– Но только не на то, чтобы стать рыбачкой.
– Я бы на себя руки наложил, если бы ты стала рыбачкой, Рут. Каждый божий день накладывал бы на себя руки.
– А если я хочу стать рыбачкой? Если я хочу стать моряком? Если я хочу поступить на службу в береговую охрану? Или, может быть, я хочу совершить кругосветное путешествие?
– Не хочешь ты ни в какое кругосветное путешествие.
Рут вовсе не хотела отправиться в плавание вокруг света.
Она просто болтала. Они с Сенатором часами вели разговоры о такой ерунде. День за днем. Ни она, ни Сенатор большого значения этой болтовне не придавали. Сенатор Саймон погладил по голове свою собаку и сказал:
– Вот и Куки говорит: «Ну какой из Рут мореплаватель? Рут не хочет быть мореплавателем» Ты ведь так сказала, Куки? Верно, Куки?
– Куки, не вмешивайся, – сказала Рут.
Примерно неделю спустя Сенатор снова заговорил на эту тему, когда они с Рут сидели на камнях и наблюдали за Вебстером. Сенатор и Рут всегда разговаривали так, словно ходили по одному кругу. На самом деле, это был один и тот же разговор, и вели они его с тех самых пор, когда Рут было около десяти лет. Они ходили и ходили по кругу, словно девочки-школьницы на переменке.
– Зачем тебе эта работа на омаровой лодке, ради всего святого, скажи? – спросил Сенатор Саймон. – Не застрянешь же ты на этом острове на всю жизнь, как Поммерои. Они глупые бедолаги. Ловить омаров – это все, чем они могут заняться.
Рут уже успела забыть, что говорила о том, будто собирается устроиться помощницей на омаровую лодку, но сразу стала защищаться:
– Женщина с этой работой справится не хуже мужчины.
– А я не говорю, что женщина не справится. Я говорю, что никому этой работой заниматься не стоит. Жуткая работа. Работа для идиотов. Если каждый решит стать добытчиком омаров, скоро вообще омаров не останется.
– Тут омаров для всех хватит.
– Ну уж нет, Рути. Ради всего святого, кто это тебе сказал?
– Папа.
– Ну, ему омаров хватит.
– Как это понимать?
– Да так, что он у нас Жадюга номер два. Он своего не упустит.
– Не обзывайте так моего папу. Он терпеть не может это прозвище.
Сенатор потрепал загривок Куки:
– Твой папочка – Жадюга номер два. А мой братец – Жадюга номер один. Все это знают. Даже Куки знает.
Рут перевела взгляд на Вебстера, бродящего по илу. Она ничего не ответила. Через несколько минут Сенатор Саймон сказал:
– Знаешь, на омаровых лодках даже спасательных шлюпок нет. Это для тебя небезопасно.
– Зачем же на омаровых лодках спасательные шлюпки? Омаровая лодка сама не намного больше шлюпки.
– Правда, и спасательная шлюпка человека не спасет…
– Вот уж нет. Конечно, спасательная шлюпка спасет человека. Спасательные шлюпки то и дело спасают людей, – уверенно заявила Рут.
– Даже если у тебя есть спасательная шлюпка, надо, чтобы тебя спасли как можно скорее. Если твою спасательную шлюпку найдут через час после кораблекрушения, тогда, конечно, все будет хорошо…
– Кто бы говорил о кораблекрушениях? – хмыкнула Рут, хотя она отлично знала, что примерно каждые три минуты Сенатор готов завести разговор о кораблекрушениях. О кораблекрушениях он с ней разговаривал годами.
Сенатор сказал:
– Если ты будешь в спасательной шлюпке и тебя не спасут в первый час, то твои шансы на спасение станут слабыми. Очень слабыми, Рути. И с каждым часом они будут становиться все слабее. Если после кораблекрушения ты проведешь в спасательной шлюпке весь день, можешь не сомневаться: тебя совсем не спасут. И что ты тогда будешь делать?
– Буду грести.
– Будешь грести. Ты будешь грести, когда проторчишь в спасательной шлюпке неведомо сколько времени? Когда солнце сядет, а никакого корабля, который тебя спасет, не будет видно? Ты будешь грести. Такой у тебя план?
– Ну, наверное, я что-нибудь придумаю.
– Что придумаешь? Что тут придумывать? Как догрести до ближайшего материка?
– Господи, Сенатор. Я никогда не заблужусь в море, сидя в спасательной шлюпке, клянусь.
– Когда происходит кораблекрушение, – не унимался Сенатор, – спасти тебя могут только случайно – если вообще спасут. И запомни, Рути: чаще всего пострадавшие при кораблекрушениях ранены. Это не то же самое, что спрыгнуть с корабля в штиль и немножко поплавать. У большинства жертв кораблекрушений сломаны ноги, или у них ужасные порезы или ожоги. И как ты думаешь, отчего в конце концов ты погибаешь? Рут знала ответ.
– От упадка сил? – сказала она как бы наугад, нарочно, лишь бы продолжить разговор.
– Нет.
– Акулы?
– Нет. От нехватки пресной воды. От жажды.
– Это правда? – вежливо поинтересовалась Рут.
Но как только речь зашла об акулах, Сенатор на некоторое время умолк, а потом сказал:
– В тропиках акулы забираются прямо в лодку. Суют в лодку свой нос и принюхиваются, как собаки. Но гораздо хуже акул барракуды. Допустим, ты потерпела кораблекрушение. Ты плывешь, ухватившись за обломок корабля. Подплывает барракуда и вонзает в тебя свои зубы. Ты можешь оторвать от себя барракуду, Рути, но не всю – ее голова останется. Барракуда – она как каймановая черепаха, Рути. У нее мертвая хватка. Даже подохнув, она не разжимает зубов. Это правда.
– Здесь мне ничего особо бояться барракуд, Сенатор. И вам из-за барракуд тоже переживать не стоит.
– Ну ладно, а как насчет сайды? Чтобы встретить сайду, не надо плыть в тропики, Рути. У нас тут сайды полным-полно. – Сенатор Саймон Адамс взмахнул рукой, указывая на открытое море. – А сайды охотятся стаями, как волки. А электрические скаты! Люди, уцелевшие после кораблекрушений, рассказывают, что гигантские электрические скаты подплывали прямо к спасательной шлюпке и целыми днями кружили рядом. Эти люди называют их рыбами-одеялами. Тут у нас можно встретить электрического ската, который будет побольше спасательной шлюпки. Скаты будут плавать вокруг тебя, словно тени смерти.
– Очень яркая картина, Сенатор. Замечательно.
Сенатор спросил:
– Что у тебя за сэндвич, Рути?
– С ветчинным салатом. Хотите половинку?