегкое испытание – второй брак вашего отца, но вы увидите: Клэр – милейшая женщина. Она всегда позволяла мне делать все, что я захочу, и я не сомневаюсь – то же самое будет и с вами.

– Я постараюсь полюбить ее, – тихо сказала Молли, изо всех сил пытаясь сдержать слезы, которые в это утро то и дело навертывались ей на глаза. – Я еще слишком мало знаю ее.

– Вам несказанно повезло, моя дорогая, – заявил лорд Камнор. – Вы становитесь юной дамой, и очень хорошенькой юной дамой, если позволите старику сказать вам это, и кто лучше, чем жена вашего отца, сможет вывозить вас в свет, показывать на людях, сопровождать на балы и всякое такое? Я всегда говорил, что брак, который сегодня будет заключен, – самое правильное и прекрасное решение, и для вас даже больше, чем для них обоих.

– Бедное дитя, – сказала леди Харриет, заметив встревоженное лицо Молли, – мысль о балах ей сейчас не по силам. Но вы будете рады обществу Синтии Киркпатрик – правда, дорогая?

– Да, очень, – ответила Молли, немного ободряясь. – Вы ее знаете?

– О, я ее очень часто видела, когда она была маленькой девочкой, и раз или два после этого. Она была тогда прехорошенькая, и ее глаза, если я не ошибаюсь, обещали в будущем большие беды. Но Клэр держала ее довольно строго, когда бывала у нас. Вероятно, опасалась, как бы она не вызвала неудовольствия.

Прежде чем Молли смогла задать следующий вопрос, подъехали к церкви, и они с леди Харриет сели на скамью у двери в ожидании невесты, в свите которой должны были прошествовать к алтарю. Граф отправился один привезти невесту из ее дома в четверти мили от церкви. Миссис Киркпатрик было приятно, что ее ведет к алтарю граф, приятно, что его дочь вызвалась быть подружкой невесты. В упоении от этих маленьких почестей, на пороге брака с человеком, который был ей приятен и который теперь был обязан содержать ее, она без каких-либо собственных ее трудов и усилий сияла счастьем и красотой. Легкое облачко набежало на ее лицо при виде мистера Престона, очаровательная улыбка несколько померкла на губах, пока он шел к алтарю следом за мистером Гибсоном. Но в лице Престона ничто не изменилось, он серьезно и почтительно поклонился ей, и после этого его вниманием, казалось, полностью завладела служба. Десять минут – и все было кончено. Новобрачные вместе поехали к барскому дому, мистер Престон отправился пешком по короткой дороге, а Молли опять оказалась в карете с милордом, который потирал руки, довольно посмеиваясь, и с леди Харриет, пытавшейся проявить доброту и сочувствие, когда лучшим утешением могло бы стать ее молчание.

Молли, к своему огорчению, узнала, что возвращаться ей предстоит вместе с лордом Камнором и леди Харриет, когда они вечером поедут в Тауэрс. Между тем, лорду Камнору нужно было заняться делами с мистером Престоном, и после того, как счастливая пара отбыла в недельное свадебное путешествие, Молли оказалась наедине с внушающей ей робость леди Харриет. После того как все разъехались и они остались вдвоем, леди Харриет расположилась в гостиной у камина, заслонив лицо экраном от его жара, и несколько минут пристально глядела на Молли. Чувствуя на себе этот продолжительный взгляд, Молли собиралась с духом, чтобы ответить на него, и тут леди Харриет вдруг сказала:

– Вы мне нравитесь. Вы дикий зверек, и я хочу вас приручить. Идите сюда и сядьте на эту скамеечку около меня. Как ваше имя? Или, как говорят в северных графствах, – как вы зоветесь?

– Молли Гибсон. Мое настоящее имя – Мэри.

– Молли – милое, мягко звучащее имя. Люди в прошлом веке не боялись простых имен. А сейчас мы все такие элегантные и утонченные: никаких больше «леди Бетти». Странно, что еще не переменили названия шерстяных и бумажных ниток, которые носят ее имя. Только представьте себе: «Бумажные нитки „Леди Констанция“», «Шерстяные нитки „Леди Анна-Мария“».

– Я не знала, что есть бумажные нитки «Леди Бетти».

– Это показывает, что вы не вышиваете. Но вот увидите, Клэр засадит вас за вышивание. Меня она заставляла делать вышивку за вышивкой – рыцари на коленях перед дамами, диковинные цветы. Но надо отдать ей справедливость: когда мне это надоедало, она заканчивала вышивку сама. Хотела бы я знать, как вы с ней уживетесь?

– И я бы хотела, – еле слышно вздохнула Молли.

– Я одно время думала, что управляю ею, пока однажды у меня не возникло неприятное подозрение, что на самом деле она управляет мною. Все же позволить собой управлять – легкая работа, по крайней мере, пока не осознаешь этого процесса, а тогда он может стать забавным, если рассматривать его в таком свете.

– Я бы не потерпела, чтобы мною управляли, – возмутилась Молли. – Ради папы я буду стараться делать так, как она пожелает, если только она будет говорить мне об этом прямо, но мне бы не хотелось, чтобы меня во что-то заманивали, как в ловушку.

– Что до меня, – сказала леди Харриет, – то я слишком ленива, чтобы избегать ловушек, и я, скорее, люблю примечать искусство, с каким они поставлены. Но при этом, конечно, я знаю, что если сочту нужным приложить усилия, то сумею прорваться сквозь путы, которыми меня пытаются связать.

– Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, – сказала Молли.

– О, это… а впрочем, не важно. Пожалуй, вам лучше и не понимать. Мораль всего, что я говорила, такова: «Будьте хорошей девочкой, позвольте собой руководить, и вы найдете в своей новой мачехе милейшее создание». Я не сомневаюсь, что вы прекрасно с ней поладите. Как вы поладите с ее дочерью – это совсем иное дело, но, возможно, и очень хорошо. А теперь позвоните, чтобы принесли чай, – я полагаю, после такого обильного завтрака второй завтрак не предполагается.

Как раз в эту минуту в комнату вошел мистер Престон, и Молли, помня, как накануне вечером он намекал на свои дружеские отношения с ее светлостью, была слегка удивлена тем, насколько холодно обошлась с ним леди Харриет.

– Не переношу таких людей, – сказала она, едва ли не раньше, чем за ним закрылась дверь. – Изощряется в галантности перед теми, к кому обязан проявлять лишь простое уважение. Я могу с удовольствием разговаривать с кем-нибудь из работников моего отца, а в разговоре с человеком вроде этого беспородного щеголя у меня просто вырастают шипы и колючки. Как это у ирландцев называется такой человек? Я знаю – у них на этот случай есть отличное слово. Не помните?

– Не знаю, я никогда его не слышала, – сказала Молли, слегка пристыженная своим невежеством.

– А! Это говорит о том, что вы никогда не читали книг мисс Эджуорт[32 - Мария Эджуорт (1768–1849) – популярная англо-ирландская писательница Викторианской эпохи.] – верно? Если бы читали, вы бы знали, что такое слово есть, даже если бы не вспомнили само слово. Если вы этих историй не читали, они будут как раз тем, что скрасит ваше одиночество, – они в высшей степени поучительны и высоконравственны и при этом достаточно интересны. Я дам их вам почитать, пока вы в доме одна.

– Я не одна. Я сейчас не дома, а в гостях у мисс Браунинг.

– Тогда я вам их привезу туда. Я знаю обеих мисс Браунинг: они регулярно приезжали на школьные дни в Тауэрс. Я их называла Пэкси и Флэпси[33 - Пэкси и Флэпси – имена двух говорящих птичек в детской книжке писательницы Сары Триммер (1741–1810).]. Мне нравятся сестры Браунинг: они, во всяком случае, достаточно почтительны, и мне хотелось посмотреть, как живут такие люди. Я привезу вам целую стопку книг мисс Эджуорт, дорогая.

Молли молча просидела минуты две, а затем, собравшись с духом, высказала то, что думает:

– Ваша светлость, – (титул был первым результатом урока, как Молли поняла это, на тему почтительности), – ваша светлость, вы все время говорите «такие люди» о классе людей, к которому я принадлежу, так, словно речь идет о какой-то диковинной породе животных, однако со мной вы говорите так откровенно, что…

– Продолжайте – мне нравится вас слушать.

Молчание затянулось.

– Вы в душе считаете меня немного высокомерной – верно? – спросила леди Харриет почти с добротой в голосе.

Молли молчала еще две-три минуты, потом подняла свои красивые, честные глаза к лицу леди Харриет и ответила:

– Да!.. Немного. Но я думаю, в вас много еще и всякого другого.

– Мы на время оставим «всякое другое». Разве вы не видите, милая, что я говорю по-своему, точно так же как вы говорите по-своему. Вот только различия между нами весьма поверхностные. А знаете, я уверена, что некоторые из ваших добрых холлингфордских дам говорят о бедняках в такой манере, которую те в свою очередь сочли бы высокомерной, если бы могли их услышать. Но мне следует быть более тактичной, помня, как у меня всякий раз закипает кровь от того, как разговаривает и как ведет себя одна из моих теток, мамина сестра, леди… Нет, я не стану называть имени. Всех, кто зарабатывает себе на жизнь, трудясь головой или руками, от богатого купца до работника, она называет «лицами». Она никогда, даже в самом небрежном разговоре, не снизойдет до того, чтобы назвать кого-либо из них общепринятым словом «джентльмен». А то, как она присваивает себе человеческие существа – «моя женщина», «мои люди»… Но в конце концов, это всего лишь манера речи. Мне не следовало употреблять эти слова при вас, но я почему-то отделяю вас от всех этих холлингфордских обывателей.

– Но почему? – настаивала Молли. – Я – одна из них.

– Да. Но – только не упрекайте меня снова в высокомерии – по большей части, когда приезжают в Тауэрс, они так ненатуральны в своей преувеличенной почтительности и в восхищении и так жеманятся, стараясь изобразить изящные манеры, что только выставляют себя на посмешище. Вы, по крайней мере, просты и безыскусны, и вот почему я мысленно отделяю вас от них и почему невольно говорила с вами так, как стала бы… (ну вот, опять высокомерие!) как стала бы говорить с равным себе – я хочу сказать, равным по положению в обществе, потому что не претендую на превосходство перед ближними в более существенных качествах. Однако вот и чай – как раз вовремя, чтобы я не впала в чрезмерное смирение.

Это было очень приятное чаепитие в бледных сентябрьских сумерках. Как раз когда оно закончилось, вновь появился мистер Престон:

– Леди Харриет, не позволите ли мне удовольствие показать вам, пока не стемнело, какие изменения я сделал в цветнике, соразмеряясь, как мог, с вашим вкусом?

– Благодарю вас, мистер Престон. Как-нибудь на днях я приеду вместе с папой, и мы посмотрим, достойны ли они одобрения.

Мистер Престон густо покраснел. Однако он сделал вид, что не заметил надменности леди Харриет, и, повернувшись к Молли, спросил:

– Не желаете ли, мисс Гибсон, взглянуть на сад? Вы, кроме как в церковь, по-моему, совсем не выходили из дома.

Молли не привлекала перспектива прогулки в обществе мистера Престона, но ей очень хотелось побыть хоть немного на свежем воздухе, она была бы рада осмотреть сад и с разных точек поглядеть на дом; к тому же, как ни неприятен был ей мистер Престон, ей стало жаль его за только что полученный им надменный отказ.